- Уж этого я не знаю, великий хан, - ответил Невский. - Это решит глава русской православной церкви митрополит Киевский.
Берке перевел разговор на другую тему. Снова заговорил о привлечении в Сарай русских купцов, об открытии в ханской столице судостроительного производства. Посетовал, что сами ордынцы плохие корабелы: без привлечения русских мастеров не обойтись. И когда весь разговор, казалось, был уже исчерпан, хан произнес:
- Мы посоветовались с ближними. Пусть молодые люди возрадуются. Приходи ко мне завтра и приводи молодого князя.
- Слушаюсь, великий хан, - с напускным подобострастием произнес Александр Ярославич.
- Как зовут-то его?
- Глеб Василькович.
- Он мне понравился. Немногословный, скромный.
На следующий день Александр Ярославич с Глебом и толмачом были у хана, в его тронном зале. Хан восседал на прежнем месте на подушках. Через некоторое время вошли молодая женщина в сопровождении пожилой.
- Вот твоя невеста, князь Глеб, - сказал хан, расплывшийся в улыбке.
Глеб разглядывал молодую ордынку. Она была худощавой, гибкой, бледной, должно быть, от волнения. Темные волосы были собраны в пучок на затылке. А глаза ее были вовсе не темными, как показалось Глебу во время их первой встречи. Они оказались зелеными и какими-то бездонно-глубокими. Одета ордынка была так же, как тогда, в далеком детстве, только побогаче. Шаровары из прозрачной восточной ткани, сквозь которую просвечивали стройные ноги, и бархатная, расшитая золотом жилетка, прикрывавшая нагрудную повязку. Массивные золотые кольца-серьги, украшенные рубинами, оттягивали мочки ушей. Девушка без робости, с любопытством рассматривала русских князей.
- Ну, здравствуй, красавица, - сказал Глеб. - Помнишь меня?
- Помню немного, - ответила она чуть слышно.
- А это твоя матушка?
- Матушка умерла давно, - ответила Боровчина, - это моя вторая мама.
Потом Глеб узнал, что пожилая женщина - вдова покойного Сартака, его первая жена.
Ну что станем делать дальше? - спросил хан Берке.
- По нашим обычаям, если русский женится на иноверке, ее крестят по православному обряду. А потом оба идут под венец, - сказал Александр Ярославич.
- Я допускаю в мои владения все религии. Пусть будет по вашим обычаям, - сказал благодушно Берке.
- Хотелось бы крестить мою невесту и венчаться с ней во Владимире, на глазах у моей матушки, - произнес Глеб. - Чтоб крестил ее и венчал нас мой духовный отец, владыка Кирилл.
Берке против этого неожиданно возразил.
- Я готов передать, князь Глеб, невесту в твои руки вот здесь, перед моими очами. И приготовил для вас покои в ханском дворце: не гоже, чтобы моя родственница шла в юрту. А в покои ты введешь уже не невесту, а жену.
- Какая же она мне жена, коли некрещеная и невенчанная, - вздохнул Глеб.
Выход из трудной ситуации нашел Александр Ярославич.
- Разреши, Берке, я подскажу разумное решение. И молодого князя оно устроит.
- Говори, Искандер, коли это разумное решение, - милостиво кивнул хан.
- Нас сопровождает здесь русский священник. Он может окрестить Боровчину и дать ей христианское имя. А потом и обвенчать молодых. Они придут в отведенные тобой дворцовые покои уже мужем и женой. Вот и не нарушим мы ни ваши, ни наши обычаи.
- Ваш Кирилл не будет за это в обиде? - спросил хан.
- Нет, Берке. Кирилл потом отслужит торжественный молебен во здравие молодых.
- Да будет так. Подойдите ко мне, молодые люди, возьмитесь за руки, - властно сказал хан. - Примите от меня свадебные подарки.
Один из ханских приближенных подошел и встал рядом с серебряным подносом, на котором лежали подарки. Берке протянул Боровчине массивный золотой браслет, украшенный крупными алмазами. Глеб получил кинжал кавказской работы в серебряных узорчатых ножнах с массивной рукояткой в виде фигурки какого-то странного сказочного существа.
Отец Максимиан приготовил в юрте-храме купель для крещения будущей княгини белозерской. Но в последний момент спохватились, что Боровчина не имеет русской одежды. Не в прозрачных же шароварах идти с ней под венец. Глеб отправил Власия на ближайший базар, приказав ему:
- Обойди русских купцов. Достань хоть из-под земли холщовую рубаху на девицу высокого роста и женское платье, в котором не стыдно невесту под венец вести.
- Слушаюсь, княже.
Власий оказался удачлив. На ближайшем базаре торговал всякой всячиной русский купец из Рязани, Захар. Он приехал в Орду с молодой женой Пелагеей. Выслушав Власия, Пелагея предложила свое суконное платье с вышивкой на груди и на обшлагах рукавов и исподнюю рубаху из тонкого холста. Когда Власий спросил про цену, Захар замахал обеими руками:
- Полно тебе, мил человек. За благое дело грешно деньгу брать. Скажи твоему князю - подарок наш…
Отец Максимиан заставил татарку обрядиться в длинную холщовую рубаху и окрестил, дав имя Феодоры. Купель была слишком мала для взрослого человека. Священник ограничился тем, что обмакнул голову новокрещеной в медный тазик, служивший купелью, зачерпнул пригоршню воды и обрызгал все ее тело.
