Славяне и арийский мир — страница 12 из 31

НЕОЛИТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Непрерывность развития

Лет тридцать тому назад, когда доисторическая археология была еще в младенчестве, финская теория была очень общепринятой. Так как филологи решили, к своему собственному удовольствию, что арийцы эмигрировали в Европу из Центральной Азии, то археологи старались их отождествить с народами, внесшими в Европу металлы. Они утверждали, что до арийского переселения неолитическая Европа была занята финскими расами, которые были покорены и истреблены арийскими завоевателями, вооруженными бронзовым оружием, принесенным с Востока. Утверждали также, что эти вторгнувшиеся арийцы ввели в Европу большую часть наших домашних животных и наших возделываемых растений и что они обладали сложившейся уже мифологией, главными действующими лицами которой были боги бури, солнца и богиня зари.

Нам надо теперь исследовать доказательства, на которых зиждутся эти теории; нам надо извлечь из фактов, доставляемых лингвистической палеонтологией, описание цивилизации, достигнутой арийцами до их разделения, и сравнить ее с картиной цивилизации неолитической в том виде, как нам ее представляет доисторическая археология.

Теория введения в Европу бронзового оружия народом-завоевателем, пришедшим с Востока, была опровергнута, несмотря на доказательства г. Тройона^{104}; открытия, сделанные в озерных жилищах Швейцарии, установили, что бронзовые орудия вводились постепенно между неолитическим населением посредством мирных успехов торговли.

Слои остатков, лежащие одни на других, показывают, что многие из озерных поселений были воздвигнуты в течение каменного века и сохранялись во все продолжение бронзового века до века железного. Не открыто следов никакого промежутка, каковой предполагает финская теория. Эти озерные поселения, за немногими исключениями, были расположены как раз напротив какого-нибудь современного города или деревни, построенных на берегу^{105}, из чего оказывается, что эти местности были обитаемы постоянно до наших дней. Очевидно, что по мере того как население увеличивалось и жизнь становилась менее подверженной случайностям, пределы поселения распространились и перешли с воды на твердую землю, а постройки на сваях, перестав быть необходимыми, постепенно вышли из употребления.

На основании наблюдений, сделанных над озерными постройками долины По, Гельбиг доказал, что такой же постепенный переход от камня к бронзе имел место у арийского народа, умбров. Там, однако, в течение бронзового периода умбрийская цивилизация была внезапно разрушена нашествием этрусков, и ни одно из этих поселений не дожило до железного века.

Таким образом, свайное поселение, расположенное напротив Пешиеры, на Гардском озере, было воздвигнуто в каменном веке и было занято постоянно в течение века меди до века бронзы^{106}. Остатки поселения на Фимонском озере особенно поучительны, так как это поселение должно было быть воздвигнуто вскоре после прибытия умбров в Италию и было разрушено раньше, чем они перешли от пастушеского периода к земледельческому. Там имеются два последовательных слоя, из которых древнейший принадлежит целиком к неолитическому веку. Обитатели еще не возделывали почву и жили главным образом охотничьей добычей. Кости оленя и кабана весьма многочисленны, тогда как кости быка и барана редки. Впрочем, там не имеется никаких злаков; но найдены большие запасы орехов, точно так же, как желудей, из которых некоторые прилипли к внутренней стенке земляных горшков, в которых их жарили, прежде чем есть. Эти жилища были, по-видимому, сожжены, а потом через несколько времени вновь выстроены, ибо более недавний слой содержал многочисленные осколки кремня и бронзовый топор. Злаки еще отсутствуют, хотя найдены орехи, желуди и кизил. Но обитатели в это время уже достигли пастушеского периода, так как кости оленя и кабана редки, а кости быка и барана обыкновенны^{107}.

Эти итальянские озерные поселения имеют специальную важность для наших исследований, так как Гельбиг удовлетворительно доказал, что в них обитали умбры, народ арийского языка. Таким образом мы узнаем, что когда арийцы впервые прибыли в Италию, то они были в начале пастушеского периода и не знали земледелия и металлов.

Мы узнаем также, что знакомство с металлами пришло с юга, а не с востока. Поселения, принадлежащие исключительно к каменному веку, находятся главным образом на севере от По, тогда как содержащие бронзу расположены вообще далее к югу. То же самое и в Швейцарии. Поселения каменного века многочисленнее на Констандском озере, поселение бронзового века на озерах Женевском, Бриенском и Невшательском.

Англия доставила последний аргумент в пользу теории, приписывавшей арийским завоевателям введение металлов между неолитическим народом. Еще в 1880 году профессор Бойд-Даукинс поддерживал мнение, что завоеватели, построившие круглые курганы, установили свое владычество над природными жителями, силурами, посредством бронзового оружия, которое они принесли с собой. Но даже в этом случае, гораздо более поразительном, дальнейшие исследования показали вероятность существования рядом веков бронзового и каменного. Выше было уже указано^{108}, что бронза крайне редка в самых древних погребениях в круглых курганах, которые, в Йоркшире во всяком случае, принадлежат чаще к каменному веку, чем к бронзовому. Кроме того, в Великобритании, как и в других местах, самое древнее оружие из бронзы, видимо, скопировано с каменных орудий, формы которых, неудобные для бронзы, были вскоре оставлены. Нередко бывает, что могилы, где находятся образцовые орудия этих архаических форм, содержат в то же время каменное оружие. Таким образом, в кургане около Буттервика, в Ист-Риддинге, в Йоркшире, бронзовый цельт самой простой формы, сделанный по образцу каменного топора, найден был рядом с кремневым ножом^{109}. В Дербишире нашли скелет, завернутый в вывернутую кожу, и вместе с этим скелетом кремневые орудия и цельт из бронзы, сделанный на манер самых простых каменных цельтов. В одной только Англии^{110} найдено двадцать семь бронзовых цельтов, сделанных по типу каменных цельтов, и можно проследить постепенное развитие форм, все более приспособленных к новому употребляемому материалу.

После того, что мы сейчас видели, кажется весьма вероятным, что арийское вторжение в Великобританию имело место в неолитический век.

Эти заключения, в настоящее время общепринятые археологами, гибельны для прежней теории. Последняя указывает на арийцев как на народ, сравнительно цивилизованный, вторгающийся в Европу с Востока и приносящий с собой оружие из бронзы, при помощи которого он подчинил себе первоначальных обитателей Европы, принадлежавших к расе басков или финнов. Знакомство с металлами, распространявшееся от берегов Средиземного моря к северу, должно быть приписано главным образом постепенному расширению финикийской торговли.

Ни для одной части Европы не доказано, что был перерыв между временами употребления камня и металла; и ничто не доказывает, что современные обитатели Европы не происходили от обитателей ее, живших в неолитическом веке, цивилизация которых носила характер очень зачаточный. Надо, стало быть, снова исследовать мотивы, заставившие приписывать первичным арийцам высокую степень цивилизации. Прежние заключения были основаны на филологии; но ученые склонны в настоящее время придавать капитальную важность доказательствам археологическим, а филологическим приписывать лишь второстепенное значение. На двух примерах, касающихся лошади и собаки, можно видеть, как более серьезные археологические доказательства исправили заключения филологии относительно этой первоначальной цивилизации. Названия лошади (по-санскритски açva, быстрый) и собаки (по-санскритски çvan) находятся почти во всех арийских языках, и прежде предполагали, что лошадь, происходящая из степей Центральной Азии, была приручена первобытными арийцами и приведена ими при их переселении к западу.

Во многих из самых древних поселений, признаваемых за палеолитические, как, например, в Солютрэ и Тайнгене, останки лошади, равно как и северного оленя, весьма обильны; очевидно, лошадь составляла большую часть пищи жителей, но очевидно также, что она находилась в диком состоянии. В наиболее древних озерных неолитических жилищах Швейцарии останки лошади редки или совсем не встречаются; позже они становятся обыкновеннее, а открытие удил, относящихся к концу бронзового века, доказывает, что это животное было тогда приручено. Отсюда, очевидно, вытекает, что имя лошади, общее арийским языкам, должно было обозначать ее в качестве предмета охоты и имеет столь же мало значения как и существование общих этим языкам наименований для волка и лисицы.

Относительно собаки это, однако, не так. Открытие собачьих костей в датских кухонных останках ничего не доказывает; собаки могли служить пищей так же, как волк и лисица, кости которых тоже находят в этих кучах останков; но мы заключаем, что собака была одомашнена, из того, что кости птиц и четвероногих, которыми питаются собаки, неизменно отсутствуют^{111}. Очевидно, поэтому, что заключения филологии должны быть принимаемы с осторожностью, если только их нельзя проверить с помощью сведений, доставляемых археологией.

Открытия последних тридцати лет поставили весь вопрос о первобытной арийской цивилизации на новую почву. Кухонные остатки содержат остатки пиршеств грубых дикарей, которым земледелие было неизвестно, которые питались главным образом раковинами и не имели домашних животных, кроме собаки.

Мы находим в самых древних жилищах Германии и Швейцарии останки народа, от которого производят кельтов, обладавшего скотом, но жившего главным образом добычей, доставляемой охотой.

Мы следим за ним в течение периода, который должен был длиться много веков; сперва мы видим его одетым просто в кожи, потом выучившимся ткать циновки из древесной коры и, наконец, научившимся прясть лен.

Мы видим, что сначала он обладает одним лишь быком, потом одомашнивает постепенно козу, барана, свинью и, наконец, лошадь. Мы видим, как он делает мало-помалу большие успехи в земледелии и переходит постепенно от каменного века к бронзовому, а от бронзового века к железному. В озерных сооружениях Северной Италии мы можем таким же способом проследить то же постепенное развитие цивилизации и переход от охотничьего периода к земледельческому, через посредство периода пастушеского и от века камня к веку бронзы, у народа, от которого производят умбров и который тесно связан с латинской расой.

Раскопки д-ра Шлимана к Микенах и Гиссарлике относятся к более поздней культурной эпохе и выставили на свет останки народов, не знавших железа, но уже обладавших блестящей в своем роде цивилизацией; они были освоены с употреблением меди, бронзы и даже свинца и фабриковали весьма артистическая украшения из золота, слоновой кости и серебра.

