ложность остальным, занятым ремесленной деятельностью. Массовое производство в точном современном смысле слова, подразумевающем серийное изготовление идентичных вещей, ни для славян, ни для скандинавов той эпохи не было возможно, так как каждое изделие изготовлялось индивидуально, путем литья. Это не означает, однако, что серийного производства с помощью нескольких форм не осуществлялось. Конечно, совершенно идентичные изделия, как при современном машинном производстве, не могли быть получены, при многократном использовании литейных форм они неуловимо менялись - от образца к образцу. Но серийная продукция, как и единичные изделия, в равной мере характерны для славян и скандинавов. Развитие процесса шло в одном направлении, как показывает переход от зерненых лунниц к их литым воспроизведениям, либо же - от терслевских фибул к бронзовым подражаниям. Ремесленники трудились и здесь и там, а Балтийское море не знало границ. Насколько сильным было взаимное влияние, позволяет судить подвеска позднего IX в. из кургана № 6 могильника Плакун под Старой Ладогой на Волхове [35, с. 31-32]. Эта позолоченная серебряная подвеска имеет форму славянской лунницы, но покрыта филигранным декором в типичной для искусства викингов петельной орнаментике (рис. 7). Отсутствие примеров подобных связей между Каролингско-Оттоновской империей и западнославянским миром объясняется их политическим противостоянием. Богатый и продуктивный обмен между скандинавами эпохи викингов и славянами, проявившийся в развитии сходных явлений в области художественного ремесла, напротив, основывался на хозяйственном и культурном взаимопроникновении двух социумов. Важнейшими центрами опосредования этих двусторонних импульсов на Балтике были ее первые градообразования. Можно выделить три различных уровня такого рода поселений. Ранние формы представлены такими центрами, как Рибе [427], Охус [431] и Старая Ладога [355] уже в VIII в. В IX в. возникает вторая группа поселений - Хедебю, Бирка и Каупанг, которые однако не смогли обеспечить свое существование до рубежа тысячелетий (оно прекратилось к концу X - началу XI в.). Их сменяют такие города, как Шлезвиг, Сигтуна, Осло, Висбю и Новгород. Основу деятельности всех этих центров составляла международная дальняя торговля. Однако при всей своей значимости она обеспечивала лишь сезонную деятельность, которой летом занимались бонды, крестьяне-общинники, зимою жившие по своим усадьбам в округе [469]. Это не могло еще привести к образованию постоянного города, но лишь к возникновению сезонных, "летних городов". Уже самые ранние из этих центров - Рибе, Охус и Ладога, которые позднее практически все обладали городским правом и продолжали развиваться, сохранили археологические следы деятельности ремесленников. Показателен производственный комплекс VIII в. в Старой Ладоге, где существовала постоянная мастерская [334; 507], связанная и со скандинавами [80]. Для становления города необходима была не только дальняя торговля. Решающим условием являлось стабильное существование группы населения, жившей не сельским трудом, а производством других видов товаров [165]. Это - прочно осевшие ремесленники, появляющиеся не от сезона к сезону, но постоянно живущие и работающие в раннегородских центрах. Среди таких ремесленников было, конечно, немало странствующих, особенно, как показывают приведенные примеры, мастеров художественного ремесла. Но другие уже прочно были привязаны к месту, где имелись либо большие запасы необходимого сырья, либо - специально оборудованные мастерские, что хорошо прослеживается, например, для токарей - по многочисленным остаткам деталей токарных станков в указанных центрах [476]. До сих пор сравнительно редки признаки существования постоянных мастерских в раннегородских поселениях Балтики. Они, однако, и не должны были появиться в заметном количестве, до образования специализированных ремесленных кварталов, вроде Неревского конца в древнем Новгороде с его концентрацией кожевенного производства [388]. Косвенно на существование таких кварталов указывает, однако, несомненное для конца X в. серийное производство многих видов изделий, запасы которых предназначались для продажи в крупных торговых центрах. Притягательность и посредническая роль этих центров подтверждается тем, что именно здесь найдены сравнительно легко транспортируемые средства производства высококвалифицированных мастеров художественного ремесла, такие, как пресс- формы для филигранных фибул или литейные формы для имитации лунниц. В этих центрах возникали и смешанные, гибридные формы, вроде подвески из Плакуна под Старой Ладогой, где на славянскую лунницу с высокой точностью нанесен скандинавский орнамент. Итак, в металлообрабатывающем художественном ремесле славян и скандинавов намечаются черты различия и сходства. Сопоставимыми оказываются скандинавские филигранные фибулы с их серийными бронзовыми литыми воспроизведениями и славянские зерненые лунницы с упрощенными бронзовыми подражаниями им. Выявляется роль оседлых ремесленников как градообразующего элемента в центрах дальней торговли. Притягательность и, видимо, посредническая роль этих центров привлекала и подвижных странствующих ремесленников с их транспортабельными средствами производства. Отсюда в первую очередь происходят также смешанные формы, примером которых является подвеска в виде славянской лунницы с нанесенным на нее скандинавским декором из могильника Плакун в Старой Ладоге.
