- Сын? - угадал Святополк.
- Сын. Наследник короны, - гордо ответил Володислав Герман. - Я становлюсь стар, а он еще молод, ему только шестнадцать лет.
- Хм, моей старшей дочери Сбыславе всего тринадцать, - ответил Святополк.
Володислав Герман пристально посмотрел на киевского князя. Тот ответил таким же взглядом, оценивающе окинул взором юного Болеслава. И в этот краткий миг они оба поняли свою выгоду.
- Зело молода княжна Сбыслава, - сказал Володислав.
- Молода, но расцвела уже, - отозвался Святополк. - Жениха ищу ей достойного. Твой сын, вижу я, молодец хоть куда!
Болеслав скромно потупился. Отец не заговаривал с ним еще о женитьбе, и он не ведал, как себя вести.
- Молод он еще жениться. Борода не отросла покамест! - твердо сказал Володислав. - Вот повзрослеет, тогда и поглядим…
- Моя дочь тоже пока не просватана, поскольку мала. Тоже жду, пока в возраст войдет. Но за твоего сына отдам ее через несколько лет, и с приданым богатым!
Володислав Герман расплылся в улыбке. Отправляясь к Берестью, он и думать не мог, какой выгодный союз обретает. Породниться с Русью, тем самым укрепить границы - что может быть лучше. Рядом Венгрия - в случае чего русичи помогут выстоять. Да и от германцев помогут отбиться.
Давид Игоревич не имел дочерей и не мог предложить такого союза, но если бы и отдал руку дочери или сыновницы польскому королевичу, то связываться с опальным для всей Руси князем Володиславу было неохота.
Позже князья долго разъезжали вдвоем по льду Буга, наезжали в Берестье, где пировали в покоях Святополка, празднуя помолвку своих детей. Уговорились, что княжна Сбыслава будет отдана за Болеслава два-три года спустя, когда войдет в возраст и когда закончится наконец вся эта волынская замятия. Будущие родственники обменялись грамотами, из стана Володислава были спешно посланы гонцы в Мазовию за дарами жениха для невесты, а сами Святополк и Володислав сели обсуждать условия мира.
Радуясь, что выгодно пристроил дочь и обеспечил себя союзниками, Святополк соглашался почти на все условия Володислава, тем более что он особо ничего не просил. Не ходить на Польшу войной - пожалуйста. Не звать ее против Давида Игоревича - тоже добро, при условии, что сами поляки не пойдут за волынского князя в бой.
О волынском князе в те дни почти не заговаривали. Иногда вспоминая о госте, Володислав Герман пробовал отговаривать Святополка от войны, но тот стоял твердо - Давид Игоревич должен быть наказан за совершенное зло. На том переговоры и закончились.
Польский король возвращался в свой стан в последний день в отличном настроении. Только что доставили дары для будущей невестки и были от ее имени приняты Святополком. Ляхи обещали, что назавтра же свернут стан и уйдут к себе, не переходя границ Руси, а русичи в свой черед не пойдут на Польшу.
Давид Игоревич, живший эти дни то тревогой, то надеждой, ждал Володислава возле его шатра и, отстраняя бояр, шагнул королю навстречу.
- Что порешили, великий кнес?! - воскликнул он. Володислав Герман взглянул на волынского князя, словно с трудом припоминал этого человека.
- О чем ты? - спросил наконец.
- Что порешили со Святополком Киевским? Не будет он воевать против меня?
- А… Не слушает меня Святополк! - махнул рукой король. - О своем твердит: «Пойду да пойду войной». Я уж и так, и эдак, и дары сулил - готов, мол, уже и назад не поверну!
- А ты, кнес?
- Что - я? Меня ты звал мирить тебя - у меня мира не получилось, и я ухожу домой. А не то супротив меня киевский князь полки выдвинет! - И Володислав прошел к шатру.
Давид Игоревич догнал его на пороге, ухватил за полу плаща.
- А мне? Что мне прикажешь делать, кнес? - выкрикнул он.
Король остановился, поморщившись от его крика. Хотелось позвать стражу и вышвырнуть его вон. Но сдержался, и голос его зазвучал успокоительно.
- А ты ступай к себе в вотчину и живи там, - сказал он. - Ну а ежели, на тебя пойдут полки великого князя, я приду и помогу. Сейчас же не зови - не пойду на войну. Я пока не готов. Ты меня на что звал? На снем! - повторил он. - Вот я со снема домой еду и тебе то же советую. А боле не мешай мне!
Рванув полу плаща из рук волынского князя, Володислав Герман ушел в свой шатер. Давид Игоревич остался один, понимая, что ему в самом деле ничего больше не остается.
На другой день ляхи собрали стан и ушли восвояси. Давид некоторое время сопровождал короля, пытаясь уговорить его дать хоть малую помощь, но потом смирился и повернул назад.
Святополка Изяславича возле Берестья уже не было, и волынский князь без помех воротился к себе во Владимир. Скоро туда стали доходить вести, что киевский князь ушел недалеко, остановился в Пинске и стал собирать туда войска, посылая тиунов и бояр в Берестье, Туров и Поросье. Потом перебрался в Дорогобуж, где к нему должны были присоединиться рати, и уже оттуда в начале зимы через Зареческ, Пересопницу и Чемерин двинулся ко Владимиру-Волынскому.