Очевидно, что цивилизация, которую мы находим в Европе в начале исторического периода, образовалась постепенно, в течение долгого периода времени, а не была введена внезапно переселившейся новой расой. Точно так же, как в геологических теориях то, что приписывалось великим катастрофам, производимым потопами, в настоящее время объясняется действием существующих сил в течение громадных периодов времени, точно так же и археологи становятся все более и более расположенными заменить медленным прогрессом цивилизации старые теории, решавшие все трудности предполагаемым завоеванием или нашествием.

Мы можем вкратце резюмировать самые недавние результаты филологических исследований в том виде, как они были ограничены и исправлены археологическими открытиями. Допускают, что народы, говорившие первобытным арийским языком, были кочевыми пастухами, одомашнившими собаку; они бродили по равнинам Европы в повозках, запряженных быками, выдалбливали челноки из стволов деревьев, но, безусловно, не знали употребления металлов, за исключением, может быть, самородной меди. Летом они жили в шалашах, построенных из ветвей, с крышей из камыша. Зимой обитали в круглых ямах, выкопанных в земле, крыша которых была образована из жердей, прикрытых навозом, или кусками дерна. Одеты они были в кожи, которые сшивались вместе костяными иголками; они знали огонь, который добывали трением кусков дерева или при помощи кремня; наконец, они умели считать до ста. Если им было знакомо земледелие, что сомнительно, то это земледелие должно было быть весьма первобытным; наконец, есть вероятие, что они собирали и толкли в каменных ступках зерна какого-то дикого злака, полбы или ячменя. Единственным социальным установлением был брак; но полигамия была в употреблении так же, как и человеческие жертвоприношения. Не достоверно, что эти люди ели тела врагов, убитых на войне. Оград не было, и собственность состояла не в земле, а в домашнем скоте. Первобытные арийцы верили в будущую жизнь; их религия была шаманской; у них не было идолов и, по всей вероятности, богов в буквальном смысле этого слова, но они смутно почитали силы природы и поклонялись им.

Нам остается теперь остановиться на некоторых подробностях этой общей картины цивилизации первобытных арийцев и проследить постепенный прогресс этой цивилизации и полезных искусств, при помощи тех слишком малочисленных материалов, которыми мы располагаем.

Металлы

Мы можем предполагать, что арийцы до своего лингвистического разделения находились еще в каменном веке; действительно, не найдено никакой арийской этимологии для слова «металл» (μέταλλον), которое Опперт и Ренан считают за слово семитическое, заимствованное у финикиян. Нет общего арийским языкам слова для обозначения искусства кования^{112}, и многие из слов, относящихся к этому ремеслу, относились сначала к камню. Каждая из семей арийского языка обладает отдельным словом для обозначения кузнеца, а это достаточно доказывает, что искусство плавления и кования металла возникло позднее лингвистического разделения. В частности, старая теория, на основании которой кельты были авангардом арийской расы и принесли в Европу знакомство с металлами, не может устоять перед тем фактом, что кельтское наименование кузнеца, goba, не имеет никакого сходства с соответствующими словами других арийских языков; например, с латинским faber, греческим χαλκεύς, тевтонским smid или славянским vutri.

Расы урало-алтайские должны были находиться также в каменном периоде, когда они пришли в соприкосновение с арийцами, так как название кузнеца было заимствовано финнами у литовцев, лапландцами у скандинавов, а мадьярами у славян.

Факт весьма любопытный, что греческие слова, обозначающие кузнечные принадлежности (название наковальни, мехов, клещей, горна), не имеют никакого соотношения с соответствующими латинскими терминами^{113}. Даже у индусов и иранцев, лингвистическое разделение которых произошло гораздо позже, чем у других арийских рас, эти слова также различны, за исключением названия горна, обозначавшего, может быть, первоначально печь для другого употребления. Не только не имеется слов, общих арийским языкам, для обозначения кузнеца и его орудий, но их не существует ни для железа, ни даже для олова, составной части бронзы. Только два металла вообще, золото и медь, встречаются в чистом состоянии. Они были в употреблении в Египте и в Вавилоне в самый отдаленный из периодов, о которых мы имеем исторические сведения, и, по всей вероятности, это были первые металлы, известные арийцам. Самородное золото распространено более или менее повсюду, а самородная медь встречается в Саксонии, Венгрии, Швеции, Норвегии и Корнваллисе.

Блестящие золотые блестки, попадающиеся в песке многих рек, должны были привлечь внимание в самый отдаленный период. Но очевидно, что арийцы не знали золота до своего разделения.

Так как греческое слово χρσός (еврейское charutz) было заимствовано из семитического языка, то золото должно было быть принесено в первый раз в Элладу финикийцами не раньше XII века до Р.Х. Мы знаем, что финикияне эксплуатировали золотые рудники Фазоса. Могилы в Спате, на горе Гимет в Аттике, в Фере, в Микенах и в Ялизосе на Родосе, содержат предметы, указывающие на влияние финикийского искусства, и во всех этих предметах золото более или менее фигурирует. Эти могилы не могут быть, во всяком случае, древнее четырнадцатого или пятнадцатого века до Р.Х., так как в могиле в Ялизосе, орнаментация которой наиболее архаическая, нашли жука с клеймом Аменготепа III^{114}. Вероятная давность самой древней из этих могил — это XIII век до Р.Х. Но золото не было известно в Италии раньше XI века до Р.Х., так как в свайных, более недавних сооружениях Эмилии, принадлежащих к бронзовому веку и даже содержащих янтарь, полученный путем торговых сношений с берегов Балтического моря^{115}, не было найдено ни золота, ни серебра. В двух или трех свайных постройках Швейцарии бронзового века, существовавших позже итальянских жилищ, золото найдено в весьма небольшом количестве; в одном только случае нашли украшение из золота в постройке неолитического века^{116}.

Другим доказательством того, что золото не было известно арийщам, когда они вступили в Италию, является тот факт, что название золота, aurum по-латыни, ausum по-сабински, есть слово итальянского происхождения, обозначающее металл «блестящий» и происходящее от слова aurora, «блистающая» заря.

История Бренна, бросившего меч на весы, чтобы уравновесить римское золото, показывает, что золото уже было известно галлам в эпоху их вторжения в Италию в 390 году до Р.Х. Вероятно, что раньше они его не знали, так как кельтское слово (по-староирландски or; по-кимврски awr) было заимствовано с латинского; и так как первоначальное s не могло быть изменено в p кельтического языка, то это слово должно было перейти после того, как ausum сделалось aurum по-латыни, изменение, которое не могло произойти задолго до нашествия галлов^{117}.

Литовцы должны были обладать золотом, вероятно, получая его в обмен за янтарь, которым они торговали раньше, чем он стал известен кельтам, ибо старое прусское слово ausis (литовское: auksas) воспроизводит первую форму италийского слова. Албанское слово âri доказывает, что иллирийцы узнали золото лишь в эпоху довольно позднюю, и что это знакомство пришло к ним из Италии, а не из Греции.

Золото было известно индусам раньше, чем они вошли в Индию, и раньше их отделения, так как санскритское hiranya тождественно с зендским zaranya, и это же слово встречается в других языках иранской фамилии, в афганском, белуджийском и осетинском. Должно быть, те же иранцы и, вероятно, скифские племена, принадлежащие к иранскому корню, передали это слово восточным финнам (мордве, вогулам, вотякам, зырянам и мадьярам), где оно приняло различные формы — sarni, sorni, sirna — все слова иранского происхождения. Тевтонское название gulth, обозначающее металл «желтый» или «блестящий», и форма старинного славянского слова «злато» показывают, что славяне должны были заимствовать это слово у тевтонов в отдаленную эпоху.

Однако же западные финны должны были заимствовать название золота у германцев, как это показывают эстонское название kuld и лапландское golle^{118}.

На основании сейчас нами сказанного, кажется, что золото было неизвестно первобытным арийцам, но его знали индусы и иранцы, а может быть, также и славяне с тевтонами, раньше своего разделения.

Его употребление распространилось после того, как греки отделились от латин, латины от кельтов, а восточные финны от западных. Оно дошло до греков через финикиян, а к кельтам, иллирийцам и литовцам — от народов Италии.

Золото было неизвестно грекам раньше XIII века, когда финикияне достигли берегов Эллады; оно было неизвестно в Италии в XI веке, когда этрусские завоеватели разрушили умбрийские поселения; но оно было, вероятно, введено в Италию уже начиная с IX века, когда греки и финикияне основались в Кумах и Церэ. Оно достигло берегов Балтики раньше V века, сделалось известно в Галлии и Иллирии в течение IV века. В Швейцарии употребление бронзы было весьма распространено в эпоху, когда золото было еще неизвестно.

Открытие меди должно было предшествовать за многие века открытию золота. Не только свайные жилища Швейцарии и Италии, но и вавилонские, и египетские монументы доказывают, что медь была по времени первым открытым металлом.

Существует арийское слово, обширность применения которого требует объяснения, и в котором нашли доказательство, что арийцы, раньше их разделения, знали бронзу или медь^{119}. Это санскритское слово ayas, которое соответствует латинскому aes, готскому aiz, германскому erz и английскому ore.

Латинское aes означало как бронзу, так и медь; готское aiz обозначало бронзу (сплав), тогда как санскритское ayas обозначало, как думают, первоначально медь, потом металл вообще и, наконец, железо. Если медь была, как это кажется вероятным, первым открытым металлом, то легко понять, что название ее было обобщено для обозначения всякого металла, потом специализировано для обозначения железа, медных сплавов или бронзы. Во всяком случае, это слово не могло обозначать первоначально железа, так как на основании уже установленных лингвистических и археологических причин несомненно, что первобытные арийцы не достигли железного века.

Металл, называемый ayas или aes, был медь, а не бронза; один факт доказывает нам это, именно отсутствие общего названия в арийских языках для обозначения олова, одной из составных частей бронзы. Греческое наименование κασσίτερος заимствовано из семитического; это ассирийское слово kasazitirra, производное от аккадийского id — kasduru.

