- Чего это она? - спросил Иванок.
- Лопочет, брат ейный, - проворчал бывший невольник. - А…
В княжеском стане готовились праздновать победу. Над убитыми отслужили отходную, раненых устроили в обозе, а живые считали добычу и веселились.
Именно тогда Иванок и увидел Калину. Тот был горд и сиял, как золотая гривна. Сотник стоял возле княжеского шатра, когда туда же пришел Иванок вместе с Данилой Игнатьевичем.
- Ого, Козарин! - окликнул юношу Калина. - Ты живой?
- И ты, Калина? - Иванок поспешил навстречу.
- Живой, а как же! Гляди, какую птицу я словил! Возле Калины под охраной еще двух дружинников стоял пленный хан и исподлобья осматривался по сторонам. Сотник по-хозяйски хлопнул его по плечу, словно предлагая дорогой товар.
- Я его с коня снял, - похвалился он. - Конек-то под ним хилый оказался, загнал его половчин, хотел бегом уйти, да куда ему, кривоногому… А ты, Козарин?
- А я подле княжича Вячеслава был.
- Ах, да! Ты же у нас князев милостник, - усмехнулся Калина.
В великокняжеском шатре собрались все князья. Святополк Изяславич был доволен - победа была полной, добычи захватили много, а потери оказались невелики. Даже рана сыновца Вячеслава не могла его огорчить. Владимир Мономах был горд и поглядывал на союзных князей с важностью и властью. Давыд Святославич и Ярополк смотрели переяславльскому князю в рот, ожидая его слов и деяний. Давид Полоцкий и Мстислав Дорогобужский с облегчением переводили дух. Они еще беседовали о битве, когда к ним ввели пленного хана.
Разговоры сразу смолкли. Князья внимательно смотрели на половца. Наконец Святополк заговорил, кивнув охраннику:
- Спроси, как его зовут.
Тот толкнул пленного, молвил что-то.
- Бельдуз. Хан Бельдуз, - ответил тот.
- Ты ведаешь, кто тебя полонил? - прозвучал новый вопрос.
- Ведаю, - сказал хан. - Вон тот батыр, - кивнул он на Калину.
- А ты смел, хан Бельдуз, - усмехнулся Святополк.
- Я воин. - Хан расправил плечи. - Я знаю, что такое воинская удача. Вчера она была на нашей стороне и мы были сильны. Сегодня сила у вас, а мы побеждены. В этом бою у меня погибли два сына. Вы взяли у нас много добра, вы взяли вежи хана Урусобы и многих других ханов, но в моих вежах есть табуны коней, золото и серебро, бродят стада скота. Это я могу вам дать потому, что вы победители и вольны взять что хотите. Я отдам вам все, что имею, если вы отпустите меня и тех воинов, которых я укажу - ведь много моих батыров попало в плен, и я хочу выкупить плеников. Я богат. Я готов заплатить любой выкуп!
Святополк отвел глаза, покусывая длинный ус. Сопротивление половцев сломано, орда Урусобы перестала существовать, с другими ордами у них мир, а что до Боняка и старого Шарукана, то их можно уничтожить так же. Не будет большой беды, если они отпустят Бельдуза, взяв с него роту сохранять мир с Русью. А сколько добра можно с него взять! За свою свободу и своих людей хан отдаст все! А что потом степняки захотят все вернуть, так их можно натравить на становища того же Боняка. Да, неплохо иметь такого союзника…
Святополк уже открыл рот, чтобы назвать цену, но тут рядом кашлянул Владимир Мономах. Словно невзначай, он выдвинулся вперед, сверкнул светлыми глазами, и великий князь понял, что ему не отдадут Бельдуза. И он махнул рукой:
- Не могу я ничего решить. Я не один пришел в степь, со мной мой брат, Владимир Переяславльский. Пусть он рассудит, как с тобой поступить.
Толмач еще не закончил переводить, а Бельдуз, услышав имя Мономаха, помрачнел и потупился. Переяславльский князь был известен в степи как ярый враг кипчаков, матери пугали непослушных детей его именем. От него нечего было ждать пощады. Но Бельдуз все-таки подался навстречу Мономаху.
- Я мог бы служить тебе, князь, - начал он, но Владимир Всеволодович повел головой, и он замолк.
- Не нужна мне твоя служба, хан, - по-половецки заговорил Мономах. - Поздно ты о ней вспомнил… Нам известно, что вы приняли роту о мире с Русью, но много раз нарушали ее, войной приходя на нашу землю. Теперь война пришла к вам. Почему ты не учил своих сыновей не преступать роты, не проливать кровь христианскую?.. Да будет кровь твоя на голове твоей! Возьмите его!
Охранявшие пленника воины подхватили его под локти, выволакивая из шатра. Бельдуз уперся было ногами, закричал по-половецки, но подоспели еще четверо воев. Все вместе они выволокли хана из шатра и отвели подальше. Вскоре раздался короткий пронзительный крик.
Святополк болезненно поморщился, и Мономах, заметив это, подошел к великому князю.
- Негоже заключать мир с нашими врагами, - сказал он. - И горевать о них тоже не следует. В этот день должны мы возрадоваться и возвеселиться, ибо Господь покорил поганых, сокрушил Господь змиевы поганые головы и дал брашно и прибыток их нам! Взяли мы немало, - добавил он тише, зная сребролюбивую душу киевского князя, - и сие лишь начало. Даст Бог - вся степь покорится нам!
