Ничего Славушка сестрице не ответил. Шагал себе по тропинке, насупившись. Понял, что права она. Никто не поверит, что он волчицу сам, своею удалью победил. Хотя, положа руку на сердце, так оно и было. Но если все рассказывать, придется объяснять, что это за камень у него за пазухой, откуда он взялся и как работает. А того Славушка еще и сам не ведал. Сова та явно не простой была, раз камень прямо из воздуха вытянуть смогла. Да и о свойствах этого самого камешка нужно было еще поразмыслить. Взять его в укромное местечко да начать испытывать. Кто знает, возможно, это чудо не только меч может наворожить, хотя для воина доброго уже и того было бы предостаточно.
И такие перед Славушкой вдруг перспективы открылись, что от восторга он забывать начал, как дышать. Это с таким-то мечом он среди всех известных удальцов в крепости самым лихим будет. Нужно будет лишь потренироваться малость, и уж тогда-то он этому паскуднику Ермолке все бока намнет. Век тот помнить будет, как Мареську и других слабых обижать.
Так и шли они по тропке, пока не поредел лес. Вот уже и к обрыву песчаному вышли, а внизу обрыва того увидели реку. Тут уж Славушка знакомые места угадал – Волынь перед ними протекала. Стало быть, по течению нужно держаться и выйдешь аккурат к лугу, что перед крепостью. А там и до дома отчего рукой подать.
Смело Славушка на крутой склон обрыва ступил и уже руку сестрице подал, чтобы помочь спуститься, как с клекотом и визгом на них налетел белый вихрь из пуха и перьев. Отроку пришлось аж к самой земле пригнуться. Невесть откуда взявшись, белая сова выглядела до крайности встревоженной. Она била Славушку крыльями, цепкими лапками в грудь толкала и отчаянно клекотала. Вокруг поднимались клубы пыли и пуха.
– Вот это невидаль! – всплеснула руками Мареся, отходя в лес и наблюдая всю эту картину.
– Да отцепись ты, проклятая! – кричал Славушка, пытаясь отбиться от настырной совы.
– Не пускает она тебя к реке, похоже, – словно между делом сказала Мареся, кидая в рот пригоршню морошки. Когда только нарвать успела?
– Сам вижу, что не пускает, – сдался Славушка и поднялся обратно, ухватившись за корень.
Уже наверху он злобно на сову поглядел и спросил, словно ответа ждал от птицы:
– Ну, чего ты яришься, глупая?
Сова же уселась на край обрыва, крылья свои огромные распластала и на детей пошла. При этом она злобно шипела и клекотала остреньким язычком. Сказать, что дети были удивлены такому поведению птицы – не сказать ничего. Они и сову-то живую в жизни видали только мельком, а чтобы вот так, вблизи, такую огромную, да еще и злую – впервые.
– Давай-ка ее послушаем, – предложила Мареся брату. Птица тут же на нее внимание обратила, голову неестественно на бок свернула, словно разглядеть хотела, да и в один присест взмыла девочке на плечо. Уселась аккуратно, по плечу худому коготками потопталась и на Славушку умными глазами глядит.
У того глаза на лоб полезли от такого поведения птицы дикой. Посмотрел на ошалевшую Мареську – сестрица выглядела не лучшим образом. Не испугалась, нет, но стояла с видом обескураженным, опасливо на птицу глазами косясь.
– Она тебя словно поняла, – прошептал Славушка. – Видимо, и впрямь ховаться в лесу нам надо.
Тут же птица головой закивала и подтвердила догадку бодрым клекотом. Делать нечего, зашли обратно в лес, спрятались за деревьями так, чтобы реку было видно, и стали ждать. А сова так и осталась сидеть на плече Мареськином.
– А вот ты скажи мне, братец, – шепотом спросила девочка, хитро прищурившись и глядя на брата, – ты же словно и не подивился птице редкой. Так на нее прикрикнул, будто знакомцы вы давнишние. Не она ли нас из лесу вывела?
– Вот еще я птицу слушать буду! – буркнул Славушка и тут же получил за слова свои в ухо клювом. – Ай! Чего цапаешься?
Сестрица насмешливо засмеялась над взвизгнувшим мальчиком.
– Ну, судя по всему, ручная она, – сказала Мареся. – Может, все-таки расскажешь, как вы с ней дружбу свели?
Тут сова голову вжала и, тихо зашипев, вперилась взглядом в излучину реки, что из их наблюдательного пункта хорошо видна была.
– Тише, – шикнул на сестру Славушка и тоже пригнулся.
Минуты две ничего видно не было. А после дети увидели, как по излучине Волыни крадется кто-то. Не идет, а именно что крадется. К самому берегу пригибаясь, поминутно оглядываясь, шли вдоль берега два человека в странных одеждах. Шкуры на них были, унты меховые, шапки с висячими до локтей ушами. За спиной – луки короткие, а в поясах ножи кривые поблескивали на солнце.
– Не наши это! – шепнула Мареся.
– Сам вижу, что не наши. Ты финнов когда-нибудь видела?
Мареся головой покачала. Откуда ей было знать, как выглядят представители враждебных кочевых племен с севера.
– Они это…
– А тебе почем знать? Мы с ними уже, почитай, лет пять не сталкивались, да и война-то далеко на западе протекает. Чего им тут делать?
– А то, что наш отец эту крепость здесь не просто так держать взялся. На север он их не пущает. Им там, на севере, словно медом намазано. О том промеж собой воины наши толмачили, а я подслушивал.