Два небольших бруска олова были найдены в озерных швейцарских жилищах бронзового века; его нашли также в Галльштадте, но в Гиссарлике олова совсем не найдено. Ленорман привлек внимание к одному любопытному и трудно объяснимому факту. Самое древнее изо всех известных наименований меди есть аккадийское urud или urudu. По-баскски медь называется urraida; финское слово rauta обозначает железо; старославянское слово руда обозначает металл; белуджистанское rod обозначает бронзу; наконец, eru обозначает медь на семитическом вавилонском языке. Трудно предполагать, чтобы эти совпадения были чисто случайными, и однако же есть сильные основания думать, что финны и баски находились в каменном веке, когда они пришли в соприкосновение с арийцами, так как баскское слово, означающее нож, первоначально обозначало камень, а финское название кузнеца было заимствовано из арийского языка. Если слово ayas, aes или aiz есть первичное арийское слово и значит медь, то трудно объяснить полное отсутствие металла в первобытных арийских жилищах. Возможны три решения. Или это слово могло быть занесено торговлей, что невероятно. Или оно могло обозначать вначале не металл после плавки, а руду, обломки пирита, которые довольно часто встречаются в неолитических могильниках и, по-видимому, употреблялись для зажигания огня посредством трения о кремень; впоследствии то же название могло перейти на металл, извлекаемый посредством плавки из этих тяжелых камней. Третье предположение показалось более вероятным д-ру Шрадеру. Он склонен признать, что латинское слово monile, слово, встречающееся в языках индоиранском, греческом, тевтонском и славянском, обозначало медные кольца, выделанные ударами каменного молота из кусков самородной меди или внесенные посредством обмена с востоком и служившие украшением первобытным арийцам. Доказательства, доставленные озерными жилищами Швейцарии и других стран, не дают никакой поддержки этой теории, тем более, что самые старинные из бронзовых цельтов, те, например, которые найдены в озерных жилищах Северной Италии, литые, а не кованые^{120}. Возможно, однако, что дороговизна и редкость этих медных колец, происходившая оттого, что их привозили издалека, были причинами того, что их не найдено.

Во всяком случае, греки, которые изо всех арийских наций были самой цивилизованной, по-видимому, не знали меди до тех пор, пока финикийские моряки не пристали впервые к их берегам. Греческое название меди χαλκός не имеет аналогичного в других арийских языках. Предполагали, что это слово было заимствовано из семитического^{121}, или же, подобно тому как латинское aes cuprium, корень английского слова copper, происходит от имени острова Кипра, так же и греческое слово χαλκός, «медь» могло происходить от имени эвбейского города Халкиды; а последний получил свое имя от пурпуровых раковин или κάλχη, за которым финикияне приезжали на эти берега^{122}. Во всяком случае, греки, по-видимому, не знали меди до той эпохи, когда финикияне впервые достигли их берегов.

Век меди должен был предшествовать веку бронзы, и слово ayas или aes должно было первоначально обозначать скорее медь, чем бронзу; на это указывает тот факт, что самые древние из металлических цельтов, сделанные на манер первобытных каменных, сделаны из меди, а не из бронзы.

В берлинском музее имеется медный цельт, найденный в этрусской могиле, имеющий точную форму каменного цельта^{123} и, по-видимому, отлитый в полости, образованной с помощью каменного инструмента того же типа. Каменные цельты, того же плоского типа, без выступов как из чистой меди, так и из меди, смешанной с почти неуловимым количеством бронзы, были найдены д-ром Шлиманом в Гиссарлике и генералом Чеснола в самых древних могилах Кипра. Плоские медные цельты такого же типа, как каменные, найдены были также в Индии, в Австрии, Венгрии, Франции и Италии^{124}.

В свайной постройке в Маурахе, расположенной на Констанском озере и принадлежащей к каменному веку, единственным металлическим предметом, найденным между пятьюдесятью каменными инструментами, был сломанный медный топор^{125}. В Сипплингене, также на Констанском озере, совсем не нашли бронзовых инструментов, но там было триста пятьдесят каменных топоров и один бронзовый, весьма простой формы, похожий на каменные топоры^{126}. В Герлафингене, другом селении каменного века на Биенском озере, нашли два долота из чистой меди, сделанных по самому простому типу каменного долота.

Помещенный здесь рисунок представляет медный цельт формы каменных цельтов, найденный в озерном жилище Сипплингена.

Недавние исследования доисторических могильников Юго-Восточной Испании, произведенные г. Сирэ, обнаружили ясно существование медного века, образующего переход от эпохи камня к эпохе бронзы. В этих могильниках найдено восемьдесят топоров из полированного камня и семьдесят медных топоров, имеющих тип каменных.

Д-р Эванс объясняет редкость орудий из меди предположением, что после открытия бронзы медные инструменты были перелиты и сделаны из бронзы. Но если для многих местностей на материке достаточно доказано, что бронзовому веку предшествовал век медный, то подобных доказательств не существует для Великобритании. Вероятно, поэтому бронза, введенная галльскими торговцами, была первым металлом, известным на острове. Во времена Цезаря бритты добывали еще себе бронзу торговлей с материком. Тип бронзового оружия в Великобритании отличается от типов скандинавских и венгерских, но он сходен с типом, встречаемым на севере Франции. Типы озерных швейцарских жилищ похожи на типы Северной Италии и юга Франции^{127}. Мы заключаем из этого, что металлы, известные сперва на берегах Средиземного моря, посещаемых финикийскими кораблями, постепенно проникли на север.

Так как серебро редко встречается в чистом виде и представляет металл, трудно восстановляемый из его соединений, то мы не можем удивляться тому, что он был неизвестен первобытным арийцам. Кельтское и иллирийское название серебра были заимствованы из латинского, названия тевтонское и славянское из семитического, греческое и санскритское были образованы независимо.

Серебро было, вероятно, неизвестно кельтам до их вторжения в Италию, так как кельтское название (argat по-староирландски) италийского происхождения (argentum по-латыни, aragetud по-оскански). Это слово произошло от арийского корня arg и обозначает металл «белый» или «светлый». По-гречески, санскритски и зендски это название очевидно сформировано из того же корня, но с другим суффиксом, что указывает на независимое образование слова. Двумя первоначальными источниками серебра были, по-видимому, Армения и Испания. На юго-востоке Испании, где серебро встречается в естественном состоянии, найдены украшения из этого металла в могилах начала бронзового века. Греки, по-видимому, познакомились с ним через посредство финикийской торговли, незадолго до гомеровской эпохи. Д-р Шлиман нашел серебро в микенских могилах, архитектура которых финикийского стиля, а также нашел электрон, естественный сплав золота и серебра, во втором и третьем слоях Гиссарлика; серебра не найдено ни в самых древних финикийских могилах Греции, могущих относиться к XII веку до Р.Х., ни в итальянских озерных жилищах бронзового века^{128}.

Но в некоторых из более новых швейцарских озерных жилищ железного века или конца бронзового, то есть, вероятно, IV или III века до Р.Х., открыты три или четыре украшения из серебра. Во времена Геродота серебро было неизвестно кочевым арийским племенам к северу от Понта Евксинского; но название, общее литовцам, славянам и тевтонам, для обозначения серебра (на готском языке: silubr) заимствовано, как думают, из семитического (по-ассирийски: sarpu), что означало бы, что из области Понта Евксинского оно дошло до наций Балтики великим торговым путем Днепра^{129}.

Поэтому мы можем заключить, что серебро было известно грекам раньше V века, а кельты раньше V века не были с ним знакомы.

Нельзя сомневаться в том, что век железа позднее века бронзы. Греческие слова χαλκεύς, «кузнец», и χαλκεών, «кузница», происходят от названия меди, а не железа. Озерные жилища долины По принадлежат к каменному и бронзовому веку и не представляют никаких следов железа.

Этот факт дает нам приблизительный предел времени введения железа в Италию. Гельбиг приводит основательные причины в пользу того, что эти озерные селения должны быть приписаны арийскому народу, умбрам, и что они были разрушены при завоевании Северной Италии этрусками.

По преданию, сохраненному Варроном, этрусская эра началась в 1044 году до Р.Х.; эта дата почти совпадает с фессалийским и дорийским вторжением в Грецию, с которыми она, вероятно, была в связи; набег дорийцев повлек к водворению в Мезии эолийских, ахейских и ионийских племен, смутное воспоминание о котором находится в основании гомеровских эпопей. Эти события имели место, очевидно, к концу бронзового века. Железо было неизвестно умбрам Северной Италии в эпоху этрусского нашествия. Третий из сожженных городов Гиссарлика, тот, который д-р Шлиман отождествляет с гомеровской Троей, относится также к бронзовому веку, и ни в одном из пяти доисторических поселений Гиссарлика не найдено следов железа.

Железо, однако, играет значительную роль в «Илиаде»; этот факт служит другим доказательством (если только оно нужно) сравнительно недавнего происхождения гомеровских поэм и доставляет нам драгоценное, хотя лишь приблизительное указание на крайние пределы времени, между которыми железо могло сделаться известным грекам. Большие могильники, открытые д-ром Шлиманом в Микенах, должны восходить к эпохе той первобытной цивилизации Греции, которая была подавлена и разрушена грубыми дорийскими завоевателями. При раскопках в Микенах нашли железные ножи, но только в некоторых слоях, менее древних, которые д-р Шлиман относит к V веку до Р.Х. Итак, мы обладаем тремя родами доказательств в пользу того, что железо было неизвестно в Аргосе, в Мезии и на севере Италии в двенадцатом или одиннадцатом веке до Р.Х.

Во времена Гомера железный век начался в Греции. Гомер постоянно упоминает об оружии из бронзы, тогда как железо было еще редким и драгоценным металлом.

Гезиод (около 850 до Р.Х.) упоминает о времени, когда бронзу еще не заменило железо, ставшее ужо более обыкновенным и более дешевым, чем медь, как это было в Ассирии в VIII веке до Р.Х. Гомер упоминает семь металлов: золото, серебро, свинец, олово, медь, бронзу и железо. Он упоминает также о кузнице, наковальне, молоте и клещах. Железо было первоначально употребляемо главным образом для мечей; Гезиод снабжает Геркулеса железным мечом; но даже до времен Пиндара (circa 470 до Р.Х.) бронза была еще в употреблении для мечей, ибо Пиндар много раз упоминает о топорах и наконечниках пик из бронзы.

