Можно было ехать к половцам, звать на подмогу родню жены, но Тугоркан убит, его сын тоже, остальные подчиненные ему ханы тоже пали в бою или пленены. Шаруканиды ослаблены, а захотят ли помочь остальные? Или в надежде на большие дары от Мономаха закуют в железа его с дружинниками, сыновьями и сыновцами да и продадут в Суроже? Нет, в степь тоже нельзя.
Остается Византия. Но тамошний император Алексей Комнин - союзник Василька Теребовльского. Да и не было никогда у Святополка друзей в Царьграде. Нет, надо идти на запад. В Венгрию нельзя - его тесть, король Ласло, умер, а новый, Коломан, Киев не жалует. Остаются Чехия, с которой дружил еще его отец Изяслав Ярославич, и датский король Эрик Добрый. К ним он и пойдет. За союз заплатит, женив сыновцев Ярослава и Вячеслава на их дочерях, пообещает чешским и угрским королям своих дочерей. А Давид Игоревич ему не враг, он пропустит великого князя через Волынь.
Это было лучшим решением, но Святополк продолжал сомневаться. Последняя свеча, догорев, погасла, он очутился в темноте, но не сразу очнулся от дум. Стояла полная тишина. Князю показалось, что вокруг сгущаются какие-то тени. Скрипнула половица под чьим-то неосторожным шагом. В углу выпрямилась белая тень…
Святополк не стал всматриваться в бледное лицо, на котором почему-то нельзя было увидеть глаза. Вскочив, он перекрестился дрожащей рукой:
- Чур меня, чур… Свят-свят-свят! Изыди!
Видение дрогнуло, словно отражение в воде. Святополк с криком выскочил из палаты.
Любава не ложилась спать, когда ее нашел великий князь. Княжеская наложница только присела в своей каморке, переводя дух и молясь за своего Святополка/как он вошел к ней сам.
- Любавушка! - воскликнул князь, протягивая руки. Женщина вскочила,, кинулась к нему, пала на грудь.
Как же она любила его!.. Ведала про него все, но любила и знала, что он платит ей такой же любовью и терпит ради нее поношения от других князей. Со дня женитьбы на половчанке Святополк редко посещал наложницу, заходя на час-другой, но сейчас по дрожи его рук, по блеску глаз, по тому, как он обнял ее и прижал к сердцу, как потом стал, торопясь, отыскивать ее губы, Любава поняла, что сейчас он пришел к ней на всю ночь - может быть, последнюю в их жизни. И женщина сама потянулась к нему, отвечая на торопливые ласки. Она высвободилась из его рук лишь однажды, да и то для того, чтобы закрыть дверь каморки на крюк…
Потом они лежали, обнявшись, жарко дыша, под теплой шерстяной полостью. Любава гладила длинные волосы князя, его сухую твердую спину, чувствовала его дыхание у себя на шее. Свечи догорали.
- Мне… идти надо. - Святополк наконец-то оторвался от нее, выпрямился над женщиной. - Спешу я.
- Ведаю. - Любава не сделала попытки удержать его, осталась лежать, разметавшись. - Рухлядь и припасы собраны… Уже все решил?
Святополк кивнул, с усилием сел:
- Я иду один. Ты остаешься. Мономах тебя не тронет, а я… Сыновья со мной идут. Я их сберегу!
Любава только тут поднялась, сзади обхватила князя руками, прижалась щекой к плечу:
- Куда же вы?
- Бог ведает. Должно, в чешские земли… Что делать, Любавушка? - вдруг вскрикнул он. - Что делать?
Любава придвинулась ближе, и Святополк опять сжал ее в объятиях, гладя растрепавшиеся волосы. Женщина послушно отзывалась, ласкаясь, но когда он стих, отстранилась, блестя глазами.
- Не спеши, князь, - вымолвила она. - Погодь, авось что придумается!
- Да что? Что придумается?.. Мономах супротив меня вышел! Не ведаешь, каково было тем, кто вызвал его гнев? Уж на что Олег Святославич силен был - и Чернигов за него, и вятичи, и братья, и половцев наводил - а и того согнул. А кто за меня встанет? Да и не навеки я ухожу - заручусь помощью у чехов да датчан и вернусь.
- А если замириться? - с надеждой спросила Любава.
- Замириться? С Мономахом? - отрывисто рассмеялся Святополк. - Да кто ж меня замирит с ним?
- Люд киевский шумел, - со значением ответила женщина. - Не спеши, лада мой! Погоди до света. Утро вечера мудренее - авось что образуется…
Святополк упрямо покачал головой, но спорить с Любавой не мог и не умел и позволил ей оставить себя в ее каморке до утра.
Наутро Любава растолкала Святополка торопливо, без жалости, как какая-нибудь простая женка своего мужа:
- Вставай, княже! Вставай!
- Что? Где? - Святополк не сразу вспомнил со сна, где находится.
- Мужи киевские до тебя пришли! - Глаза Любавы горели как две свечки, она разрумянилась, словно только что выбегала на мороз, и была удивительно свежа. На миг Святополк забыл об опасности и резво поднялся с постели.
- Мужи киевские до тебя пришли! - выпалила Любава ему в лицо. - На подворье тебя дожидаются. И игумены с ними! Даже из Печерского монастыря прибыли!.. А как людство шумит! С крыльца слышно! Тебя зовут!
Выпаливая скороговоркой эту весть, Любава споро помогала князю одеваться. Святополк спешил, путаясь в рукавах и портах.
