Данила Игнатьевич был отряжен в число тех, кто провожал Олега Святославича из Стародуба. Старый боярин вместе с десятком отроков спозаранку был у распахнутых ворот. От Мономаха прибыл боярин Ратибор и отец Василий, коий принимал клятву князя-изгоя. Давид Игоревич прислал доверенного человека, Лазаря. От Ярослава Ярополчича никого не было.
Князь Олег выехал из города первым. Расправив плечи, в дорогой броне, при оружии, надвинув на глаза шелом, он смотрел вдаль орлиным взором, но трудно было понять, какие мысли владеют им. Двое его ближних бояр следовали за ним верхом. Далее под охраной отроков в возке ехали его два малолетних сына - Олег не хотел разлучаться с ними даже надолго, не ведая, что случится с мальчиками, если они попадут в руки его двоюродных братьев. Дальше одна за другой выезжали телеги и возки, где везли княжеское добро, сидели семьи ближних бояр. Замыкали строй верховые дружинники. Пересчитывая глазами воинов, бояре тихонько ахали - выходило, что у Олега не так мало верных воинов. Всего всадников набралось более трех сотен, не считая бояр и их собственных отроков. Последними из города выбрались подводы с ранеными - Олег и их забирал с собой. Многих удивило то, что некоторые жители Стародуба высыпали следом за княжеским поездом - мужики снимали шапки и крестились, женщины махали платками и кричали что-то на прощание.
Князья, все четверо, были на валах, издали глядя на отъезд врага. Но Олег даже не взглянул в их сторону. Он сразу повернул коня на Смоленскую дорогу и рысью поспешил туда. И в его посадке, гордо расправленных плечах и уверенных скупых движениях многие чувствовали - он уходил обиженным, побежденным, но не сломленным и готовым продолжать борьбу.
Данила Игнатьевич сокрушенно покачал головой. Как он надеялся, что после этой усобицы наступит мир! Оставалась еще слабая надежда, что так оно и будет.
Внезапно рядом послышался топот копыт, и задыхающийся от волнения голос воскликнул:
- Боярин! Беда!
Данила Игнатьевич обернулся. Перед ним стоял один из его отроков.
- Что еще случилось? - сдвинул брови Данила Игнатьевич.
- Батюшка боярин! Сын твой Иванко здесь. С Никитой Малютичем… Из Киева прискакал!
- Иванок?
Данила Игнатьевич бросил последний взгляд в сторону удаляющегося княжьего поезда - последняя подвода уже свернула в сторону Смоленска - и повернул коня.
Иванок бросился ему навстречу. Никита Малютич шел за отроком следом.
- Батюшка! - закричал Иванок. - Худые вести у нас! Поганые Устье пожгли, никак, к Киеву спешат!.. Я в Берестове был, когда до нас гонец добежал.
- Половцы? - У боярина сжалось сердце. Вот тебе и мир! На другой день, проводив Олега и его ближних, войско союзных князей двинулось обратно. Возле Чернигова отделился и пошел своим путем Давид Игоревич. А Святополк и Владимир поспешили впереймы половцам.
Глава 14
Город держался стойко. Кипчаки теряли людей в стычках и на приступе. Число их не убывало, но слишком дорогой ценой доставалась победа. В конце концов Тугоркан принял мудрое решение - вокруг на берегах Трубежа раскинулись плодородные пойменные луга с сочной, так и оставшейся нескошенной травой, где вольготно пастись лошадям. А жители заперты в городе. Рано или поздно их одолеет голод. Они сперва подъедят зимние запасы, потом начнут забивать скотину, а там настанет день, когда, изнемогая, откроют ворота, как три года назад открыли их торки. Жаль, что нельзя перекрыть и эту реку, как удалось вывести из Торческа его речушку! Но Трубеж был слишком широк и полноводен, поэтому приходилось ждать.
Тугоркан был готов ждать сколько угодно. Его сын Ехир был во всем послушен отцу, хан Курей тоже, молодой Итларевич хоть и рыл землю от нетерпения, словно молодой конь, но понимал, что, пока крепки стены и заперты ворота, он не сможет никому отомстить, и смирился с ожиданием. И только хан Боняк не мог терпеть. Он несколько раз посылал своих людей в зажитье по окрестностям, но добычи было мало.
И однажды он приступил к Тугоркану. Тот проезжал станом, издалека поглядывая на урусский город, его крепкие, недавно подновленные стены и глубокий ров, который его воины, как ни старались, не могли засыпать полностью. От тепла старого хана слегка разморило, он подремывал, качаясь в седле и раздумывая, не вернуться ли в дом, где его ждет наложница-уруска? Когда Боняк поравнялся с ним, Тугоркан только приоткрыл один глаз. Он уже понял, что хан-союзник приехал не просто так.
- Что просить у меня пришел? - спросил Тугоркан. - Говори. Я другу не откажу.
- Надоело мне тут стоять. - Хоть и несколько удивленный проницательностью Тугоркана, Боняк заговорил прямо. - Урусская земля большая, это не единственный город. Есть Киев и другие земли. Я уже подходил к Киеву, хочу сходить еще раз. Посмотрю, какие там места, поищу себе и своим воинам добычу…
Тугоркан поморщился. Он пока не ссорился с зятем и не хотел зря портить жизнь дочери. Боняк правильно угадал его сомнения.
- Сам Киев мне не нужен, - сказал он. - Но вокруг много богатых городов и сел. Они невелики, моих сил хватит, чтобы их взять. Если добычи будет много, я треть ее отдам тебе, великий хан.