Другое указание на определенное время дает нам италийское название железа. Латинское слово ferrum, происходящее от более древнего слова fersum, не имеет себе сходного слова в других арийских языках и должно было быть заимствовано от семитического bar(e)zum, что указывает на то, что этот металл был введен в Италию финикийскими торговцами. Финикияне должны были достигнуть Сицилии около двенадцатого века^{130} и вскоре после этого они учредили торговый пункт в Центральной Италии, вероятно в Церэ. Как и латинское ferrum, греческое σίδηρος стоит уединенно в арийских языках. Д-р Эванс сравнивает это слово с латинским sidera (звезды) и проводит мысль об отношении его к метеорическому железу^{131}. Но так как семитические и греческие предания указывают на страну Тибарени, на берегах Понта Евксинского, как на первоначальный источник железа, то д-р Шрадер держится того мнения, что греческое название заимствовано от одного из малоазиатских языков.

Во всяком случае, знакомство с железом должно было прийти с Востока. В семитических языках железо обозначается словом, заимствованным из аккадийского языка. В Египте оно было известно со времен двенадцатой династии. Но знакомство с медью должно было предшествовать знакомству с железом, так как знак, обозначающий медь, употреблялся в качестве определительного или отличительного знака слова men, «железо», и кроме того, медные рудники Синайского полуострова были разрабатываемы египтянами со времен второй или третьей династии, а вавилонянами, вероятно, с эпохи шестой династии.

История английского слова iron доставляет еще одно любопытное указание на относительное первенство железа и меди и на страну Северной Европы, где начали плавить железо. На готском языке, как мы видели, слово aiz обозначает сплав меди с оловом или бронзу, тогда как железо обозначается производным словом eisarn. Но суффикс arn явно кельтический, из чего следует, что тевтоны обязаны были, по всей вероятности, знакомством с железом своим соседям кельтам. Из слова ais (бронза) кельты должны были извлечь производное aisarn; тогда по закону благозвучия, весьма известному для кельтических языков, буква s, стоящая между двумя гласными, выпала, оставив как название железа слово iarn, по-староирландски, и haiarn, по-старогалльски. Но раньше потери шипящей буквы кельтическое слово должно было быть введено в тевтонское наречие, причем железо обозначалось в готском языке eisarn, по-англосаксонски isern, по-древнескандинавски isarn, по-немецки eisen и по-английски iron^{132}. Эта эволюция тевтонских и кельтских названий железа должна была иметь место в стране, где железная руда была в изобилии, где кельты и тевтоны находились в тесном соприкосновении, и которая была малоудалена от первоначального местожительства готов на южных берегах Балтийского моря.

Галльштадт, где найдено железо в доисторических соляных копях кельтического народа, вероятно, отстоит слишком далеко к югу, но все условия задачи находятся налицо в области Рудных гор, отделяющих Саксонию от Богемии. Эти горы, как означает их имя, богаты металлическими сокровищами и до I века до Р.Х. составляли этническую границу между кельтами и тевтонами. Именно там, вероятно, мы и должны поместить первую железную мануфактуру Северной и Западной Европы. Она должна восходить к V веку до Р.Х., так как галлы обладали железными мечами при своем вторжении в Италию.

Славянское и литовское наименование железа происходит от слова, означающего медь: славяно-литовское название олова есть gelezis, слово, имеющее вероятным источником своим греческое χαλκός, медь или бронзу. Знакомство с металлами должно было совершиться для славян и для литовцев через посредство торговых греческих колоний Понта Евксинского, вероятно, около VI века до Р.Х. Во времена Геродота скифы не обладали бронзой; массагеты знали золото и медь, но не знали ни железа, ни серебра^{133}. Арийские языки не обладают выражением для обозначения свинца. Знакомство со свинцом должно было, однако, предшествовать знакомству с железом, так как свинец изобиловал в Микенах, находившихся в бронзовом периоде, и так как свинец находят в тех пяти доисторических слоях Гиссарлика, где нет железа.

Что касается соли, то Бенфей, Шлейхер и Макс Мюллер утверждали, на основании данных лингвистики, что она была известна арийцам до их разделения. Название соли встречается в европейских языках, но его существование в языках индоиранских оспаривается. Слово sara значит «вода» по-санскритски, но Ген утверждает, что это не есть достаточное доказательство того, что индусы знали соль. Курциус и Бенфей заметили, что санскритское слово употреблялось в смысле «солоноватой», на что Ботлингк возразил, что это значение появляется лишь в санскритском словаре двенадцатого века по Р.Х. И что, следовательно, оно ничего не доказывает^{134}.

Что касается точных дат введения различных металлов, то на сделанные по этому поводу вычисления должно смотреть только как на приблизительные. Притом же в то время, как один народ находился еще в каменном веке, другой мог уже знать бронзу, а третий железо. Кроме того, всякое введение металла делалось постепенно. Стрелы еще заканчивались кремнем или костью, в то время как бронза служила для других орудий. Стрелы легко теряются, и вот почему предпочитали кремень, ввиду дороговизны металла.

Часто находят в курганах кремневые наконечники стрел вместе с бронзовыми цельтами^{135}. На основании постепенного усовершенствования бронзовых инструментов д-р Эванс думает, что бронзовый век должен был длиться много веков, — восемь или даже десять; но такое исчисление ниже истины, если прав г. Морло, который относит бронзовые орудия, найденные в конусе Тиньери (Женевское озеро), к 1900 году до Р.Х.

Предполагают, что золото и медь могли быть известны индо-иранцам уже за 2000 лет до Р.Х.^{136} Греки, вероятно, знали бронзу раньше XIII века до Р.Х., золото с XII, серебро только с XI и железо раньше IX века до Р.Х.

В Италии бронза достоверно была известна в течение долгого периода времени раньше XI века, может быть даже с IX; золото не было известно в XI веке, а железо раньше X века.

Д-р Эванс помещает начало бронзового периода в Великобритании между 1400 и 1200 годами до Р.Х., а сэр Джон Леббок между 1500 и 1200 годами до Р.Х.^{137} Эти исчисления доставляют нам приблизительную дату появления на острове расы, говорившей арийским языком, современной круглым курганам. Д-р Эванс считает, что железные мечи были в употреблении в Галлии в V или IV веке до Р.Х., а на юге Великобритании несколько позже. Констатировано, что в III или во II веке до Р.Х. бронза употреблялась более для режущих инструментов^{138}.

Железо было знакомо славянам и тевтонам, вероятно, с IV или V века до Р.Х., а кельтическим народам несколько раньше. Нам говорят, что во времена Павсания, 174 год после Р.Х., железо не было известно сарматам.

Оружие

Хотя названия оружия вообще различны в каждом из арийских языков, но некоторые из них очевидно восходят ко временам каменного века. Так, староскандинавское sax, древнее верхнегерманское sahs, англосаксонское seax, означающее меч, очевидно, близки к латинскому saxum, «камень»; иранское asti, «стрелы», близко к латинскому os и показывает, что первобытные стрелы имели оконечности костяные, а не бронзовые и не железные. Даже во времена бронзового века в Европе острия стрел делались из кремня или из кости, так как бронза была слишком драгоценна для того, чтобы ее бросать вдаль и терять.

Достойно замечания, что тогда как европейские слова, относящиеся к пастушеским и полевым работам, вообще совпадают, те, которые относятся к оружию, по большей части не сходны. Греческие и латинские обозначения для лука, стрелы, меча, копья, щита, каски, доспехов не имеют сходства; тогда как, с другой стороны, греческие слова, обозначающие тетиву, стрелу, копье, пращу, секиру и щит, находятся в санскритском языке. Италийское слово ensis, обозначавшее сначала нож (каменный, без сомнения), скорее, чем меч, представляет единственное латинское название оружия, встречающееся в индоиранских языках. Ensis — это был род кинжала, так как рубящий меч обозначался по-латыни словом gladius, которое считают заимствованным из кельтического (староирландское — claideb; на диалекте Корнваллиса — cledyf).

Легенда о Бренне заставляет нас верить, что gladius стал известен в Италии после нашествия галлов. Почти то же было в Греции. Никакого следа меча не было найдено в доисторических слоях Гиссарлика, что служит доказательством незначительной давности «Илиады». Гомерическое слово ξίφος, будучи семитического происхождения (ср. арабское seifun), указывает на то, что греческий меч происходил от финикиян, как меч римский происходил от галлов. Римская lorica была сделана из кожаных ремней, щит, scutum, делался, как показывает его название, из бычьей кожи. Греческие наименования показывают, что первобытные щиты были сделаны из кожи или из плетеного ивняка, а каска была сначала простым колпаком из собачьей кожи. Названия оружия, общие зенду и санскриту, доказывают, что индоиранцы до их разделения должны были знать лук, копье, дротик, меч, нож, секиру, палицу и единственное оборонительное оружие — щит. Термины для обозначения оборонительного оружия, кольчуга и каска, позднее разделения индусов с иранцами. Лук, любимое оружие южных и восточных арийцев, по-видимому, поздно был введен на севере, так как немецкое pfeil, стрела, заимствовано от латинского pilum, а староирландское saiget, стрела, произошло от латинского sagitta.

Оружием, употребляемым на севере, чаще всего был, по-видимому, топор или молот из камня. Еще в XIII веке сэр Вилльям Уоллес вооружался для боя с англичанами каменным цельтом, или топором, и вооруженные крестьяне, сражавшиеся вместе с Гарольдом при Гастингсе, употребляли, по-видимому, оружие из камня^{139}.

Домашние животные

Похоронные пещеры и дольмены Франции и Бельгии показывают, что в начале неолитического века обитатели Европы были кочевыми охотниками, которые укрывались в пещерах, жили своей охотой и не имели домашних животных. В датских кухонных останках мы констатируем, что первый шаг к прогрессу был сделан, и что собака уже выдрессирована для охоты. Самые древние из озерных жилищ Южной Германии указывают на новый период цивилизации. Человек имеет уже постоянное жилище, построенное очень искусно, и мы можем проследить его постепенный переход от жизни охотника к жизни пастуха.

Дикая лошадь, бродившая громадными стадами по равнинам Европы и составлявшая главную пищу обитателей пещер Солютрэ, Овернье, Салева и Тейингена, стала редка^{140}; но бизон и большой дикий бык, бывший современником мамонта и носорога, имел еще многочисленных представителей; они, однако, исчезали мало-помалу с введением усовершенствованного оружия. В самых древних озерных селениях находят в изобилии кости зубра (urus), болотной коровы и болотной свиньи^{141}. В Австрии и в Баварии олень и кабан составляли вначале, как кажется, главную пищу обитателей^{142}. Но по мере того как население возрастало и дикие животные становились все реже или осторожнее, можем проследить постепенный переход охотников неолитического века к пастушескому состоянию и приобретение ими довольно большого умения в земледелии.

