- Ослепить? - медленно переспросил Святополк, словно не расслышал.
- А то нет?.. И сие не казнь - сие лишь упреждение, чтобы иным неповадно было!.. Ты, князь, отдай мне Василька - я все и сотворю.
Как было просто согласиться! Кивнуть головой, махнуть рукой - и гора с плеч. Не ведать, не слышать, не думать ни о чем!.. И Святополк Изяславич согласился.
В тот же день к вечеру закованного в кандалы Василька Ростиславича положили в возок и повезли прочь из Киева.
Давид спешил. Васильковых людей, приехавших с князем, ему удалось перенять. Они все сидели в подвалах киевского князя. Нескольких везли с собой на всякий случай. Но основная дружина теребовльского князя, его боярин Кульмей, воеводы и слуги оставались на свободе. Они двигались домой, догоняя рать. Рано или поздно они догадаются, что в Киеве с князем случилась беда, а там недалеко и его самого отыскать. Поэтому следовало расправиться с Васильком как можно скорее.
Уже стемнело, когда поезд волынского князя остановился в Белгороде. Дабы никто посторонний не слыхал и не видал, кто и что будет вершить, встали на постой на окраине города, в предместье, заняв две маленькие изобки. В той, что побольше, расположился со своими людьми Давид Игоревич, в другую затолкали Василька.
Изобка была малая, с земляным полом, черной от старости печкой, одним крошечным окошком, затянутым бычьим пузырем, уже нежилая, но еще сохранившая запах дыма, копоти и человеческих тел. Кроме небольшой скамьи, на которой сидел узник и стоял ковш с водой и лежал ломоть хлеба, ничего в ней не было.
Снаружи спускалась осенняя промозглая ночь, было темно, как в могиле, и так же холодно и сыро. Пальцами порвав бычий пузырь, Василько с тревогой смотрел в окошко. Он не мог смириться с неизвестностью, не мог покориться своей участи.
Скрипнула дверь, мелькнул огонек свечи, и послышался тихий голос. Ему прислали священника. Молодой еще, лет сорока с малым, живой и простой в обращении поп Василий подошел, сел рядом, как-то странно глядя на пленного князя.
- Мир тебе, сын мой! - сказал он. - Не желаешь ли что сказать, передать кому?
- Нет. - Василько отодвинулся от попа насколько можно. - Ты почто пришел?.. Это Давид тебя прислал? Неужто он смерти моей желает и прислал тебя, чтобы меня приготовить? Так знай, - голос его зазвенел, - что я невиновен, смерти не боюсь, а тех, кто меня обманом сюда заманил и пленил, Господь покарает. Я не смирюсь и после смерти обращусь ко Всевышнему, чтобы он обрушил гнев Свой на их головы!
Отец Василий внимательно смотрел на молодого князя. Красивый, широкоплечий, тот гордо вскинул голову и горящими глазами смотрел на попа. Какой у него был взгляд!.. Отец Василий догадывался о том, что должно произойти, он был послан князем нарочно для того, чтобы проследить, что и как свершилось, и донести обо всем. Быть просто свидетелем для него было не в диковинку, но привыкнуть созерцать человеческую мерзость отец Василий все еще не мог.
- Не трать силы понапрасну, сын мой, - сказал он. - Лучше соберись с духом и приготовься к тяжким испытаниям.
- Ты верно сказал, святой отец, - вздохнул Василько. - Настал мой час. А теперь ступай.
Поп встал, пятясь, отошел к двери. Василько сидел и смотрел на огонек свечи.
Тихо потрескивало пламя, отекал воск. За окном завывал ветер, неся по небу дождевые облака, поскрипывали ветками две старые яблони. Василько неотрывно смотрел на огонь. О чем он думал? Какие мысли теснились в его голове?.. Вряд ли он сам мог бы сказать сейчас. Мелькали лица - братья Володарь и Рюрик, мать, Владимир Мономах, Давид и другие князья, Алексей Комнин и хан Тугоркан. Иногда в их череде вставало лицо жены и двух маленьких сыновей. Меньшого, Ивана, он только летом посадил на коня…
Снаружи по-прежнему выл ветер и скрипели ветки, но молодой князь каким-то тайным чутьем угадал приближающихся людей и, когда дверь скрипнула, отворяясь, уже стоял, ожидая их.
Вошли трое. Двух Василько не знал, только по виду угадал в одном из них торка. Третий был смутно знаком - кажется, это был один из слуг Давида Игоревича. Василько видал его как-то в Любече, но по имени назвать не мог.
Они вошли, притворяя за собой двери, и неспешными осторожными шагами стали приближаться. В их молчании было что-то зловещее.
Торк нес на плече свернутый ковер и, войдя, сбросил его на пол, расстелив привычным движением кочевника, словно у себя в юрте.
- Зачем? - Василько отпрянул, вжимаясь в стену. В блеске их глаз ему почудилось нечто звериное. Так волки медленно окружают отбившегося от стада оленя.
Цепь кандалов загремела, когда он вскинул руку, и по этому знаку двое из троих бросились на него.
От первого Василько увернулся, второго сшиб тяжким Ударом кулака в грудь. Цепь на запястьях и помогала и мешала ему разом - он никак не мог размахнуться как следует, но удары получались тяжелыми и Полновесными. Слуга Давида отлетел с криком, второй еле успел спасти нос. Торк прыгнул зверем, вцепился в локти, повис всей тяжестью. Его дернули за цепь - железный ошейник врезался в горло. Перехватило дыхание. Василько рванулся, захрипел, но, превозмогая боль и удушье, сумел вырваться.