В. Я. Конецкий. Новгородские сопки и проблема этносоциального развития Приильменья в VIII-X вв
Процессы, происходившие в среде населения Приильменья, одного из важнейших (наряду со Средним Поднепровьем) центров становления государственности у восточных славян, по времени практически совпадают с расселением в данном регионе, повлекшим за собой сложное взаимодействие местных и пришлых групп населения, что создает дополнительные трудности при реконструкции ранней истории Новгородской земли. Малочисленность письменных источников, краткость свидетельств уже давно сделали необходимым широкое привлечение данных археологии, нашедшее отражение в обобщающих работах. Однако в настоящее время в свете исследований последних лет традиционные оценки некоторых категорий древностей требуют критического пересмотра. В полной мере это относится к сопкам - широко распространенным в Приильменье монументальным погребальным насыпям, связываемым с ильменскими славянами, но не имеющим аналогий в остальном славянском мире. В работах последних двадцати лет суммирован обширный материал, относящийся к сопкам [342; 276, с. 212 - 246; 200, с. 152-162; 299, с. 123-146]. Мы сосредоточиваем внимание на трех основных аспектах изучения рассматриваемых памятников. Социально-демографический аспект изучения сопок связан с анализом количества погребенных в этих памятниках на фоне огромных трудовых ресурсов, затраченных на их возведение [298, с. 24]. Высказывались мнения, что на возведение сопки высотой 4-12 м требуется от 800 до 3600 человеко-дней. Однако хронометрирование действий по созданию отдельных элементов сопок, предпринятое В. П. Петренко, показало, что трудовые затраты были значительно большими. Последнее обстоятельство было существенной причиной того, что исследователи нередко видели в сопках памятники социальной верхушки, безотносительно к ее этнической принадлежности [354, с. 3 - 5; 546, с. 50 - 60; 481, с. 31-37]. С конца 30-х годов на основе социологических схем того времени распространилось иное мнение, разделяемое некоторыми учеными и поныне, что сопки являются памятниками рядового населения с "десятками" погребений и содержат захоронения всех членов насыпавших их общин. Это, при условии неоднократной подсыпки, -казалось бы, объясняет и большие размеры насыпей [374; 375, с. 228 - 287; 346, с. 63]. Однако обращение к фактическому материалу дает иную картину. По сводке В. В. Седова, из 35 учтенных насыпей 74% содержат одно погребение, а 22%-два-четыре [342, с. 21-22]. Одиночность захоронений далеко не во всех случаях можно списать на несовершенную методику раскопок, поскольку и новыми исследованиями получены сходные данные. Факт-малого количества погребений в сопках отмечался уже давно. Так, Н. Н. Чернягин, автор первой крупной сводки этих памятников, писал: "В сопках по их размерам и сравнительной малочисленности было бы естественно ожидать многих погребений, но в действительности их количество в большинстве случаев ограничено... Несомненно, что размеры этих насыпей не объясняются количеством содержащихся в них захоронений" [399, с. 96 - 97]. Кроме того, в ряде случаев исследователи могли принимать разрозненные части одного погребения за отдельные захоронения. На данное обстоятельство обратила внимание Н. В. Тухтина [389, с. 190]. Поскольку обычно не проводится специальный анализ кальцинированных костей из сопочных погребений, данный фактор действительно не учитывается. В сопках также могут присутствовать кальцинированные кости животных, из которых неспециалистами визуально могут быть опознаны лишь останки крупных видов (например, лошадей). Все это заставляет при оценке количества погребенных вводить поправку скорее в сторону их уменьшения. За последние годы в окрестностях Ладоги вокруг оснований ряда сопок были открыты погребения по обряду трупосожжения, синхронные погребениям в насыпях [299, с. 136]. Одно подобное скопление костей, правда, небольшое по объему, зафиксировано во рву разрушенной сопки у пос. Деревяницы под Новгородом [179, с. 166]. Подобные факты хотя несколько и снижают остроту проблемы в демографическом плане, но еще более усиливают ее в социальном. Ведь если часть погребений располагается у подножия насыпей, то при оценке сопок как погребальных памятников всего населения возведение столь трудоемких сооружений представляется непонятным. Пространственное противопоставление единичных захоронений в сопках погребениям, расположенным у их подножий, несомненно отражает социальную дифференциацию общества в среде которого возникли эти насыпи. Структурно-семантический аспект