Одним из самых древних озерных жилищ является свайная постройка в Шуссенриде, на Федер-Зее, в Вюртемберге, которая на основании характера кремневых инструментов относится к той же эпохе, как и датские кухонные останки^{143}.

Мы находим здесь самые древние из всех существующих следов пастушеского народа, хотя охота и составляла еще главное средство существования. Это доказывается тем фактом, что в числе костей, найденных в кухонных останках, три пятых состоят из костей оленей, очень многочисленны также кости дикой свиньи; между тем кости домашних животных очень редки, так что ими только доказывается их существование. Там найдены лишь останки барана, двух собак и трех быков кельтской короткорогой породы; кости этой породы найдены также в дольменах неолитического века.

Кельто-латинская раса, которой следует приписать озерные поселения Южной Германии, по-видимому, подвинулась к югу, чтобы занять плодородные долины Западной Швейцарии.

В самых древних озерных швейцарских селениях, как селение в Вовиле, в кантоне Люцерн, хотя и преобладают еще кости диких животных, но бык уже становится обыкновенным; но баран еще крайне редок — найден лишь один экземпляр.

По мере того как мы переходим к озерным неолитическим жилищам, более недавним, останки диких животных становятся все реже, баран становится обыкновеннее, появляется коза, и в конце, в последнем периоде каменного века, к списку домашних животных следует присоединить еще свинью. В Нидау, восходящем к веку бронзы, останки свиньи попадаются в изобилии. В озерном поселении Мёрингена, принадлежащем к концу бронзового или к началу железного века, мы имеем очевидные доказательства, что лошадь была приручена. В озерных постройках Северной Италии, из которых самые недавние относятся к бронзовому веку, лошадь и свинья появляются, но осел и домашние птицы еще неизвестны.

Заключения лингвистической палеонтологии сходятся, в сущности, с заключениями доисторической археологии. Доказательства, доставляемые языком, показывают, что народы, говорившие на арийском языке перед тем, как завершилось вполне их лингвистическое разделение, вошли в пастушеский период и одомашнили собаку, корову и барана. Можно показать, что имена этих животных образованы из арийских корней, чем доказывается то, что арийцы обратились к пастушеской жизни помимо всякого влияния на них иноземной цивилизации. До своего разделения арийцы были неолитическим народом, который вел жизнь скорее пастушескую, чем земледельческую; это были скорее пастухи, чем скотоводы; на это указывает нам тот факт, что большинство слов, общих арийским языкам, относится к корове, тогда как общие термины, относящееся к земледелию, оружию, металлам и религии, вообще более редки.

Богатство этих первобытных народов состояло почти целиком в их стадах. Это нам доказывается тем фактом, что коллективное название скота, находящееся в языках: латинском, санскритском, зендском, литовском, немецком, означавшее сначала то, что связано^{144} было источником многочисленных слов, обозначающих собственность и деньги; приведем как примеры peculium и pecunia, по-латыни; английское слово fee, то же, что англосаксонское feoh, обозначающее одновременно собственность и домашний скот и тождественное с немецким vieh, скот. Бык, фигурирующей на древних римских монетах, представляет, может быть, след того времени, когда бык был единицей ценности и агентом обмена; монета должна была, по всей вероятности, сначала представлять стоимость животного. Это предположение опирается на тот факт, что в гомерические времена бык служил мерой стоимости. Вооружение Диомеда стоило девять быков, а вооружение Главка — сто быков.

Треножник, бывший первым призом для борцов, стоил двенадцать быков. Одна рабыня ценилась в двадцать быков, другая — в четыре^{145}.

Профессор Макс Мюллер^{146} собрал несколько любопытных лингвистических фактов, показывающих величайшую важность домашнего скота у ведических индусов. Санскритское слово gopa, король, должно было обозначать сперва просто коровьего пастуха; потом это слово стало обозначать владельца загона со скотом и, наконец, начальника племени. Слово goshtha, обозначавшее сперва скотский загон, потом получило значение собрания; gotra значило последовательно загородку для скота, потом самое стадо, потом, наконец, семейство, племя или расу.

Слово goshu-yudh, употребляемое в Ведах для обозначения воина, значит этимологически «битва за коров», a ga-vishti, ссора, буквально «ссора из-за коров», что напоминает источник распрей между пастухами Лота и Авраама.

Любопытно также отметить другое доказательство того, что арийцы были пастушеским народом: это то, что единственные цвета, названия которых встречаются в этом первобытном периоде, суть обычные цвета коров.

Таким образом, слово «красный» находится во всех арийских языках: санскритском, греческом, латинском, славянском, кельтском и тевтонском, но нет общих терминов для обозначения синего и зеленого; названия, которыми мы обладаем, более недавнего происхождения. Этот факт был источником множества праздных рассуждений, и даже странной теории, предполагавшей, что первобытные арийцы неспособны были воспринимать цвета травы и неба. Проще предположить, что они не перешли за пастушеский период, и единственные названия цветов, в которых они нуждались, а, следовательно, и единственные, которыми они обладали, были те, который они употребляли для различения цвета своих коров. Это объяснение подкрепляется тем фактом, что названия цветов, употребляемые у некоторых африканских рас, суть те, которые обозначают цвета домашнего скота и дичи: черный, серый, белый, желтый и красный. Тот же факт представляется нам в финских языках. Слово, обозначающее цвета, — karva, что этимологически значит «шерсть», а зеленый и синий выражаются словами, заимствованными из других языков. Другой факт, указывающий на то, что арийцы ранее своего разделения не достигли доземледельческого периода, состоит в том, что нет общего арийским языкам слова, обозначающего время года, когда бывает жатва^{147}.

Собака, друг и слуга как охотника, так и пастуха, была первым прирученным животным; ее кости встречаются в датских кухонных останках, в которых нет никаких других одомашненных животных. Ее имя, означающее, вероятно, «плодородный», встречается во всех отраслях арийского языка^{148}.

Название коровы также обще всем арийским языкам: санскритскому, зендскому, армянскому, греческому, латинскому, кельтскому, тевтонскому и славянскому. Название быка почти так же распространено; название вола встречается в санскритском, кельтском и славянском. Латинское vacca восходит к санскриту, a vitulus — к санскриту и греческому.

Что касается барана, то латинское его название ovis появляется в греческом, санскритском, тевтонском, литовском, славянском и тевтонском. Коза, которая не встречается в самых древних озерных постройках, была приручена в эпоху более позднюю. Греческое название αΐξ обще также санскритскому, армянскому, латышскому, а с другой стороны, латинское слово caper встречается в кельтском и тевтонском языках. Доказательства, извлеченные из озерных жилищ Швейцарии, показывают, что «прыгунья» получила свое имя, когда была еще лишь охотничьим животным^{149}.

Название свиньи распространено меньше, санскритское название обозначает лишь кабана. В наиболее древних швейцарских озерных постройках находят кости дикой болотной свиньи, но это животное, по-видимому, было одомашнено в более позднюю эпоху, чем собака, корова, баран и коза. Из лингвистических доказательств мы тоже знаем, что одомашнение свиньи имело место после разделения арийских народов. Свинья принадлежит, главным образом, к оседлому и земледельческому периоду. Для коровы и барана легче было жить вместе с кочевыми пастухами, чем для свиньи, которой труднее было бы доставлять зимой пищу и которую не так легко было бы перегонять с места на место стадом, как коров. В некоторых швейцарских озерных постройках бронзового века, где домашняя свинья начинает становиться обычной, найдены запасы желудей, собранных, без сомнения, осенью для того, чтобы служить пищей свинье во время зимы.

Эта сравнительно поздняя дата одомашнения свиньи указывается тем фактом, что домашняя свинья была неизвестна аккадийцам или протосемитам.

В литературе она появляется впервые у Гомера; ни Веды, ни Авеста о ней не упоминают.

Что касается лошади, то случай с ней очень интересен. Латинское название лошади, equus, общее всем арийским языкам, и прежде предполагалось, что арийские переселенцы привели ее с собой из Азии в Европу. Но недавние археологические открытия опровергли эти заключения и показали, что название, общее всем арийским языкам, должно было прилагаться к дикой лошади, бродившей громадными стадами по Европе и составлявшей главную пищу палеолитических охотников. Так в Солютрэ, около Макона, кости лошадей, послуживших пищей жителям, образовали склад в 10 футов глубины и 300 футов длины, а число найденных скелетов определяется от 30 000 до 40 000. Первобытная лошадь была невелика. Но голова была непропорциональна росту и зубы очень велики.

Животное походило на тарпана или дикую лошадь степей Каспийского моря. Две из этих диких лошадей выгравированы в весьма живых позах на оленьем роге, найденном в Маделене, в департаменте Дордоньи.

Склады, найденные в пещерах у подошвы Монте Пеллегрино, около Палермо, доказывают также, что лошадь составляла главную пищу первобытных обитателей Сицилии. Стада диких лошадей загонялись, вероятно, вдоль узких долин в западни или бросались с утесов, погибая таким образом. С введением усовершенствованного оружия из кости и рога, дикая лошадь сделалась менее изобильной, но она еще была распространена во Франции, Бельгии, Германии, Швейцарии и Англии.

Во времена неолитические дикая лошадь жила на равнинах Западной Швейцарии и входила в состав пищи первых обитателей озерных селений. По-видимому, она была с самого начала полудомашней. Арийские пастухи, для которых мясо и молоко этих полудиких лошадей было драгоценно, гоняли их, вероятно, стадами перед собой, отыскивая пастбища, как это делают и теперь татары в азиатских степях.

Лошадь как домашнее животное была неизвестна ни аккадийцам раньше завоевания Вавилона семитами, ни этим последним до лингвистического разделения семитической семьи; она не появляется на египетских монументах раньше эпохи Нового царства. Это было после завоевания Египта гиксами, которое повлекло за собой, без сомнения, и появление лошади, приведенной из Центральной Азии.

