Княжну Анну подобное ухаживание не смущало, и она иной раз даже улыбалась барону. А воспользовавшись великодушием очарованного рыцаря, она попросила графа Госселена послать в Париж гонца:
— Прошу тебя, славный граф, уведомить короля, что мы приближаемся и скоро будем на его земле.
— Я сам отправлюсь за гонца, а уведомив, вернусь к тебе, государыня, — ответил граф.
— Спасибо, благородный Госселен, ответила княжна.
В тот же день парижанин и два воина в сопровождении барона ускакали к рубежу Германии и Франции. Там слово барона фон Штубе помогло Госселену и его воинам перейти рубеж без каких-либо помех. И когда на границе Франции настал час расставания с влюбленным рыцарем, Анна подарила ему золотой перстень и позволила поцеловать руку. Он был наверху блаженства, готовый следовать за Анной до Парижа или на край света.
Однако на рубеже Франции влюбленному фон Штубе уже не было места в свите княжны. Анну встречали около десяти графов и баронов — придворных короля Генриха и вассалов их земель восточнее Парижа. Привел их граф Госселен. Он представил всех вельмож Анне. В эти часы княжна Анна осознала окончательно, что ее путешествие подошло к концу, что Русь уже далеко, а она вступила на землю, которая до конца дней станет ее второй родиной. Здесь у нее появятся дети, внуки — будущие короли и герцоги Франции.
Глава четырнадцатая. Венчание в Реймсе
Король Генрих Первый подъехал в старинный Реймс в первых числах мая. При нем была большая свита из придворных вельмож и тех, кто считал себя парижской знатью. Но истинные знатные вельможи — герцоги, графы, князья, — кои были против супружества короля, отсиживались в своих родовых замках и землях. Генрих по этому поводу сказал графу Госселену:
— Когда княжна Анна станет королевой Франции, они пожалеют, что не встретили ее.
Король Генрих провел в городе три дня, встретился с епископами, с мэром, посмотрел, как готовят замок к приему невесты и гостей, и счел, что пока ему в Реймсе делать нечего. Прикинув, что княжна может быть в Реймсе только к середине мая, он покинул город. С небольшим отрядом телохранителей и придворных король поскакал навстречу невесте. Он взял курс на Шелон, и там герольды доложили ему, что кортеж славянской принцессы Агны — так назвал Анну камергер короля Матье — покинул Страсбург и находится в пути в Нанси. Переночевав в Шелоне, король поскакал дальше. Его влекло желание поскорее увидеть свою нареченную. Он истосковался по женскому теплу, вдовствуя уже какой гож. Да и в те годы, когда была жива королева Матильда, он редко находился в ее обществе, убивая время то в военных ходах, то на охоте, которую любил превыше всего. Часами не покидая седла, король ехал впереди своего отряда и был словно в одиночестве. Потому Генриху вольно думалось. Он испытывал волнение, переживал, что Франция не понравится славянской княжне. Ей, по рассказам путешественника Бержерона выросшей в просторном, без конца и края, государстве, придется не по душе лоскутная держава где нельзя ступить, чтобы не перешагнуть границу графства, хозяин которого вовсе не зависел от своего сюзерена. «Десять графств и герцогств, — вздыхал Генрих, — и ни одного почтительного вассала. Матерь Божья, помоги мне одолеть их неприязнь, их вражду», — молился иной раз король. Нынешняя Франция не нравилась и самому Генриху, королю династий Капетингов, политика коих все годы сводилась к тому, чтобы искоренить во Франции междоусобицы. Да как можно их уничтожить, ежели он со своим братом не может помириться много лет и уже погубил тысячи жизней своих подданных в постоянных кровавых схватках!
В пути было время у Генриха вспомнить и о том, что рассказывал Бержерон о сказочном богатстве Ярослава Мудрого и его державы. Она торгует с Византией и вывозит туда самую ценную в мире пушнину. И выручает за нее огромные деньги. Еще вывозит на продажу мед, воск, моржовую кость — все, чего в европейских державах нет. И сами россы везут из Византии сказочные товары, которых бедная Франция и не видывала. И женщины при великокняжеском дворе, сказывал Бержерон, одеваются по византийской моде. Сам Генрих считал, что женщин не следует одевать красиво. Да и свою пригожесть им не должно выставлять напоказ. Но то говорил в Генрихе неприхотливый воин и обиженный красавицей матерью сын.
Как короля, Генриха уязвляло то, что Византия делилась с Россией не только предметами быта и роскоши, но и сокровищами культуры. Генрих вспоминал рассказы Бержерона, которые ему, бескнижному и бесписьменному королю, были загадочны и удивительны.
— Наследница древней Эллады, Византия, вот уже какой век служит для России образцом роскоши императорской жизни. И сами великие князья живут по законам Константинополя. Они одеваются пышно, носят много золота и драгоценных украшений, — упоительно вспоминая впечатления от великокняжеского двора, говорил Бержерон.
— Ну полно, хватит, — останавливал Генрих Пьера. — Ты, сочинитель, знаешь, что Франция — это королевство воинов, а не придворных дам. Нам нужно добывать железо для мечей, а не золото на украшения.
И от рассказов Бержерона о богатстве России Генрих сумел откреститься. Да, золото ему нужно, но только для того, чтобы купить оружие, нанять воинов.