При упоминании доли в военной добыче Тугоркан расправил плечи. Только истинно великим ханам другие платят за разрешение идти воевать соседей. Боняк тоже силен, за ним Бонякиды. Но с ними выгоднее дружить, чем ссориться - к тому же они дальняя родня.
- Ты сильный хан, Боняк, - уклончиво ответил он. - Кто я такой, чтобы удерживать тебя на месте? Иди к Киеву, если хочешь. А я буду стоять здесь. И постараюсь не забыть тебя, когда придет пора брать город.
Боняк кивнул, горбясь в седле. В его ушах уже стоял грохот конницы, врывающейся в города, гортанные крики его батыров, вопли пленниц и скрип нагруженных добром повозок. Если бы удалось взять Киев!.. Но Боняк понимал, что в одиночку ему не одолеть этот город.
Уже на другой день орда снялась с места и отправилась вдоль левого берега Днепра в сторону Киева. Хан хорошо знал правый берег Днепра - там на каждом шагу был укрепленный городец. Многие из них уже несколько раз испытали на себе Удары половецкого войска - те, что легко было взять, только-только восстанавливались. Одолеть их ничего не стоило, но и брать тоже было нечего. Были другие, побогаче, но Боняк не был уверен, что сможет их взять с налету. У него было только двенадцать тысяч воинов, что, конечно, было много, когда идешь по пустой, наполовину вытоптанной и выжженной земле, но слишком мало, когда подходишь к стенам города.
Боняк спешил и подошел к городу тайно. Заметили его поздно, только когда вдали показалась поднятая тысячами коней пыль. Над городом уже спускалась вечерняя заря, и облака пыли казались кроваво-красными.
В Киеве забили тревогу. Мстислав и Ярослав сидели за вечерней трапезой, когда услышали перезвон колоколов, и тут же в горницу вбежал посланный Путятой Вышатичем человек:
- Половцы!
Мстислав первым сорвался с места, кинулся облачаться в броню. На ходу подхватывая оружие, выскочил из палат, с ходу запрыгнул на коня и поскакал к стене. Там поднялся на самый верх, высунулся, упираясь ладонями о камень, в бойницу.
Половцы растекались по берегу Днепра, и в стороне уже поднимались клубы дыма - горели избы предместья. В вечернем полумраке они казались черными тенями, а огонь вспыхивал яркими бликами. Топот копыт и крики сливались в неясный гул. Мстиславу казалось, что он различает среди всадников и пеших - первых пленных киевлян. Юноша тихо застонал, стискивая кулаки. Сосчитать врагов было невозможно, и нельзя было понять, сумеет ли киевское ополчение их одолеть.
- Эва, гляди-ка! - послышался вскрик. - Какой столбище огня! Никак, церковь запалили, проклятые!
Мстислав повернулся в ту сторону. Ниже по течению, у излучины, в темно-синее небо с первыми звездочками поднимался клубами черный дым, в сердце которого вспыхивали сполохи огня. Даже в такой темноте юноша понял - это горит княжий двор и монастырь в Берестове. Скоро запылала и вся деревня.
- Не снимать оружия, огней не гасить, - негромко приказал Мстислав. - Не приведи Господь, поганые ночью на приступ пойдут.
Киев насторожился, готовый не смыкать глаз, но Боняк так ни разу и не кинулся на каменные стены. Его орда рассыпалась вокруг, грабя и поджигая все подряд, волоча забытый скот и нерасторопных людей в полон, и оставляла киевлян только молча, с затаенной ненавистью следить за ними.
Боняк с неделю уже кружил возле Киева. Попадавшиеся ему на пути села и деревни были сожжены, дома разграблены, жители уведены в полон. Хан не торопился - окрестности большого города урусов оказались богаты. Если бы Тугоркан знал, что таит эта земля, не стоял бы под Переяславлем, а наведался сюда. С его силой можно было попробовать осадить Киев. Боняк уже несколько раз водил орду на приступ, но взять города не смог.
В поисках добычи его воины десятками и сотнями кружили по окрестностям. И когда Боняк был под самой стеной Киева, к нему примчалась сотня Гзы-бея. Еще когда Гза-бей появился вдали, по сопровождавшему его шуму Боняк понял, что приключилось нечто странное.
- Великий хан! Великий хан, урусы! - издалека кричал воин.
- Какие урусы? Что ты мелешь? - напустился на него Боняк.
- Урусские полки! Идут сюда скорым шагом! - ловя ртом воздух, доложил Гза-бей. - Мы видели вдали стяги. Скоро они будут здесь!
Боняк ничего не знал о том, куда и почему отправились князья Киева и Переяславля. Он думал, что все урусы сидят по своим городам, затворившись и пережидая приход кипчаков.
- А много их там? - спросил он.
- Тьмы и тьмы! Наверное, урусы послали гонцов за помощью, и это идут другие урусские коназы!
Боняк через плечо бросил взгляд на стены Киева. Сколько бы ни было урусов, города ему уже не взять.
- Уходим! - приказал он. - Всем отходить! И да укроет нас Тенгри-хан!
Во все стороны полетели гонцы, передавая приказ Боняк-хана немедленно собираться и уходить на тот берег Днепра, в сторону Поросья. Киевляне со смешанным чувством Удивления и тревоги следили со стен за ними. Истина открылась людям, только когда на другой день после полудня со стен дозорные увидели стяги киевского князя.