Она была хорошо знакома хеттеянам (kheta) и тюрко-татарской расе раньше ее разделения; это значит, что она была приручена сначала в Центральной Азии. В швейцарских озерных постройках каменного века и начала бронзового нашли несколько костей и зубов, принадлежащих лошадям, которые, без сомнения, были употреблены в пищу, но только в Мерингене и в Овернье, восходящих к более позднему периоду бронзового века, находим мы лошадиные удила из оленьего рога и бронзы. Эти удила имеют лишь 9 сантиметров^{150} ширины и в настоящее время с трудом могли бы годиться для детского пони. Я сделал несколько измерений, чтобы определить рост лошадей, которым подошли бы удила бронзового века. Небольшая лошадка в 13¹/₂ ладоней требует удил в 11–12 см ширины, а пони Шотландских островов, ростом в 11³/₄ ладоней, требует удил в 9–10 см ширины. Современные лошадиные удила имеют в ширину от 12 до 18 см, и я узнал, что удила величиной с те, какие находят в швейцарских озерных жилищах, употребляются в настоящее время лишь для ослов.

Самые древние подковы происходят из озерного жилища в Паладрю, в Дофинэ, принадлежащего к последним временам железного века и, вероятно, более позднего, чем римское завоевание. Подковы имеют ширину от 9 до 10 см, что показывает, что лошади были очень малы.

Постройки конца бронзового века в Северной Италии, могущие относиться к XI веку до Р.Х., доказывают, что лошадь была приручена в эту эпоху.

В течение долгого периода после того, как была приручена лошадь, в качестве вьючного и упряжного животного продолжали употреблять вола, как более смирного, сохраняя лошадь для воинских колесниц, как это делалось у египтян, ассирийцев и хеттеян, и для бега колесниц и триумфальных шествий, как это было у этрусков и греков. Любопытно заметить, как поздно человек осмелился оседлать «быструю». Мы знаем, что в Древнем Египте для верховой езды употреблялся исключительно осел.

Ничто в Ведах не показывает, что тогда практиковалось искусство верховой езды. Мы находим первое упоминание о ней в Авесте, что показывает, что иранские арийцы переняли это искусство от соседних татарских племен. Термины, относящиеся к верховой езде, различны в зендском, греческом, латинском и тевтонском языках. У греков гомерического века лошади запрягались в колесницы для войны или для бега, и может быть, бывало, что при случае садились на лошадь без седла, но верховой езды в настоящем смысле слова не было^{151}.

Обломок статуэтки из терракоты, найденный генералом Ди-Чеснола на Кипре, является, вероятно, самым древним изо всех имеющихся изображений человека верхом на лошади. Более новейшие фигуры показывают, что лошадью управляли сначала скорее посредством недоуздка, чем посредством удил.

Останков осла не найдено ни в швейцарских озерных жилищах, ни даже в итальянских постройках бронзового века. Это животное должно быть введено в Европу с Востока, в эпоху сравнительно недавнюю. Кельтское, тевтонское и славянское названия осла заимствованы, очевидно, с латинского, да и само латинское название представляет слово семитического происхождения, занесенное финикиянами. Арийские названия осла, европейские и азиатские, совершенно различны, но это животное было знакомо индоиранцам до их разделения. Так как родина дикого осла находится в Центральной Азии и именно в степях, соседних с Каспийским и Аральским морями, то факт, что первобытные арийцы не знали этого полезного вьючного животного, кажется аргументом столь же убедительным против их азиатского происхождения, как и их знакомство с буком, деревом исключительно европейским.

Пример верблюда столь же хорошо доказывает это. Мы не имеем никакого указания на то, что он был известен арийцам до их разделения; но если бы эти последние эмигрировали из Центральной Азии, то они знали бы это животное, которое было известно и семитам еще до их разделения и первобытной тюрко-татарской расе. Верблюд был также известен индо-иранцам, обитавшим до своего разделения в Бактриане или Восточном Иране. Наименование верблюда заимствовано с семитического и, по-видимому, было сперва неизвестно славянам, потому что они обозначали его названием слона, как это показывает старославянское слово ВЕЛЬБЛАѦДЪ.

Ни в швейцарских озерных постройках, ни в таковых же Северной Италии не найдено никакого следа домашней птицы, которая впервые появляется в Авесте и переходит из Персии в Грецию в послегомеровские времена, вероятно около VI века до Р.Х.^{152}.

Гусь был одомашнен греками в догомеровский век, но он не был домашним во время разделения индусов и иранцев. Арийские наименования гуся, голубя, утки, должно быть, даны этим птицам, когда они были еще дикими. Ни семиты, ни финны не обладали домашней птицей до их соответствующего лингвистического разделения. Кочевой пастух при помощи собаки и копья с кремневым наконечником мог перегонять свой скот с места на место и защищать его от хищных зверей; но птица не позволяет водить себя так легко, и крепкие загороди необходимы для защиты ее от естественных ее врагов: лисицы, ласки, орла и ястреба^{153}.

В предшествующем рассуждении мы предполагали, что обитатели озерных селений Швейцарии и Италии были арийцами. Гельбиг доказал, что итальянские постройки должны были быть умбрийскими, так как они древнее кельтского и этрусского нашествий и указывают на состояние цивилизации гораздо более высокое, чем то, в котором находились лигуры в эпоху, гораздо позднейшую.

Но если италийские постройки принадлежат умбрам, то швейцарские селения должны быть кельтическими или гельветическими. Дан утверждал, что жители швейцарских селений принадлежали к финской расе; но Шрадер отвергает это заключение, опираясь на то, что восточные и западные финны до своего разделения знали собаку, корову и лошадь, но не знали ни козы, ни барана; между тем самое древнее население озерных построек в Швейцарии приручило барана и, может быть, козу, но не лошадь.

Кроме того, как мы уже показали, швейцарские озерные селения были обитаемы постоянно до железного века, некоторые даже до римского периода^{154}, когда страна эта, как мы знаем, была населена народом, имевшим кельтический язык. На основании этого факта и прибавив к нему сходство гельветского черепа с черепом римлян и с черепом современников круглых курганов Британии, едва ли можно сомневаться, что в этом случае мы находимся в присутствии цивилизации, которая должна считаться арийской, а не финской.

Земледелие

Тот факт, что немецкое herbst, осень, обозначает время жатвы, напоминает нам, что у земледельческого народа эпоха уборки хлебов представляет самое важное и самое веселое время года.

Но многозначителен тот факт, что в арийских языках нет первоначального термина для обозначения осени, и что из четырех времен года осень последняя получила наименование, что ясно указываете на то, что арийцы до своего разделения не достигли земледельческого периода своей цивилизации. У арийцев, как и у рас урало-алтайских, самые древние имена времен года суть зима (hiems), эпоха снега, когда нужно было загонять стада в закут, и лето, когда стада уходили на пастбища.

Далее в исторический период были еще арийские племена, не достигшие эпохи земледелия.

Тацит описывает сарматов как кочевников, «in plaustro equoque viventibus» (лат. «живущих в повозке и на коне»); а Цезарь говорит, что пшеница не произрастала во внутренней Великобритании, но лишь на юге, обитаемом белгийскими племенами, недавно переселившимися из Галлии. Никакого хлебного растения еще не было найдено в круглых курганах Великобритании, но нередкое присутствие пестов и жерновов указывает, по-видимому, на то, что зерно не было неизвестно. Это, однако, не служит решительным доказательством, так как эти жернова могли служить для размалывании желудей или дикого овса.

Куно остроумно приводит мысль, что арийцы до своего разделения должны были знать злаки, так как имя мыши, означающее «вор», встречается в греческом, латинском, тевтонском и санскритском языках. Что могла воровать мышь, спрашивает он, если не хлебное зерно? Но этот аргумент не убедителен, так как в некоторых из озерных жилищ Южной Германии мы не находим зернового хлеба, но там попадаются орехи, которые могли воровать мыши.

Английское название grist, соответствующее немецкому gerste, латинскому hordeum, греческому κριθή и армянскому gari, указывает, однако, что какой-то род зерна, вероятно ячмень, был известен. Но этот злак, каков бы он ни был, мог произрастать без культуры; или же, когда пастухи переменяли пастбища, весной они могли делать в лесу расчистки посредством огня и сеять зерно, чтобы собирать его осенью; но не могло быть ни правильной культуры, ни постоянных загородей, ни собственности на землю.

За ячменем, который был, вероятно, первым злаком, возделывавшимся арийцами, последовали пшеница и полба. Имя льна, linum, весьма распространено и встречается во всех арийских языках в Европе, латинском, греческом, кельтском, готском и славянском. Но конопля, равно как и овес, рожь, горох, бобы и лук, не принадлежат к первичной арийской эпохе.

Что касается слов, относящихся к земледелию, то существует целая пропасть между арийскими языками Азии и Европы. Индоиранские языки имеют специальные термины для пашни, посева и уборки, которые не встречаются в Европе; и мы должны, вероятно, заключить из этого, что азиатские арийцы не перешли еще за пастушеский период в эпоху их разделения.

Мы уже заметили любопытное сходство между языками греческим и санскритским относительно слов, обозначающих оружие. Не менее любопытно сходство между словами латинскими, греческими, тевтонскими и славянскими, относящимися к земледелию, и несходство этих языков относительно слов, обозначающих оружие. Это, как кажется, указывает на то, что расы эллинская и италийская в то время, когда начало распространяться земледелие, должны были жить в мирном соседстве в области более северной, вероятно, в придунайских странах, соприкасаясь со славянами и тевтонами, и что более смертоносное оружие понадобилось им, когда они направились к югу для завоевания новых жилищ на берегах Средиземного моря.

Первобытной сохой была, очевидно, раздвоенная ветка дерева, на которую, вероятно, насаживался отросток оленьего рога. Финское слово kar-a обозначает одновременно соху и древесную ветвь, а индусское название сохи spandana обозначает также дерево. Мы можем предположить, что арийская соха была без сошника, на основании самой этимологии sock (сошник, палица), существующего в английском провинциальном языке и в староирландском (socc) в смысле пашущего орудия, и происхождение которого не может быть объяснено иначе, как староирландским soc (по-старогалльски husc), что означает свинью. Точно так же греческие названия ΰννις, ΰνη, должны происходить от ΰς, свинья. Значение слова должно было изменяться в такой постепенности: сначала свинья, потом свиное рыло, потом сошник и, наконец, соха или плуг. Но так как свинья не была известна в первые времена арийской цивилизации, то, может быть, из этого мы можем заключить, что первичная соха была без сошника.