Кто-то зацепил скамью. Свеча упала и погасла. Рванувшийся бежать, Василько споткнулся о чье-то тело. Его крепко схватили за ноги. Он рухнул на пол, ударился о печь. Сверху тяжело пали двое и всей кучей покатились по полу.
Некоторое время в темноте изобки были слышны только возня, сопение, хриплые крики и приглушенная торкская ругань. Не видя ничего, Василько продолжал сопротивляться, вслепую угощая палачей ударами и не чувствуя боли и только краем сознания удивляясь, почему его до сих пор не убили.
- Его повалили на ковер, опрокинули на спину, и какая-то тяжесть легла поперек груди. Василько рванулся, сбросив ее.
- Держи! Держи! - вопил торк.
Его помощники закричали, зовя на помощь. Послышался топот ног - это вбежали еще двое. Василько почувствовал, как его схватили за ноги и руки. На лежащую на груди доску уселся человек, по бокам навалились другие. Грудь затрещала под их тяжестью. Не выдержав, князь застонал от боли. В темноте он скорее почуял, чем увидел склонившуюся над ним тень. В следующий миг что-то холодное и скользкое мазнуло по щеке.
- Голову! Голову ему держи! - взвизгнул торк. Сильные руки вцепились в волосы. Угадав наконец, что с ним собираются делать, Василько рванулся из последних сил, но жесткая ладонь схватила его лицо, кулаком зажимая рот, а потом последовали два быстрых удара в глаза. Второго он уже не почувствовал…
Отец Василий остался у забора, крестясь и с замиранием сердца слушая доносившийся из изобки шум борьбы. Первыми туда вошли слуги обоих князей - овчар Святополка Изяславича торк Беренди, его же конюх Сновид Изечевич и слуга Давида Игоревича Дмитр. Через некоторое время они позвали себе на подмогу еще двоих - так отчаянно сопротивлялся пленный князь. Наконец все стихло.
Дверца изобки приоткрылась, и все пятеро выбрались на вольный воздух. Нечаянные помощники палачей неистово крестились, конюхи сурово переглядывались, торк деловито вытирал нож.
- Он… мертв? - дрожащими губами вымолвил отец Василий.
- Нет, - оскалился Беренди. - Раз-раз, и без очей! - Он ткнул растопыренными пальцами в сторону священника.
- Тьфу, язычник! - Отец Василий исподтишка перекрестился. Он шагнул было к изобке, чтобы взглянуть на казненного, но увидел, что Дмитр уже запирает ее на замок.
Глава 19
В путь тронулись, не дожидаясь рассвета. Погода успела перемениться - налетели облака, захолодало, пошел мелкий снег.
Василька вынесли на том же ковре, на который его бросили, перед тем как ослепить. Отец Василий, опасливо подобравшийся ближе, со страхом взглянул на его залитое кровью лицо и полные запекшейся рудой темные провалы на месте глаз. Рубашка князя и сам ковер тоже были залиты кровью. Снежинки падали на лицо Василька, на его почерневшие приоткрытые губы, но не таяли.
- Умер? - ахнул священник.
Один из отроков осторожно наклонился над телом:
- Не, дышит.
Князя взвалили на подводу, прикрыли от посторонних глаз рогожей, и обоз тронулся в путь. Давид Игоревич и его ближние люди ехали верхами впереди, слуги окружали телегу и возки с добром. Отец Василий обреченно тащился за ними - ему давно пора было повернуть назад, но тревога и любопытство гнали его вперед.
Давид Игоревич торопился к себе на Волынь, а потому решил ехать в ночь. Двое конных скакали впереди, освещая путь. Возницы погоняли коней, возки и подвода тряслись и подпрыгивали на мерзлых грудах земли. Голова Василька беспомощно моталась, но он не ничего не чувствовал.
В Воздвиженске у одного возка расшаталось колесо, и пришлось остановиться. Пока поправляли его, Давид Игоревич приказал позаботиться о пленнике. Слуги осторожно затащили Василька в сени добротного поповского дома и, пока отец Василий тайно беседовал с попом, сняли с него задубевшую окровавленную рубашку, натянув другую, попроще.
Разбуженная голосами людей и суетой, в дверях смирно стояла попадья - пышнотелая женщина средних лет с рыжеватой растрепанной косой, кутаясь в платок. Когда она увидела Василька и по красоте сильного тела угадала молодость пленника, а по его изуродованному лицу поняла его судьбу, она тихо заплакала, кусая губы.
Один из отроков услышал ее всхлипывания. Скомкав в руках рубашку, он подошел к попадье и сунул ей в руки бурый от крови ком:
- Выстирай!
Она шарахнулась прочь, но послушно пошла за водой.
Воздвиженский поп согласился дать у себя роздых Волынскому князю, прошел в дом, распорядился насчет обеда, слуги занялись конями. Попадья осталась в сенях одна. Пока кругом ходили и говорили люди, она с опаской косилась на распростертого на ковре в углу Василька, стирая его рубашку, но потом не выдержала. Подошла, опустилась на колени, робко коснулась ладонью русых кудрей и запричитала, ломая руки: