стью около столетия. В-третьих, на городище Асаревичи (прил. № 327) большое количество стрел обнаружено на территории разрушенных валов, что, по мнению самой О. Н. Мельниковской, "свидетельствует о борьбе населения городища с нашествиями лесостепных племен" [256, с. 14]. Укладывается в рамки VI - V вв. до н. э. и хронология вещей, обнаруженных на подгорцевских памятниках. VI - V вв. до н. э. датируются конусовидная сережка и акинак из Асаревичей (см. выше). Бляхи с прорезями и отверстиями (рис.3,53) находят аналоги в культуре западнобалтийских курганов конца VI периода бронзы - начала периода раннего железа, что соответствует VI - V вв. до н. э. [447, рис. 125, с. 279; 448, с. 165 - 166]. Литые круглые бляхи с восьмерковидными украшениями (рис. 3, 52, 56) находят аналоги в кобанской культуре и на памятниках Кабарды VI - IV вв. до н. э. [50, рис. 52, 10; 171" табл. XXXIII, 7, с. 55]. Булавки с ажурным навершием (рис. 3, 55) широко распространены в культурах "балтского круга" лесной зоны в IV-III вв. до н. э. [18, рис. 20, 9, с. 129; 274". рис. 2, 3, 6, 7; 275, рис. 28, 9] и находят прототипы в древностях Кабарды, Балкарми и Северной Осетии второй четверти I тыс. до н.э. [101,№76 - 81]. Булавки с навершием в виде двух выпуклых бляшек (рис. 3,51) схожи с верхневолжскими [274, рис.2" 9]. Украшения в виде спаянных по две проволочек с утолщенными концами или шариками на концах (рис. 3, 49, 57), литейная формочка для изготовления которых обнаружена на городище Горошково (прил. № 204), известны в высоцкой культуре [256, с. 85]. Подвески в виде колокольчиков (рис. 3, 54, 58) появляются у скифов в переднеазиатский период их истории [312, табл. X. 1, с. 108]. Аналоги в кобанской культуре находят литые треугольные подвески со спиралевидными узорами (рис. 3;. 36), относящиеся к середине VII-V вв. до э. [171, рис. 1, I,Е]. Ожерелье из погребения в Подгорцах (прил. № 385а) очень близко ожерелью из кургана 3 в урочище Стайкин Верх близ Аксютинцев, датирующемуся V в. до н. э. [150, табл. VIII, 3,. с. 141 -142]. Бронзовые трубочки, на которые прикреплены подвески из Подгорцевского клада (прил. № 385), также находят аналоги на скифских памятниках Посулья V в. до н. э. [153, с. 327, рис.]. Краткий анализ подгорцевских типов вещей подтверждает" высказанное П. Н. Третьяковым предположение о том, что многие типы бронзовых "балтских" украшений распространялись в лесной зоне из Поднепровья [378 с. 208], поскольку эти изделия датируются здесь более ранним временем. В то же время их атрибуция как изначально балтских представляется спорной: при детальном рассмотрении оказывается, что прототипы большинства "балтских" украшений представлены на той территории, где активно действовали скифы в переднеазиатский период своей истории. Таким образом, подгорцевские украшения, как изготовленные в технике воскового плетения, так и более простые, не связаны со скифским лесостепным комплексом украшений и обнаруживают аналоги в комплексе украшений Посулья, связанного более со степной Скифией [150, с. 173 - 174]. По-видимому, они были занесены в Среднее Поднепровье в период между окончанием переднеазиатских походов скифов и сложением севернопричерноморской степной Скифии [268>> с. 104]. Картографирование датирующих вещей второй хронологической группы очерчивает территорию МЛГРК в VI - V вв. до н. э. (рис. 2). В этот период появляются памятники подгорцевского и волынского вариантов, а также элементы МЛГРК в средней Белоруссии [266, с. 8-16]. Загадочным представляется отсутствие вещей второй хронологической группы на памятниках восточнополесского варианта, бывшего в предшествующем периоде самым населенным районом культуры. Третья хронологическая группа вещей датируется серединой IV - первыми десятилетиями III в. до н. э. и связана уже не столько со скифскими, сколько с латенскими типами вещей, относящимися к финальной стадии существования