Только что выведенные заключения относительно первобытного земледелия арийцев совершенно согласны с археологическими доказательствами. В свайных жилищах в Лайбахе, в Карнионе не найдено ни льна, ни зерна; но там найдены громадные количества орехов, равно как и зерен чилима, Тгара natans, которые, по словам Плиния, употреблялись фракийцами для приготовления хлеба^{155}. В Шуссенриде, в Вюртемберге, вместе с желудями и орехами найдена в изобилии пшеница; но нет ни пряденого льна, ни прялок, так как единственным сфабрикованным предметом является кусок веревки, сделанный из липовой коры. В Моозедорфе, древнейшем, вероятно, из швейцарских озерных селений, нашли вместе с пшеницей ячмень и лен. Горох начинает встречаться к концу каменного века, тогда как турецкие бобы и чечевица появляются впервые лишь в бронзовом веке; а овса не найдено ни в одной из построек старее Мерингена, принадлежащего к концу бронзового века. Конопли не найдено вовсе. В озерных жилищах долины По, относящихся к бронзовому веку, когда свинья и лошадь уже были одомашнены, мы находим пшеницу, фасоль и лен и сверх того виноград, которого не найдено ни в одном из швейцарских сооружений^{156}.

Пища

Мы видели, что в самых древних озерных постройках, а именно в германских, единственной мучнистой пищей были орехи, желуди и плоды чилима. В эпоху, когда арийцы достигли Швейцарии, они научились возделывать ячмень и пшеницу, а во времена Цезаря рожь произрастала на юге Великобритании, хотя, как он говорит, ее не возделывали внутри острова. Желуди жарились в земляных сосудах; рожь раздавливали между двумя камнями и пекли в горячей золе лепешки из теста. Мясо жарили на вертеле или же пекли его в золе, но искусство варить было, как кажется, неизвестно. Латинскоеjus (санскритское yus) обозначало, по всей вероятности, скорее сок и жир жареного мяса, чем бульон.

Германцы, по словам Помпония Мелы, лакомились сырой говядиной, но эта пища была запрещена законом викингов. Лошадиное мясо составляло значительную часть пищи во времена неолитического века и даже в исторический период у иранцев и у скандинавов.

Трудно, кажется, поверить, что искусство делать сыр оставалось неизвестным народам Севера, пока они не пришли в соприкосновение с латинской цивилизацией; однако же это, по-видимому, было так, потому что название сыра заимствовано из латинского caseus, и перешло из языков тевтонских в славянские. Кумыс, однако, как кажется, приготовлялся готами и литовцами, у которых знатные люди напивались жидкостью, составлявшей продукт брожения кобыльего молока^{157}.

Надо заметить, что в арийских языках не существует общего названия для обозначения рыбы. Санскритское название совпадает с зендским, славянское — с кельтским и тевтонским; то же сходство существует у литовского языка с армянским; греческое название стоит отдельно^{158}. Этот факт, исключительный в истории лингвистики, сам по себе не имеет решающего значения, так как первичное слово, обозначающее «отца», исчезло из славянского языка, таковое же слово, обозначающее «сестру» — из греческого, а «сын» и «дочь» — из латинского. Но относительно рыбы можно с уверенностью сделать заключение, так как различие имен интересно подтверждается другими доказательствами; таким образом, мы можем заключить, что рыба стала пищей арийцев уже после лингвистического разделения. Не только наименование рыбы различно в латинском и греческом, но и все термины, относящиеся к искусству рыбной ловли: названия сети, удочки, крючка, наживки образовались независимо.

Достойно замечания, что тогда как греческое наименование рыбы не встречается в латинском языке, латинское наименование piscis вновь встречается в кельтском и тевтонском; это еще новое доказательство того, что окончательное разделение греков и латинян произошло раньше, чем разделение латинян с кельтами, или кельтов с тевтонами.

Про рыбу в качестве пищи не упоминается в Ведах, и у Гомера она является лишь в виде исключения, и выражение «рыбоед» употребляется Геродотом как презрительное. В озерных постройках долины По, находившихся в таких благоприятных условиях для занятия рыболовством, не найдено ни крючков, ни какого другого инструмента для ловли рыбы. Крючки чрезвычайно редки в коллекциях доисторических древностей: большой Дублинский музей содержит лишь один экземпляр^{159}. В самых древних из озерных построек в Шуссенриде, в Вюртемберге, где каменные инструменты такого же первоначального типа, как и в кухонных останках, найдено едва лишь несколько рыбьих костей.

Вкус к рыбной ловле и искусство это развились, по-видимому, в эпоху, сравнительно позднейшую. Рыболовные крючки были найдены в кельтических сооружениях в Галльштадте в Австрии, относящихся к железному веку, а другие крючки того же образца — в Нидау, на Биенском озере, и в других местах; но они более обыкновенны в сооружениях, относящихся уже к железному веку, чем в тех, которые принадлежат к веку бронзы или камня.

В датских кухонных останках рыба, и в особенности селедка, фигурирует как важная часть пищи. Этот факт, сближенный с отсутствием общего арийского слова для обозначения рыбы, и насмешливым отвращением, которое она внушала расам индусской, эллинской, италийской и кельтской, не лишен важности с точки зрения этнического сродства первобытных арийцев.

Устрицы составляют значительную часть пищи современников датских кухонных останков, и их нашли в могилах царственных особ, погребенных в Микенах. Имя устрицы находится во всех арийских языках Европы^{160}, но отсутствует в языках семьи индоиранской. Если происхождение арийцев европейское, то исчезновение слова в странах, где устрица была неизвестна, вполне понятно; но если европейские народы переселились постепенно из центра Азии, то усвоение одного и того же наименования объяснить трудно, в особенности потому, что лингвистическое разделение глубже между греками и кельтами или между тевтонами и латинянами, чем между иранцами и славянами или между греками и индусами.

Виноград был, по-видимому, неизвестен озерному населению Швейцарии. Виноградный стебель был найден в одном из озерных жилищ Италии, но искусство виноделия было введено в Италии, вероятно, греческими колонистами^{161}. Название, вероятно, заимствовано у семитов.

Первый опьяняющий напиток был приготовлен из дикого меда. В санскритском, греческом, кельтском, славянском и латинском языках встречаются слова, имеющие этимологическое сходство с английским словом mead (мед-напиток) и обозначающие, смотря по языку, пчелиный мед, сладость, мед-питье, вино или опьянение. В Северной Европе мед заменен был пивом: английское слово ale, соответствует старопрусскому alu, означающему мед-питье.

Одежда

Одежду арийцев неолитического века и даже бронзового составляли главным образом кожи животных. Сперва снимали мясо и, может быть, шерсть посредством каменных скребков, весьма многочисленных даже в бронзовом веке; кожи сшивались вместе костяными иголками, находимыми в большом изобилии. Цезарь говорит про бриттов: «Pellibus sunt vestiti» (лат. они одеты в шкуры), а Тацит сообщает нам то же по части германцев. В швейцарских и итальянских озерных постройках найдены куски кожи, дубленой грубым, но действительным способом.

Лен, самое имя которого (по-английски flax) обозначает, что он употреблялся для тканья (латинское plecto; немецкое flechten), прялся и ткался женщинами, жившими в постройках неолитического периода, что показывают веретена и ткацкие станки, найденные в столь большом количестве в швейцарских озерных постройках каменного периода. Станки для тканья льняной пряжи найдены были во многих из этих поселений. Нити основы, состоящие из двух льняных волокон, ссученных вместе, вероятно, привешивались с грузом к горизонтальному бруску, причем другие нити переплетались с ними при помощи костяных или деревянных иголок. Найденные запасы льняного семени показывают, что лен возделывался. В некоторых из самых древних поселений Южной Германии, где лен был неизвестен, находят веревки и рогожи, сделанные из пряжи, приготовленной из коры клематиды или липы. Ничто не показывает, чтобы конопля была известна в каменный век или даже в бронзовый.

Факт довольно любопытный, что, хотя лен также вообще употреблялся для тканья в течение каменного века, но нет никакого признака в озерных жилищах Швейцарии или Италии, который бы показывал, что пряли шерсть, даже в бронзовый век, когда овцы были весьма многочисленны.

Очевидно, носили овечьи шкуры с шерстью, как это делают еще и теперь крестьяне Средней и Южной Италии.

Инструменты для прядения шерсти найдены, однако, в Ютланде и. в Йоркшире в могильниках бронзового века^{162}. На основании Риг-Веды казалось бы, что шерсть чаще, чем лен, служила материалом для ткача. Находили костяные иголки в складах начала неолитического века, как, например, в Лайбахе, где не найдено ни льна, ни даже хлебных злаков; а глагол «шить» встречается в языках санскритском, греческом, латинском, тевтонском и славянском. Это слово обозначало, вероятно, действие сшивания шкур вместе, так как в швейцарских озерных жилищах, где ткацкие станки многочисленны, нашли лишь один мешок, стянутый белым снурком, без всякого признака шва или отрезка^{163}. Вероятно, льняная ткань была слишком тонка и малопрочна для того, чтобы можно было ее резать и шить. Кажется, она употреблялась лишь как драпировка, так как не осталось никакого следа одежд, скроенных по мерке. Первый знак прогресса в искусстве одеваться обозначается словом breeks, «порты», которое, как это доказывает староирландское «bracae», должно было быть заимствовано тевтонами и славянами у кельтов в эпоху, когда последние жили в Средней Европе. Но эти «порты» были сделаны, очевидно, из кожи.

Как кажется, в те первобытные времена не было никакого различия между мужским и женским одеянием, что указывает на весьма недалеко ушедшую вперед цивилизацию. В Греции хитон и гиматион носили и мужчины, и женщины; в Риме тога была сначала одеянием обоих полов; Тацит говорит о германцах: Nec alius feminis quam viris habitus (лат. «И женщины одеты не иначе, чем мужчины»).

Агатирсы, в Трансильвании, красили или татуировали себе тело, и большое количество краски, найденное в значительном числе складов каменного века, заставляет предполагать, что этот обычай практиковался часто, если не повсеместно. Древность обычая бриться была предметом горячего спора и хорошо показывает, каким образом заключения филологии исправляются археологией.

