- Когда это случилось?
- Вчера. Только ночь спасла нас от верной смерти да еще то, что урусы прекратили погоню, чтобы похоронить своих мертвых. Мы не смогли вернуться, чтобы забрать в степи тело Тугоркана и его сына.
Торкан-бей раскачивался в седле и тихо подвывал от горя.
Боняк думал недолго. Вчера убит Тугоркан, его союзник и соперник. Урусы празднуют победу, значит, вот-вот они будут здесь. Уходить придется с полоном и добычей, а это значит, что урусские дружины успеют догнать и отобрать все.
- Уходим! - закричал Боняк. - Довольно! Все назад, в степи! За мной!
Он первым поворотил коня вон из города. Нукеры заголосили, передавая приказ хана остальным, и половцы спешно стали покидать Подол, гоня перед собой пленников и на ходу запихивая в седельные мешки награбленное.
Простившись с Владимиром Мономахом добрыми друзьями, Святополк шел к Киеву. Где-то там оставался второй половецкий хан, с которым тоже предстояла сеча, но после победы под Переяславлем великий князь чувствовал прилив сил и готовность биться до конца. Немного огорчала только смерть Тугоркана - как-никак, они с ним не были в ссоре, хан пришел под стены другого русского города, Киева не грабил. Да и юная Ирина Тугоркановна мало в чем виновата - разве тем, что не пришлась по сердцу и сейчас заслуживала только жалость.
Войско без остановок шло до перекрестка дорог между Берестовом, где, как князь уже знал, его княжеский двор и все прочие дома были спалены, и Печерским монастырем. Здесь Святополк велел остановиться и отъехал с дороги на несколько шагов, озирая луговину, холмы и лес невдалеке.
- Ройте могилу, - приказал он. - Здесь положим Тугоркана с сыном его. Пущай души их вечно маются и не будет им покоя после смерти за то, что нам покоя не давали при жизни.
Бояре, слышавшие слова князя, да и многие простые дружинники согласно закивали, хотя кое-кто и поежился тайно - по древним поверьям, на перекрестке дорог добрых людей не хоронили, ибо это место опасное и является прибежищем всякой нечистой силы. Пока одни рыли могилу, другие крестились и шептали старые заговоры от нечистой силы. Но никто не дерзнул укорить князя, что погребает половецкого хана без должного почтения к покойнику. Наоборот, многие вздохнули с облегчением, когда мертвые тела свалили в яму и стали закидывать ее землей. Когда вырос холм, на него водрузили камень, и Святополк преломил поданный ему хлеб, поминая покойников.
Люди еще не успели отдышаться после странных похорон, когда вернулись дозорные - князь велел выслать на поиски врага сторожи.
- Княже! - Дружинники подскакали к нему. - Монастырь поганые порушили!
Святополк поднял голову, глядя вдаль. За лесом уже не было видно клубов дыма, но казалось, что он ощущает его горький привкус. Чтобы очиститься от скверны, он сам хотел заехать в Печерскую лавру, поклониться гробу Феодосия Печерского, которого уже сейчас некоторые почитали как святого, помолиться в одиночестве, побеседовать с книжниками…
До монастыря скакали как одержимые. Многим казалось, что поганые еще там, но когда дружинники во главе с самим князем подъехали к святой обители, глазам их предстало зрелище разора и пожога.
Ворота были снесены, стены местами обгорели и почернели, несколько мертвых монахов валялось у дороги. В самом монастыре норы-кельи монастырской братии были разорены, дом Богородицы и храм наполовину обгорел. Чудом уцелевшие монахи бродили вокруг, собирали тела убитых собратьев и сносили их вместе.
Святополк полными изумления и ужаса глазами озирался по сторонам, не веря в случившееся. Въехавшие следом за ним бояре и дружинники крестились и истово молились.
- Что же это деется? Что деется? - слышался чей-то дрожащий шепот.
- Князь? - высокий, такой же длиннобородый, как и Святополк, монах быстрым шагом направился к нему, взял его коня под уздцы. - Зришь ли разорение наше?
- Нестор! - Святополк спешился, обнял друга-инока. - Что тут приключилось?
Нестор обвел глазами двор. Многие монахи, заметив приезд князя и бояр, оставили свои дела и подходили к ним. Большинство были в порванных, местами обгорелых рясах, кое-кто с окровавленными тряпицами на лбу или руках.
- Видать, за грехи наши Господь испытывает нас в вере и терпении, насылая безбожных сынов Измайловых! - вздохнул Нестор. - Мы почивали после заутрени, когда они подошли к стенам обители… Брат привратник поднял тревогу. Мы проснулись, побежали кто куда, а неверные выбили двери и ворвались. Ничто их не останавливало - ни мольбы, ни укоры! Истинно говорю, князь, каменные сердца у них, - вздохнул Нестор, и все согласно закивали, нестройными голосами подтверждая его слова.