горизонта Духцов-Мюнзинген. К этому времени относятся фрагмент духцовской фибулы и латенские браслеты с рубчиками (рис. 3, 37, 38, 42), а также латенский дротик (рис. 3, 40) [133; 119; 518, табл. 1, с. 43, 57]. В IV - начале III вв. до н. э. на территорию МЛГРК продолжают попадать и скифские типы вещей, обнаруживаемые, как правило, в комплексах с латенскими. Это неорнаментированные браслеты II варианта 4-го типа, по В. Г. Петренко >(прил., № 204), многооборотные браслеты 7-го типа и др. (рис. 3, 35) [297, с. 29, 53, 54]. Вещи третьей хронологической группы не обнаружены на памятниках западно- и восточнополесского, волынского, подгорцевского и среднебелорусского вариантов, что позволяет говорить о замирании *жизни на этих территориях в начале IV в. до н. э., о преобладании культуры штрихованной керамики в западной части среднебелорусского варианта и МЛГРК - в восточной. Территория культуры сужается до пределов верхнеднепровского варианта (рис. 2). Проведенный хронологический анализ позволяет обратиться к рассмотрению процесса сложения и развития МЛГРК в целом. В VII в. до н. э. набеги скифов, достигавшие, вероятно, Прибалтики, о чем свидетельствуют находки ранних скифских стрел [239; 73, с. 100, табл. XX, 10; 497], затронули и часть территории складывавшейся на основе местных культур эпохи бронзы МЛГРК (восточнополесский вариант). По-видимому, это повлекло за собой, с одной стороны, усиление процесса культурной консолидации перед лицом внешней опасности, а с другой - расширение территории МЛГРК вследствие начавшихся передвижек населения. В VI в. до н. э., практически одновременно с образованием севернопричерноморской Скифии [268, с. 104], наряду с верхнеднепровским и восточнополесским вариантами складываются подгорцевский и волынский, проявляется влияние МЛГРК в средней Белоруссии и в более северных областях распространения культуры западнобалтийских курганов [343, с. 35; 448 с. 161, 225]. Позднее контакты скифского и милоградского населения приобретают более мирный характер, лишь изредка нарушаемый неясными конфликтами, о которых свидетельствуют находки скифских стрел на милоградских памятниках. Скифский лесостепной комплекс вещей оказывает существенное влияние на сложение милоградского комплекса, в то время как степной комплекс, осложненный кавказскими элементами, влияет лишь на сложение подгорцевского комплекса. Центром распространения степного влияния было, по-видимому, Посулье, хотя отдельные вещи подгорцевского типа находят аналоги и на памятниках скифского времени Киевщины V в. до н. э., в которых также прослеживаются связи с Кавказом [169, с. 136]. Подгорцевское население существовало вперемежку со скифским: "контакт земледельческого населения скифской культуры и Припятского Полесья привел к образованию промежуточного звена - подгорцевской культуры" [153, с. 288; 300, рис. 1]. На сложение западнополесского варианта существенное влияние оказали позднелужицкие и, возможно, высоцкие традиции, особенно ярко прослеживающиеся в материалах Дубойского могильника [прил., № 8; 256, с. 49]. Наличие в погребениях волынского варианта каменных орудий послужило поводом для предположения о более ранней их дате, нежели южнобелорусских памятников [338, с. 77]. Против этого молено привести ряд возражений. Во-первых, Волынь в VII - начале VI вв. до н. э. занята памятниками могилянского типа [187], причем лишь в единичных случаях на могилянских памятниках обнаружена милоградская керамика, что еще не позволяет говорить о сосуществовании двух культур. Во-вторых, наличие каменных орудий в погребениях само по себе не является ранним признаком: их находки известны на скифских и зарубинецких памятниках [152, табл. XXV, 6; 169, рис. 32; 309, рис. 22, 7, 62, 10 и др.], а также в грунтовых погребениях МЛГРК в южной Белоруссии [256, с. 46]. В-третьих, керамика волынского варианта обнаруживает весьма отдаленное сходство с ранней