- Отныне ты раба Божья Феодора, - возгласил отец Максимиан.
Память святой Феодоры падала на одиннадцатый февраль, как раз в этот день и происходило крещение в юрте-храме. Крестным отцом вызвался быть сам Александр Ярославич. В юрте было холодно, несмотря на огонь очага: как только обряд закончился, Глеб накинул на плечи невесты полушубок.
На свадьбе Феодору обрядили в платье купчихи, покрыли голову белой фатой. Юрта набилась участниками свадебной церемонии. Собрались все спутники Александра Ярославича и Глеба, пришел купец Захар с женой. Про свадьбу проведал оказавшийся в ту пору в Сарай-Берке один из рязанских князей, пришел и он. С ордынской стороны были опекавшая Боровчину ее мачеха, вдова Сартака, с двумя не то служанками, не то подругами невесты и еще бессловесный ханский приближенный. Часть свидетелей свадебной церемонии оставалась на улице, так как юрта не могла всех вместить.
В тесной юрте пахло угаром от очага, свечным нагаром и людским потом. Отец Максимиан уверенно вел венчальную службу. К сожалению, не было хора, чтобы сопроводить ее торжественным песнопением. Один из стражников князя Александра Ярославича, приданный священнику в качестве служки, или пономаря, подпевал как мог, но всех свадебных песнопений он не знал. Закончил священник службу возгласом: «Исайя, ликуй».
Молодожены должны были обменяться обручальными кольцами. Феодора никак не могла понять, что от нее требуется. Тогда Глеб одел на ее палец обручальное кольцо, а другое одел на свой палец. Потом он поцеловал молодую жену, чем привел Феодору в большое замешательство.
Присутствующие подходили к молодым с поздравлениями. Мачеха что-то долго выговаривала Феодоре непонятной Глебу скороговоркой, отчего новобрачная смущалась и краснела. Александр Ярославич поздравил коротко:
- Счастья вам и всех радостей, дорогие мои. Живите в мире и согласии.
Глеб, спохватившись, подозвал к себе купца Захара и спросил его:
- Можешь, купец, устроить свадебное угощение? Сейчас, здесь.
- Дай немного времени, устрою.
- Действуй.
Через некоторое время прибыла повозка, которую тянул длинноухий ишак. В повозке стояли два больших бочонка хмельной браги, бочонок медовухи, лежали копченая рыба, вяленая баранина и другие явства. Гости не расходились в ожидании угощения. Появились еще русичи, оповещенные Захаром: купцы, гребцы с баркасов, люди рязанского князя, какие-то затрапезные оборванцы, должно быть, полоняне со строек. Александр Ярославич приказал стражникам никого не гнать.
В ожидании Захара Невский пригласил Глеба с молодой женой в свою юрту. Были приглашены священник, рязанский князь и сопровождавшие Феодору ордынки, вдова Сартака и подруги - служанки новобрачной. Унылый ордынец покинул храмовую юрту, не дождавшись конца венчания.
Александр Ярославич обратился к молодым с напутственным словом, пожелал им счастливой и чадообильной жизни. Потом долго и многословно говорил рязанский князь. Он был не в духе. Уже долгое время сидел он в Сарай-Берке в ожидании ханского приема и никак не мог дождаться. Хан не был расположен его принять: вероятно, за что-то гневался.
Гостям вынесли большую зеленую бутыль с каким-то крепким питьем, разлили по чашам.
- Заморское винцо. Еще с Новгорода, - сказал Александр Ярославич, - выпьем за здоровье молодых.
Гости выпили, похвалили вино. Только Феодора лишь пригубила - не привыкла. А вдова Сартака не отказалась и от второй чаши: вино ей понравилось.
Когда вокруг повозки с бочонками хмельного зелья и разной снедью столпился народ, Глеб вышел на двор. Поблагодарил гостей, что пришли по такому торжественному для него случаю, постоял из приличия среди гостей короткое время и удалился с Феодорой, сопровождаемый охраной.
Дворцовая комната, отведенная молодым, оказалась обширной и неуютной. Никакой мебели в русском понимании в ней не было, только мягкое ложе на полу, устланном бухарскими коврами, да разбросанные подушки вместо стульев. Перед подушками не то подносы, не то низкие столики из какого-то восточного дерева. Печи или камина в комнате не было. Их заменяли два треножника, поддерживавших медные чаши с раскаленными углями. Чаши давали совсем мало тепла.
В неуютной и прохладной комнате молодоженов ожидали кувшин кумыса, блюдо грецких орехов и еще тонкие приторно-сладкие лепешки.
Вдова Сартака распорядилась, чтобы принесли личные вещи Феодоры в трех больших берестяных коробах. В основном это была татарская одежда, которую не станешь носить на Руси. Еще было немного драгоценностей: коралловые бусы, две пары золотых серег с каменьями и еще кое-что по мелочам. Позже Феодора призналась мужу, что ценных украшений у нее было значительно больше: дарил отец Сартак, человек добрый, особенно к детям. Но многим воспользовалась ее мачеха, женщина властная и жадная. Феодора ее не любила и побаивалась, поэтому и не захотела ссориться из-за каких-то там перстней и серег.