Он появился под стенами города, обложив его со всех сторон. Заранее зная о его подходе, Давид затворился в граде с дружиной и посадским ополчением, а Святополк спокойно занял предместья, устроился на жительство в терему одного из бояр и приготовился вести осаду, посылая свои войска в зажитье по окрестностям города.
Давид со смешанным чувством тревоги и нетерпения посматривал на вражеский стан. Он знал, что со Святополком идет большая сила, что он поднял не только всю Киевскую землю, но и взял небольшие дружины из Переяславля и Чернигова. Однако сейчас, глядя на многочисленные дымы, суетящихся воинов, слушая далекий гомон стана, он понимал, что великий князь привел под стены немалую силу. Хоть и велик был посад во Владимире-Волынском, однако в теплых избах места хватило не всем, и большая часть войска устроилась в шатрах, разбирая на дрова заборы, клети и хлевы.
Поначалу приступы шли чуть ли не ежедневно, но, то ли не умея хорошо вести осаду, то ли не желая понапрасну губить людей, а может быть надеясь взять Давида Игоревича измором, Святополк Изяславич со временем стал все реже поднимать полки на стены. Дружины с обеих сторон метали стрелы, орали обидные слова, грозились. Несколько раз владимирцы предпринимали вылазки, нападая на киевский стан, но их всякий раз отбрасывали назад. Последний выход завершился разгромом - только чудо помешало киевлянам на плечах отступавших владимирцев ворваться в город. Потом осаждавшие весь день до вечера долбили в ворота пороком, рубили заледеневшие бревна топорами. Только дождь стрел остудил их пыл.
Давид Игоревич наказал облить ворота и подъездной мост водой, которая на морозе быстро застыла в лед. Он был одним из немногих, кто сохранял спокойствие. За день до того, как Святополк Изяславич встал станом под стенами Владимира, он послал спешных гонцов к Володиславу Герману, напоминая на заключенный осенью уговор и прося его помочь в борьбе против великого князя. Давид не надеялся на большое войско, но, зная нерешительный нрав Святополка, он был уверен, что тот, увидя спешащую на помощь к осажденным небольшую ляшскую рать, решит, что это головной полк, а основные силы движутся следом, и снимет осаду.
Ежедневно поднимаясь на стену, Давид с тревогой и надеждой всматривался в сизую заснеженную даль. Дни шли за днями, казалось, вот-вот подойдет ляшская рать, но ее все не было.
Миновало семь недель, пошла восьмая, а вестей от ляхов все не было. И, в конце концов, стало ясно, что рати не придут вовсе - не то испугавшись морозов, не то решив не связываться с Киевом.
Давид понял, что ничего другого не остается. Не он первый и не он последний сдавал город на милость победителя. Тот, кто силен и хитер, потом возвращал себе свое имение, а у Давида Игоревича хитрости и ума было не занимать. Да и мог разве он в одиночку, без помощи, отстоять Владимир-Волынский?
Намерзший на воротах лед срубили, и бояре от имени князя послали в стан Святополка грамоту с просьбой о мире. На другой день поутру пришел ответ: великий киевский князь соглашался внять мольбе волынского князя и отпускал его из города, оставляя Владимир с прилегающими землями за собой. На выбор Давиду Игоревичу оставался один из червенских городов.
Бирючи прокричали на торговой площади и возле храмов о решении князей, и Давид Игоревич с сыном Всеволодком, сыновцем Мстиславом, ближними боярами и сохранившей верность дружиной покинул город. На следующий день во Владимир-Волынский въехал Святополк Изяславич с сыновьями и воеводами.
Его встречал весь Владимир. Горожане высыпали на улицы, тянули шеи, разглядывая ехавшего впереди высокого, худощавого, чуть сутулого князя с длинной темной бородой и острыми глазами, двоих его сыновей, сыновца Святошу Давыдича, бояр и воевод в бронях и следующих за ними стройными рядами дружинников - все были в кольчугах, с надвинутыми на глаза шеломами, с покачивающимися в такт шагам копьями, мечами и щитами.
На торговой площади, где недавно бурлило вече, требуя от Давида выдать Ростиславичам бояр-наветчиков и к которой примыкал княжий двор и дворы многих бояр, на каменных ступенях собора Успения Божьей Матери Святополка Изяславича встречал весь клирос, бояре и многие именитые городские мужи. Князь подъехал к храму, перекрестился на купола, потом легко спешился. Вперед вышел сам боярин Вакий, неся на чуть подрагивающих руках еще теплый хлеб и корчагу меда.
- Добро пожаловать, князь! - приветствовал он Святополка.
Тот принял корчагу, внутренне поморщившись, отпил немного и с удовольствием закусил хлебом.
Заполненная народом площадь взорвалась криками. В воздух полетели шапки и рукавицы, в распахнутом настежь храме запели невидимые певчие, а протопоп напевным голосом завел молебен.
Потом была служба в храме и долгий пир в покинутом Давидом терему. Оставленные господином слуги ходили на цыпочках, боялись лишний раз глаза поднять и не ведали, что им делать.
Удача окрылила Святополка Киевского. С Давидом отъехала лишь малая толика бояр - большинство остались и уже на другой день после пира явились в палаты с выражением послушания и готовности повиноваться. Верные люди доносили, что волынский князь затворился в Червене, сидит там сиднем и никуда носа не сует.