- Впотай, ночью уехать хотел, - ворчал он. - А ныне что ж?
- Выйди к ним, - настаивала Любава. - Теперь уж не уедешь - город ведает!
- Ты сказала? - вскинулся Святополк.
- Почему я? Али мало в терему языков болтливых? Стараясь унять дрожь и лихорадочно размышляя, как справиться с киевским людом, Святополк вышел на красное крыльцо. Уже в сенях он столкнулся с сыновьями. Они уже ведали то, что не знал их отец, и лица их горели, а глаза сверкали удивленно-восторженно. Мстислав улыбался.
Когда двери распахнулись, и Святополк, на миг ослепнув от яркого зимнего солнца, вышел на крыльцо, толпа у подножия лестницы взорвалась приветственным криком. Застыв на месте, князь хлопал глазами, глядя и не узнавая своих бояр. В первых рядах, вместе с игуменами, которые еще несколько месяцев назад молили его не карать Василька Теребовльского, стояли братья Вышатичи, Ян и Путята, с ними Никифор Коснятич и Данила Игнатьевич, позади теснились именитые киевские мужи, далее, мешаясь с молодшими боярами и дружинниками, толпились купцы, а в воротах, распахнутых ради такого случая, собрался простой люд.
- Княже! - Переваливаясь с боку на бок и напоминая медведя в длинном охабне[152], на крыльцо поднялся Путята Вышатич. - Город бурлит! Прослышали мы, что хочешь ты уйти из Киева? Так что тебе за нужда в чужую землю подаваться, нас бросать? Не ходи от нас никуда! Ты наш князь!
Громкие крики поддержали его слова, не дав Святополку раскрыть рот.
- Не по своей воле я ухожу! - заговорил он, когда гул немного стих. - Владимир Переяславльский на меня идет войной с черниговскими князьями. Выстоять супротив него не могу, потому и оставляю город ему. А вы меня не держите, коли зла мне не желаете!
- Святослав Изяславич, ты наш князь! - повысил голос Путята Вышатич. - Не отдадим тебя Мономаху!
- Все за тебя встанем! Как один! - крикнули из задних рядов. - Веди, князь!
- Промысли, княже, о чадах своих, коих Господь вручил тебе, - степенно изрек игумен Святой Софии. - Понеже Господь наш заповедал великим печься о малых!
- Князь, - Никифор Коснятич шагнул вперед, - город бурлит! Не хотят кияне, чтобы ты уходил! Мы помним еще, каково нам пришлось, когда отец твой, Изяслав Ярославич, из Киева утекал - какое нестроение было в людях, как холопы на господ восставали, имения нарочитых мужей грабили и жгли, а потом как приходили ляхи и иные иноземцы и бесчинствовали тут! Не хотим того!
- Не хотим! - заорала толпа у ворот. - Не надо инородцев!..
- Ишшо поганых приведи ко стенам киевским, - донесся чей-то одинокий пронзительный возглас.
Святополк ошалело вертел головой. Говорили уже все разом - игумены и простые священники, бояре и киевляне. Нечто подобное князь видел прежде в Новгороде - там кипело и бурлило народное вече, указывающее князьям, как им жить и править этим городом. И здесь кричал и требовал своего такой же народ. Но кричали они ужасные вещи, поминая его отца и приход ляхов - а ведь точно так же хотел поступить сам Святополк, выехав из Киева!
- Но как же мне, - попробовал он перекричать этот шум, - как же мне быть! Мономах идет на меня войной! Как обороняться от него?
- Князь, - Ян Вышатич прижал руку к сердцу, - ты наш князь, тебя не отдадим, а коли надо - замирим со Владимиром Всеволодовичем! Не может он ослушаться слова всего Киева!
Святополк медленно перевел дух. Случилось то, на что он не надеялся и во что до сих пор до конца не верит. Если бы это было правдой! Мономах грозен и строг, но, надо отдать ему должное, справедлив. Его можно уговорить. Князь вдруг понял, что согласится на многое, лишь бы у него не отнимали стол, не лишали власти и имения. Конечно, за это придется чем-то пожертвовать, но главное - замириться с Мономахом, а там поглядим.
- Добро, мужи киевские, - он расправил плечи и глянул на толпу повеселевшим взором, - коли хотите примирить меня с Владимиром Всеволодовичем - шлите послов!
Ирина Тугоркановна прижалась к стене, краешком глаза глядя из косящатого окошка на княжой двор. Он был заполнен толпой, люди кричали, размахивали кулаками, бросали в воздух шапки. У иных было оружие. Стоявшего на красном крыльце и говорившего с народом Святополка Изяславича не было видно, но княгиня и не пыталась найти глазами мужа. Привлеченная шумом, она выглянула полюбопытствовать - и надо же было такому случиться, что взгляд ее сразу упал на высокого стройного черноволосого юношу, что стоял в первых рядах возле старого боярина!
После того летнего дня, когда принимала Иванка в своих хоромах, княгиня несколько раз видела молодого богатыря в княжеских палатах. Он всегда приходил с приемным отцом Данилой Игнатьевичем, и ни разу им не удалось встретиться. Молодая женщина издалека следила за юношей, вздыхала и сейчас смотрела только на него, дыша и протирая пальчиком замерзающее слюдяное оконце. Румяный на морозе, с горящими глазами, как он был красив! Красивее всех половецких юношей, каких она видала дома, и даже здешних молодых мужчин.