хронологической группой, по О. Н. Мельииковской [256 рис. 44; 119, 1 - 13]. Налепы с пальцевыми вдавлениями (рис. 3, 63, 64, 66) свидетельствуют о влиянии ранних скифских орнаментальных мотивов [169, рис. 34, 7]. В-четвертых, наиболее ранние вещи волынского варианта (гривна из могильника Корост и булавка из Луки-Райковецкой - рис. 3, 65; прил., № 405) датируются временем не ранее VI в. до н. э. (см. выше). Именно к этому времени и следует отнести сложение волынского варианта на основе взаимовлияния курганов житомирского типа, милоградской культурной традиции и, возможно, высоцкой культуры. Контакты с внешним миром носителей волынского варианта МЛГРК так же, как и предшествовавших им на этой территории носителей памятников могилянского типа, были чрезвычайно слабы, что и привело к застойности культурного развития территории Волыни скифского времени. Во второй половине IV в. до и. э. на территории среднего Поднепровья и верхнеднепровского варианта МЛГРК появляются латенские импорты. Эти территории становятся центрами изготовления вещей по латенским прототипам и распространения их в лесной зоне и отчасти в Скифии [119]. Памятники большинства вариантов МЛГРК в IV в. до н. э. прекращают свое существование, за исключением, быть может, волынского варианта и деснинской группы подгорцевского варианта, где А. В. Шекуном раскопаны курганы, отнесение которых к IV в. до н. э. может оказаться вполне вероятным (прил., № 359). Возможно, именно отток населения с территории МЛГРК" прежде всего подгорцевского варианта, привел к распространению так называемых "балтских" украшений в лесной зоне, производство которых в среднем Поднепровье в IV в. до н. э. прекратилось. В начале III в. до н. э. поступление на территорию МЛГРК новых типов вещей прекращается. А. М. Обломский датировал бусы, обнаруженные в кладе браслетов 1957 г. на городище Горошково, II в. до н. э. [283, с. 17], основываясь на времени наибольшего их распространения в северном Причерноморье, по Е. М. Алексеевой. Следует отметить, что широта датировок бус вряд ли позволяет привлекать их для передатировки браслетов" имеющих гораздо более узкую дату. Если применить для горошковского клада метод узких датировок [417], то единственно возможной датой его сокрытия окажется конец IV-первые десятилетия III в. до н. э. [133]. Кроме того, схожие бусы обнаружены в классических скифских комплексах [например, 152, табл. IX, 3; 208, табл. 36, 37], и привлечение наиболее вероятного времени бытования античных бус в отдаленных античных городах северного Причерноморья вместо времени их бытования на соседних скифских памятниках представляется методически неверным. Прекращение попадания новых типов вещей на территорию МЛГРК в начале III в. до н. э. молено объяснить тем, что в первой трети III в. до н. э. Скифия под ударами сармат прекращает свое существование [227, с. 30 - 55]. Поскольку латенские импорты попадали на территорию лесной зоны именно через Скифию, ее падение разом пресекло и скифский и латенский потоки импортов [133, с. 60; 119]. Немногим ранее кельты, появившиеся в южной Польше вызвали передвижение части носителей поморской культуры на восток, о чем свидетельствует распространение наиболее поздних латенских импортов, обнаруженных на поморских памятниках [513, рис. 13; 519, рис. 3], часть которых обнаружена "на территории западных областей Украины и Белоруссии. Именно этим временем, т. е. последней третью IV в. до н. э., может быть датировано нарушение стабильности населения милоградской и поморской культур: поморские памятники появляются на территории западнополесского варианта МЛГРК, а подъемный материал МЛГРК обнаружен на территории распространения поморской культуры, в Беловежской Пуще (рис. 4). О нарушении стабильности МЛГРК на рубеже IV - III вв. до н. э. свидетельствует и сокрытие кладов латенских браслетов на городище Горошково и в Киселевском торфянике [1