- Князь! - воскликнул он на весь двор так сильно, что некоторые монахи поспешили отворотиться от слишком явного проявления этой жизнерадостности. - Великий князь киевский Святополк Изяславич тебе передать велел: не хочешь ждать именин - неволить не хочу. А просто приди, посиди гостем у меня вместе с Давидом Игоревичем Волынским.
- Давид Игоревич в Киеве? - Василько слегка нахмурился. Он недолюбливал соседа, чувствуя, что и тот не жалует его.
- Гостем приехал к Святополку Изяславичу, остается до его именин. Он про тебя и сказал.
«Небось мириться желает - мы ж соседи, а теперь после снема нам надо землю поделить, дабы распри не встало», - подумал Василько. Помириться с Давидом ему хотелось - начинать войну с ляхами, имея за спиной неудоволенного их вечного доброхота, не хотелось. Да и после, когда он пойдет дальше, пусть Давид будет с ним в мире и не замахивается на червенские города. И Василько ответил:
- Передай князю, что буду у него.
Никита Малютич опять оскалился в веселой улыбке, вскочил на коня и поскакал прочь. Сам Василько двинулся следом.
Он ехал по полю мимо рощ к встающим впереди стенам Киева, матери городов русских. Начало месяца груденя выдалось прохладным, с Днепра задувал резкий ветер. Совсем не так было в эту пору в Прикарпатье. Там даже поздняя осень мягче и золотев, а здесь деревья роняют последние листы, трава побурела, кусты и рощи стоят почти голые и неприютные. Но для молодого, полного жизни и радужных надежд князя даже сейчас мир был прекрасен. Он скакал впереди отобранных чести ради десяти отроков, расправив плечи и уперев кулак в бедро. Крупный, серый в яблоках жеребец нес его широкой рысью, и теребовльский князь смотрел на мир ясными синими глазами. За рощей над Днепром вставали белые стены столицы и ее Золотые ворота, но его глаза видели не только это, но и пока далекое, но уже несомненное будущее - боевые походы, победы, честь и славу.
Жеребец вдруг шарахнулся в сторону, всхрапнув, и всадник отвлекся от сладостных дум. Откуда ни возьмись, на опушке рощи возник отрок. Судя по виду, был он из числа смердов, но смотрел так ясно и гордо, что Василько невольно обернулся на него.
- Ты что тут бродишь, коней пугаешь? - молвил он. - Ты чей?
- Я оттуда. - Отрок мотнул светлой головой в сторону Киева. - А ты, князь, едешь туда?
- Еду, - кивнул Василько.
- Не езди, - сказал отрок по-стариковски строго. - Тебя хотят няти…[150]
Молодой князь только подивился на странные речи:
- Кто на меня зло замыслил?
- Враги твои. Не ходи туда, - упрямо повторил отрок.
- Да как же меня нять и кому, когда с князьями я замирился, - усмехнулся Василько. - Мы крест целовали… А иные мои недоброхоты далече. Да и что может случиться со мной, ведь я в гости к великому князю еду! Он не допустит!
Но отрок только поджал губы, покачал скорбно головой и отступил в кусты. Василько даже нахмурился - парень исчез за деревьями так быстро и бесшумно, что на ум невольно приходили недобрые мысли. Он перекрестился, отгоняя сомнения и страх. Но весь люд еще помнил старых богов, а в домовых, водяных и леших верили даже князья. И ведь верно, что неведомая сила ведает все про дела людские.
Покачав головой, Василько тронул коня и малое время спустя уже был на княжеском дворе.
Святополк Изяславич точно ждал дорогого гостя. Он был нарядно одет; длинная темная борода, в которой мелькали седые нити, была расчесана. Рядом с ним стояли двое бояр и его молодая жена - худенькая, как девочка, с большими темными глазами на скуластом смуглом личике. Давид Игоревич раздвигал губы в улыбке, напевно говорил что-то любезное, и Василько чуть было не вспомнил слова странного отрока и не повернул коня назад, когда он поспешил приветствовать теребовльского князя.
Но тут вперед выступила молодая княгиня. На вытянутых руках она бережно несла на серебряном подносе чару вина и хлеб. Подойдя к Васильку, Ирина Тугоркановна слегка поклонилась и подала ему вино:
- Здравствуй и добро пожаловать, гость дорогой! Василько улыбнулся, светлея сердцем, единым духом осушил чару, закусил и, разгладив усы, поцеловал молодую княгиню в губы. Ирина Тугоркановна мило зарделась, отвела заблестевшие глаза и мышью скользнула прочь.
- Проходи, Василько Ростиславич! - Святополк раскрыл объятия. Князья обнялись, поцеловались. Давид Игоревич еле нашел в себе силы ответить на приветствия.
Трое князей сидели в маленькой каморке за чарой меда. Пощипывая длинные усы и тихо улыбаясь на огонь свечи, Святополк расспрашивал Василька о его делах. Молодой князь отвечал охотно, но уклончиво. Про настоящее и ближайшее будущее не распространялся, а вот про то, что было в прошлые годы, говорил много и охотно. Увлекшись, он пару раз оговорился, вспоминая про беседы с Мономахом и военные походы, ради которых просил у князей рати, но по этим коротким обрывкам Святополк начинал догадываться, что Давид прав. Василько и Мономах что-то задумали.