Но то, что пылкий Бержерон поведал о принцессе Анне, не выветривалось, но вкоренялось в душу Генриха все сильнее. И в то же время многое пугало Генриха в потоке похвал Анне.
— О, если бы ты, сир, знал, как она умна, как вольно разговаривает по-латыни, по-гречески, а теперь вот и по-французски, ты был бы от нее в восторге. Она даже перед папой римским не уронит чести и достоинства. Книжность помогает ей быть человеком государственного ума.
— Хватит, хватит, — сердился Генрих. — Кого ты мне сватаешь? Книжную бабочку? А я хочу, чтобы моя супруга умела скакать на коне, стрелять из лука и не пугаться при виде дикого вепря.
Помнил Генрих, что при этих словах Бержерон лишь лукаво улыбнулся.
— Ты еще увидишь, государь, скачущую амазонку, — заверил Пьер Генриха. — В России прежде учат детей ездить на коне, а уж потом ходить ножками.
— То твои выдумки, — сердито отозвался король.
Размышления Генриха по поводу загадочной славянки продолжались часами. И он не замечал, как пролетали сутки за сутками. И теперь вовсе для него неожиданно герольды сказали ему, что его ждет встреча с княжной, которая стоит лагерем неподалеку от Бор-де-Люка на берегу Мааса.
Последнее лье король одолел на рысях без остановки. И еще издали увидел в стороне от деревни на лугу скопление воинов, лошадей, повозок. Камергер Матье де Оксуа, скакавший рядом с королем, показал на лагерь и произнес:
— Это россы княжны Анны.
— Слава Богу, наконец-то мы их достигли, — заметил Генрих.
Навстречу королю от лагеря примчала группа всадников во главе с канцлером Жаном де Кошон. Он с удивлением воскликнул:
— Государь, как ты оказался здесь?! Ведь было сказано тобой графу Госселену, что ждешь нас в Реймсе.
— Мне пришлось изменить свое решение, — ответил король и спросил: — Что делает принцесса Анна?
— Сегодня я ее не видел.
— Сир, могу ли я уведомить о твоем прибытии россов? — спросил короля камергер Матье.
— Конечно. И немедленно.
И тот ускакал в лагерь. А когда Генрих появился близ становища, то его встретили более трехсот воинов — французских и русских — и десятка два вельмож. Среди них были епископ Готье, граф Госселен, каноник Анри д’Итсон, барон Карл Норберт. Король сошел с коня и отдал повод стременному. Каноник и епископ подошли к королю, и Готье осенил его крестом:
— Благословляем тебя, сын наш, король Франции. Говорим: все чаяния твои исполняются. Мы бережно доставили из далекой Таврии добытые там мощи святого Климента, и с вами пришла из России твоя невеста, дочь великого князя Ярослава Мудрого, княжна Анна.
— Благодарю вас, святые отцы, — ответил король.
Но смотрел он не на них, а поверх их голов, на свою нареченную. «Почему она не идет навстречу? Ведь я жду ее!» Однако та молодая женщина продолжала стоять и тогда, когда Генрих двинулся к ней. Глаза их встретились. Ее взгляд привлекал Генриха. Ему это не понравилось. Король подошел к незнакомке и рассматривал ее в упор: рыжие волосы, правильные черты лица, красивые губы, нос — все привлекало, особенно ярко-зеленые глаза притягательной силы. «Ну! Бержерон, как ты лжив! Она же вовсе не красавица!» — воскликнул в душе Генрих. Лишь глаза — опять они — у этой славянки были особыми. Они завораживали и, как показалось Генриху, лишили его дара речи.
В сей миг к нему подошел каноник-канцлер Анри и тихо сказал:
— Мой государь, пред тобою фаворитка княжны Анастасия. Самой Анны в лагере нет.
Король облегченно вздохнул, почувствовал себя свободнее и ответил канонику:
— Ты спас меня от конфуза, Анри. Но где же принцесса? Может, она еще отдыхает в шатрах?
Он еще раз оглядел Анастасию и нашел, что на ней изящное византийское платье свободного покроя, скрывающее беременность.
— Скажите, где ваша госпожа? — спросил он.
— В шатре Анны нет. Она на прогулке и поехала осматривать замок Сен-Дени-Эбикуле, — ответила Анастасия по-французски.
Король был удивлен ее хорошим французским выговором и благодарно кивнул ей. Он осмотрелся, увидел ряды воинов россов. Это были статные, сильные витязи, светлолицые, светловолосые, в добротных кафтанах и в сапогах. Все вооружены мечами и червлеными щитами. Взгляд короля задержался на Анастасе. В нем король отметил нечто богатырское. «Ах, какой славный рыцарь! Да посмотрим, каков ты на турнирах!» Но вспомнил про Анну, потребовал коня, легко поднялся в седло и крикнул телохранителям:
— За мной!
И Генрих поскакал к замку Сен-Дени-Эбикуле, который виднелся в полутора лье от лагеря. А перед ним все с той же завораживающей силой светились зеленые глаза Анастасии.
— Вот наваждение! — воскликнул Генрих и, ударив коня плетью, перешел на галоп. Глаза Анастасии исчезли.