Ввечеру пировал весь русский стан. Даже в обозе среди раненых лилось рекой вино. Смерды закалывали овец, коров и верблюдов, жарили и варили мясо, пили захваченное вино и свои хмельные меды. Князья пировали вместе с ближними боярами. Вокруг раскинулись шатры, где гуляли лучшие дружинники и неродовитые бояре. Простые воины, смерды и бывшие невольники расположились вокруг. На всю степь гремели воинские кличи, звенели сдвигаемые чаши и раздавался дробный топот коней. Ошалевшая от радости молодежь устраивала возле свежего могильного кургана тризну в честь павших, скрещивая мечи и устраивая скачки по степи.
Сколько ни звал его Данила Игнатьевич, Иванок остался со своими дружинниками. Получивший за пленение Бельдуза серебряную гривну Калина пил с ним вместе. Сотник казался бездонной бочкой. Он то и дело подзывал чашника, а потом вовсе отобрал у него кувшин и стал подливать себе сам, не забывая и Иванка.
- Вот радости-то русскому человеку! - говорил он, обнимая юношу за шею. - Какую силищу одолели! Небось закажутся поганые на Русь ходить!
Рядом зазвучали гудки и гусли, послышалась разудалая песня. Какой-то парень выскочил из-за стола и пошел в плясовой, колотя сапогами по земле. К плясуну присоединялись другие, и Калина, оттолкнув Иванка, выскочил в круг.
Гуляй да пей!
Нынче, братцы, белый день! -
выкрикнул он припевку.
Иванок тоже встал из-за стола, шагнул прочь. В голове шумело хмельное вино, и хотелось опять кинуться в бой. Запахнувшись в плащ, юноша через стан отправился туда, где лихие парни скрещивали мечи, поминая павших на тризне. Вокруг шумел пир. Его то и дело останавливали, кричали здравицы, предлагали полные чаши. Иванок обнимался с дружинниками и смердами, принимал поздравления и кричал в ответ что-то веселое.
Пирующий стан раскинулся, казалось, на полстепи. Впервые за долгое время русские люди без страха веселились на приволье. Достало меда и угощения даже сторожам, охранявшим полон и скот. Кое-где воины уже наладились обнимать пригожих девчонок. Спасенные из неволи девушки с благодарностью льнули к дружинникам, но вот совсем рядом послышался пронзительный девичий крик.
Двое подвыпивших воев тянули за руки молодую половчанку. Девушка извивалась, упираясь изо всех сил и зовя мать, но ратники были сильнее и волокли пленницу к подводам. Внезапно девушка изогнулась и с яростью впилась зубами в запястье одного из них.
- Кусается, змея! - ахнул он, разжимая руки. Девушка мгновенно оттолкнула другого и со всех ног ринулась бежать куда глаза глядят.
- Лови ее! Лови! - со смехом закричали вокруг. Над упустившими девку подтрунивали товарищи.
Со всех сторон к беглянке тянулись чужие руки. Кто-то нацелился обхватить ее за пояс - девушка еле успела увернуться, метнулась в сторону, поднырнула под еще одни растопыренные руки, но не заметила протянутой ноги и кубарем покатилась по земле.
Она упала прямо под ноги Иванку, и тот чуть не споткнулся, когда на него налетела девушка. Напуганная, половчанка вскочила, кидаясь прочь, но силы оставили ее, и когда юноша схватил ее за плечи, только задрожала, сжимаясь в комочек.
- Держи ее крепче! Не то вырвется! - загремел рядом крик.
Услышав его, пленница забилась в руках Иванка, и он накрыл ее полой плаща, как пойманную птицу. Оказавшись в темноте, она и правда притихла, как пташка, и только дрожала.
- Держи ее!
К Иванку бежали двое - на руке одного остались следы зубов. Они нацелились отнять беглянку, но вовремя разглядели дорогую одежду и алый плащ и остановились, угадав, что наткнулись на боярина или молодого князя.
- Ты это… мил человек, отдай девку! - сказал один, с укушенной рукой. - Наша она!
- Наша, - поддержал его товарищ. - Небось сами выловили.
- Ловили, да упустили, - ответил Иванок, чувствуя, как внутри у него все начинает каменеть, и толкнул половчанку себе за спину. - Улетела пташка!
- Не замай, боярин! - Дружинники сдвинули брови. - Отдай, пока добром просим!
- Девок в обозе много, - возразил им Иванок. - Эту не дам!
- Не заносись! - угрожающе заворчал укушенный. - Ты один, нас двое!
В ответ Иванок вынул меч. До сей поры он сам не понимал, что делает и зачем - выпитое вино шумело в голове, будя гонор. Но теплый комочек ткнулся ему в спину под плащом, и он понял, что не мог поступить иначе.
Острый клинок отрезвил одного воя. Он тронул товарища за локоть:
- Ладно, Скурат, оставь его. Тронешь боярина - беды не оберешься. Иную сыщем - небрыкливую…
Но названный Скуратом хоть и отступил, долго ворчал и грозил Иванку кулаком.
Убрав меч, тот перевел дух и по тому, как неохотно рука отпустила оружие, понял, что еще миг - и был готов драться за половчанку насмерть. Но почему? Кто она ему?
Пошарив под плащом, Иванок за локоть вытащил девушку на свет. Она упиралась, дрожала и смотрела на него снизу вверх испуганными злыми глазами. Удивительные были у нее глаза - большие, синие, совсем не половецкие. И длинная русая коса тоже не походила на косы степных девушек. На вид ей было