- Мы побежали. Кто поспешил укрыться на задах монастыря, тот уцелел, но те, кто решил найти спасение в храме Божьем, пали от рук неверных! Господь отворотил лик Свой от нас, грешных. Неверные язычники врывались в монастырские кельи, выносили оттуда все, что могло быть ценным. Они вбежали в храм, хотя наши братья упреждали их, что Господь покарает их за святотатство. Но их сердца обросли шерстью. Они дерзнули ступить на хоры и там убивали наших братьев. А после стали грабить и рушить все и возносить хулу на нашего Бога, крича: «Где Бог их! Да поможет им избавить себя…»! Прости меня, Господи, грешного, - Нестор быстро перекрестился, и все монахи и кое-кто из бояр и дружинников последовали его примеру, - но и аз есмь, грешный, слыша сии богопротивные слова, на миг усомнился в мудрости Его, любви и терпении. Но Господь все видит и все знает, Он простил меня в слабости моей и сохранил от мечей язычников. А иным нашим братьям Бог судил принять мученический венец - одних зарубили, других в полон уволокли…
Монахи сбивчиво заговорили, перечисляя свои обиды и имена погибших и уведенных в полон братьев.
- Истинно глаголю вам, братие! Се судный день для нас настал! - вещал один. - Сии бесовы дети касались святых икон, сдирали с них оклады, а сами святые лики бросали в грязь, и Господь терпел сие поношение, пытая твердость духа нашу!
Святополк прошел по монастырскому двору, в нерешительности остановился перед притвором гроба Феодосия. Двери его были сожжены, несколько разломанных и частично обгоревших икон валялось на пороге, и князь опасался сделать хоть шаг из боязни, что там внутри царит еще больший разор и погром.
Сзади подошел игумен Иоанн. Он был мрачнее обыкновенного. Строго глядя на князя и осуждающе качая головой, собрал иконы, всем своим видом показывая, что Святополк должен был догадаться сам и подобрать их, и шагнул в обгорелый проем.
Через несколько мгновений послышался его дрожащий голос:
- Чудо! Чудо Господь сотворил!
Святополк, Нестор и несколько монахов вперемежку с боярами бросились внутрь. Хотя в притворе валялись обгорелые книги и разломанные иконы, но сам гроб святителя остался нетронутым и даже как будто приподнялся над всей этой мерзостью. Казалось, грабители не заметили его.
Монахи пали на колени вслед за игуменом, который неистово крестился и молился, отбивая поклоны. Святополк тоже опустился на колени и с видимым облегчением перекрестился, радуясь тому, что хоть что-то в этом суетном непрочном мире остается незыблемым.
Возвращение князя из похода и счастливое избавление от половецкого набега для всех было праздником. И пускай на Подоле многие избы были пожжены, во многих семьях родных и близких погнали в неволю, в окрестностях Киева было сожжено несколько церквей и три монастыря, но зато был убит сам хан Тугоркан, тот самый, что уже несколько раз наводил на Русь поганых. Орда получила еще один урок, Святополку Изяславичу в союзе с Владимиром Всеволодовичем Мономахом удалось отбить захваченный в Зарубе и Чучине полон, и опасность половецкого выхода в этом году уже больше не грозила исстрадавшейся земле. Кроме того, Удалось загнать в угол и смирить внутреннего врага - Олега Святославича Черниговского. Было чему радоваться.
Приближался день поминовения святых мучеников Бориса и Глеба, и к этому дню Святополк приурочил пир в ознаменование похода на половцев и их союзника Олега.
Не первый раз Иванок переступал порог княжеских сеней в день почетного пира, но впервые он шел на него как гость. Молодые отроки, детские и гридни, провожали его завистливыми взглядами. Холопки зазывно улыбались, заставляя отрока смущенно краснеть, а старые бояре и знатные воины снисходительно косились на приемного сына Данилы Игнатьевича. У большинства из них сыновья были на несколько лет постарше, за исключением молодого Никиты Малютича, чьи малолетние сынки еще были младенцами. В окружении взрослых мужей и их сыновей Иванок чувствовал себя не в своей тарелке и скромно присел в уголок.
Пир князь Святополк затеял знатный. Он сидел во главе стола, крытого расшитой шелковыми нитями скатертью. По правую руку от него сидели Ярослав и Мстислав, по левую, там, где должна была быть молодая княгиня Ирина Тугоркановна, место оставалось пусто. Молодая княгиня скорбела по отцу и отказалась выйти к пирующим.
Но всем было весело и без нее. Вино лилось рекой, чашники разливали хмельные меды, обносили гостей яствами. Великий князь улыбался, слушая негромкий гул голосов, и приветственно кивал на заздравные речи. Пил он мало, небольшими глотками, и оставался трезв, но это не мешало ему испытывать гордость и радость от происходящего. Бояре вставали один за другим, кланялись князю и княжичам, славили и выпивали за их здоровье, желая боевых побед и долгого княжения. Чем дальше, тем громче становился гул голосов. Слуги выносили опустевшие блюда и кувшины, спеша заменить их новыми. Бояре и дружинники вспоминали бой и свое в нем участие, хвастались своим достоянием, громко хохотали над шутками и ужимками скоморохов, которые скакали и плясали между столов, потешаясь над Тугорканом, как он шел на Русь воевать, да сам бит был. Иванок покраснел до ушей, когда на «Тугоркана» накинулся самый маленький из скоморохов, видимо сын одного из них. И «грозный хан» с визгом и криками улепетывал от достававшего ему только до пояса «богатыря» через весь зал.