- Не ошибаешься ли в силах своих? - молвил он, когда Василько в третий раз оговорился о войне. - Распутица на дворе, какой поход в такую пору? Ни конному, ни пешему не пройти! Это всем известно!.. А зима начнется - и Великий пост. Христианину в такое время о душе своей думать надо будет, а не о погублении чужой. Не спеши, погости у меня до Святок. А после по санному пути и в боевой поход тронешься…
Если бы Василько согласился, его можно было удержать возле себя как заложника, выпытать у него все про замыслы Владимира Мономаха, и как знать… Но молодой князь решительно мотнул головой:
- Прости, князь, не могу. Велел товарищам своим вперед идти. Они уж полпути без меня прошли, а тут распутица, ты верно подметил. Так что мне надо поспешать. Я и так задержался…
Взгляд Давида Игоревича прямо-таки кричал: «Видишь, князь! Он сам сознается!» Но сам волынский князь молчал, кусая губы и хмурясь.
- Тогда хоть пообедай у меня перед дальней дорогой, - развел руками Святополк. - Я и с собой велю снеди положить. ..
- Вот от этого не откажусь. - Василько пригубил меда. - А то, прямо скажу, несытно в монастыре нас угощали - одна капуста да тюря гороховая с вяленой рыбой!
- А мы на ловы ходили, дичину набили, - сказал Святополк и встал.
- Пойду распоряжусь…
Он быстро вышел, плотно притворив за собой дверь, и оставил князей одних.
Василько не спеша допил мед. Киевские меды отличались от родных волынских - были не столь мягки и душисты, но обильны пряностями и крепки. Смакуя на языке последние капли, Василько повернулся к Давиду:
- А хороши здесь меды, правда? Только крепки малость да пряностями обильны. Ты пробовал?
Давид кивнул и быстро сделал глоток из своего кубка.
- А вот я у византийского кесаря Алексея Комнина два лета назад вино пробовал - фряжское[151], - продолжал Василько. - Оно на вкус совсем другое.
- Угу, - пробурчал Давид.
- Святополк Изяславич, слышал я, богат, и у него много добра иноземного собрано. Поговаривают, что особенно богат князь книгами, коих у него превеликое множество, да серебро к нему течет рекою от иудейских и германских купцов?
Давид кивнул, в душе проклиная словоохотливость Василька и досадуя, что ему приходится сидеть тут сиднем.
- Твои пределы ляхи и угры не беспокоят? - продолжал тот.
Давид помотал головой. В каморке ненадолго повисло молчание.
- Я слышал, князь на ловы ездил? - снова заговорил Василько. - И много он дичины набил?
- Д-Да.
- А на какого зверя ходили?
Волынский князь понимал, что Василько просто старается разговорить его, но не мог заставить себя открыть рот. А теребовльский князь не мог взять в толк, почему молчит его собеседник. Очевидно, вино одних людей делает болтливыми, а других немыми.
- Я летом новый поход затеял - ежели из этого целым ворочусь. А не смогу сам идти - так брат Володарь вместо меня встанет, - как ни в чем не бывало продолжал Василько. - Мы уж о том с ним уговорились. Я хотел у тебя дружины попросить. Дашь своих людей? Хоть тысячу воев, ежели, как ты говоришь, с ляхами у тебя мир?
«Эва куда гнет!» - со злостью подумал Давид и хлопнул ладонью по столу.
На этот звук в каморку шагнул холоп. Это был один из людей Давида, оставленный им здесь на всякий случай.
- Где наш брат, князь Святополк Изяславич? - спросил он.
- Стоит в сенях, - ответил холоп.
- Пойду к нему. - Давид Игоревич резко встал, кивнул Васильку. - А ты пока посиди.
Теребовльский князь остался пробовать мед и не сразу понял, в чем дело, когда снаружи лязгнул засов.
- Эй, кто там? - крикнул он от стола. - Давид Игоревич! Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Василько встал, подошел к двери, толкнул ее, потом налег сильнее, но она лишь дрогнула под его крепким плечом.
- Эй, кто там? - Василько грохнул по двери кулаком. - Кто еще чудить вздумал? Отоприте!
Он ударил по двери несколько раз, но дубовые створки не подались. Василько чувствовал, что за дверью стоят люди, но что это означает?..
«Не езди, князь! - всплыли в памяти слова странного отрока. - Тебя хотят няти!»
Чуть не опрокинув лавку, Василько бросился к косящатому оконцу. Он легко вышиб его кулаком, высовываясь наружу, но широкие плечи застряли в узком проеме. Князь хватанул себя за бок - он был готов рубить окошко мечом, но поздно вспомнил, что оставил его на пороге. Василько высунулся из окошка, озираясь, чтобы позвать кого-нибудь на подмогу, но окно выходило на задний двор. Отсюда были видны только стены и крыши клетей да забор. Кричать придется долго.
Недоброе предчувствие сжало грудь, но еще не хотелось верить, что все так серьезно. Василько надеялся, что заперт по ошибке - кто-то из глупых холопов, не зная о его приезде, привычно запер опустевшую, как думал, клеть. Но ведь он кричал, звал…
Снаружи затопали шаги, и он развернулся навстречу людям. Засов скинули.