– Наши стражники только трепаться горазды, – шепнула Мареся. – Никто из них в настоящей битве не бывал – всех бывалых отец давно отослал в дружину князя. Им-то откуда ведомо, как финны выглядят?
– А по этим не видно, что не местные они? Всех местных мы в лицо знаем. А эти, вона, странные какие. И луки у них, и ножи.
– Так охотники, может?
– Ага, как же, охотники – и без добычи. Говорю тебе, лазутчики это финские. И чего эти «охотнички» хоронятся да тайком вдоль границы шлепают, коль им скрывать нечего?
На этот вопрос у Мареси аргумента не нашлось. Стали ждать, что дальше будет. Лазутчики тем временем с детьми поравнялись. Первый руку поднял и в кулак сжал – совсем так, как дед Филарет делал. Тот, что за первым шел, остановился, встал на колено, достал свой короткий лук и стрелу на тетиву положил. Сидит, на излучину смотрит пристально, словно погоню за собой ждет. А первый стал странные жесты изображать. Повернулся к реке лицом, к детям спиной, развел широко ноги, руками машет. То одна рука вверх, то другая. Славушка взглянул через реку и увидел на противоположном берегу странное. Безлюдный, на первый взгляд, лес вдруг ходуном заходил. Вышли из леса на том берегу другие люди – человек десять. Одеты они были так же чудно, в меха да шапки (и это летом-то!). Один из пришлых догола разделся, взял что-то в руки и пошел вверх по течению. Мальчик пригляделся и понял, что тащит этот человек за собой веревку. Отошел он саженей на тридцать вверх по течению и в воду полез. Волынь в этом месте глубокая была, полноводная. Течение у нее не сильным было, пловца аккурат к берегу возле лазутчиков и прибило. Те помогли ему выбраться на илистый берег и взяли у того веревку.
И только тут до Славушки дошло, чем лазутчики занимаются. Они переправу наводят! Там наводят, где наши-то и не ждут нападения. Слишком уж коварным течение в Волыни было, не каждый конь осилит, а воин в доспехах да мехах и вовсе потонет. Что же, им всем с голым задом переплывать? Сейчас поднимутся лазутчики в лес, веревку ту к дереву приладят, и начнется вторжение.
– Мареська, – еле слышно шепнул сестре Славушка, – бери сову и бегом через пролесок к крепости. Донеси отцу о том, что видела, и сюда их веди! Скажи, финны переправу наводят уже.
– А ты? – Мареська с тревогой на брата поглядела.
– Не бойся за меня, я юркий. Погляжу, сколько их, да следом за тобой пойду. Они раньше утра следующего не будут нападать. С ходу да без отдыха кто воевать станет?
На том и порешили. Мареська братца в лоб поцеловала, рукой своей горячей щеку его погладила да и припустила по тропинке. Сова же покинула плечо девочки и перед ней полетела – дорогу, стало быть, короткую показывать будет. Никак поняла, о чем сговорились дети.
Славушка же принялся ждать. Как он и предполагал, веревку, что пловец с другого берега доставил, лазутчики привязали к стволу крепкой осины. Пока враг по лесу шастал да веревку вязал, мальчик лежал ни жив, ни мертв. Будь разведчик хоть немного сметливее, проверил бы ближайшие кусты да Славушку и обнаружил бы. Но лазутчик был уверен, что они на этом берегу одни, и лишнюю предосторожность соблюдать не стал. Видимо, до прихода сюда детей финны уже все тут оглядели, под каждый куст заглянули и никакой для себя угрозы не обнаружили. Славушка же остался незамеченным.
По своей наивности паренек предполагал, что вороги так и будут по веревке один за другим перебираться, но финны оказались смекалистей. К первой веревке на той стороне реки вороги приделали деревянный чурбачок с веревкой потоньше. Ту веревку один из ворогов на эту сторону вместе со стрелой пустил, и теперь люди на Славушкином берегу могли подтягивать этот чурбачок. После всех приготовлений он по канату скользил, словно челнок. А на чурбачке были крючья, к которым вражеский отряд прикреплял тюки с вещами, амуницией и продовольствием. Спустя время все было готово к переправе, и первые тюки неспешно начали свое движение. Убедившись, что вся конструкция работает исправно, финны начали действовать уже быстрее.
Славушка же усердно считал, сколько тюков будет переправлено на этот берег. Таким способом он рассчитывал оценить приблизительную численность отряда финнов. Самым ужасным оказалось то, что тюков было настолько много, что мальчик сбился со счету на втором десятке. Но по всему выходило, что не менее тридцати штук. И наверняка каждый из них предназначался не одному воину, а сразу двум-трем. Особенно Славушку поразило количество колчанов со стрелами. Этот отряд, а точнее, небольшое войско, вероятнее всего, затеяло настоящий штурм их крепости. А то и осаду.
Опасения Славушки насчет численности вражеского отряда подтвердились в самом скором времени. Когда начало темнеть, на противоположный берег высыпало не менее трех десятков человек. Они быстро спустились к реке, подвязали к деревянному челноку какую-то веревку и выволокли из леса здоровенный плот. Тяжелый тот плот был, финны его вдесятером еле волокли. Дотащили они плот до берега да в воду его бросили. Веревку от челнока привязали к плоту и стали грузиться на него сами. Укладывались странно – все бочком, бочком друг к другу. Видать, так их больше на плоту помещалось. Славушка насчитал двадцать человек, и еще столько же воинов продолжали суетиться на том берегу. А сколько их там, в лесу еще оставалось, мальчик так и не понял.