Бенфей утверждает, что первобытные арийцы брили себе бороду; он опирается в своем мнении на тождество греческого ξυρόν и санскритского kshurá, слов, обозначающих бритву; он объясняет отсутствие этого слова в других арийских языках гипотезой, что в продолжение своих переселений арийцы потеряли некоторые элементы своей первоначальной цивилизации.

Но было бы мудрено бриться камнем, как бы остер он ни был, а озерные сооружения показывают, что первобытные арийцы принадлежали еще к каменному веку; кроме того, не найдено никакой бритвы на весьма древнем кладбище в Альба-Лонге. Гельбиг, опираясь на эти аргументы, приходит к заключению, что слово, обозначавшее бритву, должно было сначала употребляться для обозначения обломков кремня, употреблявшихся для вырывания шерсти из кожи, которые найдены в большом числе в древнейших из сооружений; впоследствии, после изобретения металлов, это название перешло на инструменты для бритья подбородка^{164}.

Жилища

Арийцы до своего разделения уже не были троглодитами; они выучились строить шалаши^{165}. Мы уже заметили, что продолговатые курганы доарийского населения Великобритании были построены в подражание или в воспоминание пещер, тогда как круглые курганы арийских завоевателей были построены по образцу круглых шалашей.

Эти шалаши были двух сортов; летние, построенные целиком на поверхности земли, и зимние, представлявшие круглую яму, покрытую сверху крышей. Относительно первых мы должны полагаться главным образом на описания и рисованные изображения их; что же касается последних, то их остатки мы имеем и в настоящее время.

Полуподземные шалаши, которых остатки можно еще видеть в Фишертоне, около Сольсбери, и в других местностях, относятся к неолитическому веку, как это показывает отсутствие в них металла и находимые в них веретена из терракоты и обломки грубой посуды. Ямы выкопаны в мелу на глубину от семи до десяти футов, а кровли сделаны из переплетенных ветвей, покрытых слоем глины. В эти землянки входили через туннели, прорытые наклонно в мелу и оканчивающиеся наравне с дном землянки. Тацит сообщает нам также, что зимой некоторые из германских племен жили в подобных ямах, вырытых в земле, причем крыши были покрыты скотским навозом^{166}.

Лингвистические факты показывают нам, что арийцы до своего разделения также строили шалаши над землей, с крышами, дверями и дверными косяками. Латинское слово domus находится в языках: санскритском, греческом, кельтском и славянском; а немецкое dach, кровля, ставшее по-английски thatch, встречается в греческом, латинском, кельтском и литовском. Английское слово door есть то же, что санскритское dvara, греческое θύρα, староирландское dorus и латинское fores; а название дверных косяков, по латыни antae, встречается также в зендском и санскритском языках.

Что касается истинного характера этих домов, существование которых во всей арийской области установлено предшествующими лингвистическими фактами, то в этом надо положиться на археологические доказательства; они нам доказывают совершенно неоспоримо, что это не были дома в современном смысле этого слова, но лишь простые шалаши самого грубого сорта. Даже в бронзовом веке, в XI столетии до Р.Х., умбры, которые среди арийцев уступали в цивилизации только эллинам, не обладали лучшими жилищами, чем шалашами, сделанными из плетней, от трех до четырех метров в диаметре, покрытыми кровлей из плетеных прутьев и слоем глины. Никакого следа каменной кладки или цемента не открыто в этих сооружениях^{167}.

По свидетельству Страбона, подтверждаемому барельефами колонны Марка Аврелия в Риме, кельтские или тевтонские племена Дуная жили еще во I веке после Р.Х. в деревянных или плетеных шалашах, с кровлями из тростника. Они, без сомнения, не знали употребления известкового раствора, как и германцы во времена Тацита.

Сам императорский Рим не должен был в известную эпоху содержать ничего лучшего, чем подобные шалаши. Casa Romuli на Палатинской горе была шалашом из ветвей и тростника; а дом Весты на Форуме, самое древнее место римского поклонения, долго сохранявшееся под надзором священных девственниц, был простым шалашом из плетеного ивняка и соломы^{168}.

Урны в форме шалаша, открытые в Альба-Лонге, представляют, очевидно, первобытные жилища арийцев после их поселения в Италии.

Жители озерных селений в Швейцарии выучились срубать большие деревья при помощи своих каменных топоров и, глубоко вбивая сваи в мягкий ил, строить на этих сваях платформы, сделанные из бревен, весьма искусно связанных между собой врубкой в пазы. На этих платформах они строили квадратные или круглые шалаши, имевшие вертикальные стены из жердей или ветвей, смазанных глиной, с кровлей из коры, соломы или тростника, с деревянной дверью, с глиняным полом и плоским песчаниковым камнем в качестве очага. Современное швейцарское chalet сохранило, по-видимому, известное сходство с этими озерными постройками, так как в нем жилые комнаты находятся во втором этаже, а первый этаж служит просто складом для фуража и топлива.

Когда были составлены Риг-Веда и Авеста, то ремесло каменщика было еще неизвестно, так как еще долгое время спустя после разделения индоиранцев их жилища были простыми шалашами из дерева или бамбука, покрытыми прутьями или соломой.

Иранцы также вырывали себе жилища в форме колодцев, с крышей, сделанной из бревен и соломы, на манер жилищ неолитических жителей Великобритании.

Так как готическое слово gards, соответствующее латинскому hortus, по-гречески представлено через χόρτος, что обозначало первоначально место для пляски, то из этих слов мы не можем заключить, чтобы шалаши и засеянные поля первобытных арийцев были защищены и окружены изгородями.

Искусство каменщика и употребление извести были, как думают, введены в Европу финикиянами. Мегалитические могилы в Микенах и большие дольмены Франции и Великобритании служат одновременно и доказательством ловкости неолитических арийцев, и доказательством того, что употребление известки было им неизвестно. Гигантская работа, состоящая в покрывании этих монументов громадными камнями, весящими много тонн, никогда не была бы предпринята, если бы строители умели их устраивать из маленьких камней, цементированных известью. Громадный мегалитический круг в Стоунхендже, с его громадными пятью группами из трех камней каждая, представляющий один из самых поразительных монументов в мире, в настоящее время приписывается всеми археологами короткоголовой расе, введшей в Великобританию арийский язык и бронзовое оружие, и дает чрезвычайно внушительную идею о силе тела и воли тех людей, которые предприняли и исполнили подобную работу.

Суда

Некоторого рода судно, или скорее челнок, должно было существовать в течение первобытного периода, так как латинское слово navis встречается в санскритском, греческом, кельтском и тевтонском языках. Но вначале это слово могло лишь означать древесный ствол, выдолбленный каменным топором при помощи огня. На это указывает сходство санскритского слова daru, «судно», с английским tree, «дерево», и кельтским daur, «дуб». Точно так же староскандинавское askr обозначает одновременно «судно» и «ясень». Многие из этих челноков, выдолбленные из одного ствола, найдены были в озерных селениях Швейцарии, Италии и Ирландии. Кельтское barca, староскандинавское barki и английское barge и barque указывают на то, что северные арийцы устраивали также челноки из коры (по-английски bark) какого-нибудь дерева, вероятно березы^{169}.

Эти челноки двигались вперед посредством весел или шестов, так как латинское слово remus встречается в языках: санскритском, греческом, кельтском и тевтонском. Однако же паруса не были известны в первобытные времена, как это показывает тот факт, что немецкое segel и английское sail заимствованы из латинского sagulum. Таким образом, нашествие тевтонов в Англию не могло иметь место раньше, чем тевтоны пришли в соприкосновение с римской цивилизацией.

Исследование латинских морских терминов дает некоторые любопытные результаты. По Георгу Курциусу, они разделяются на три класса. Мы имеем, во-первых, протоарийские слова navis и remus; во-вторых, velum и malus, слова происхождения италийского, не принадлежащие к общему арийскому словарю; в-третьих, большое число слов, заимствованных из греческого, каковы: gubernare, ancora, prora, aplustre, anquina, antenna, faselus, contus и nausea. После этого казалось бы, что арийцы до своего разделения изобрели челноки и весла, и что мачта и парус были употребляемы на озерах и реках, во внутренности материка, после лингвистического разделения рас латинской и эллинской; тот факт, что название морской болезни заимствовано из греческого, может указывать, что италийские народы отваживались плавать по морю прежде, чем пришли в соприкосновение с греческой цивилизацией^{170}. Выше уже замечено, что тогда как слова, относящиеся к пастушеским и земледельческим работам, часто тожественны в греческом и латинском, те слова, которые относятся к рыбной ловле, как названия сети, удочки, крючка, — совершенно различны^{171}.

Повозка, запряженная быками

Величайшим изобретением первобытных арийцев была, без всякого сомнения, повозка, запряженная быками. Названия колеса (лат. rota), ярма (лат. jugum), телеги (санскрит, vahana) и оси (санскрит, aksha) общие всем арийским языкам. Староирландское carr и латинское carrus могут также быть сближены с karama, которая, как говорит Гезифий, была крытой повозкой или катящейся палаткой, в которой скифы переезжали с места на место в поисках пастбищ для своего скота. Самое древнее имеющееся у нас изобретение повозки первобытных арийцев, запряженной быками, находится на фракийской монете начала V века до Р.Х., приписываемой одомантиям, жившим в озерных жилищах на озере Празиас^{172}. Плетеный корпус повозки находится в равновесии на оси и двигается посредством дышла парой быков.

Подобная повозка, запряженная быками, перевозящая трех пленных женщин, представлена на барельефе Салманасара^{173}. В начале Нового царства, египтяне и хеттеяне обладали повозками, которые возились лошадьми.

Перстень с печатью Дария Гистаспа представляет охоту на льва, причем царь сидит на колеснице той же формы, как и на монете одомантиев, но везут ее лошади вместо быков^{174}; персидские цари часто изображаются в таком виде на монетах.

Первобытная колесница с быками, вероятно, была построена без металла. Колеса и ось были, вероятно, из одного куска, а именно из ствола дерева, толщина которого в середине была уменьшена для того, чтобы образовать ось, а концы ее, сохранившие первоначальный диаметр, служили колесами.

Подобные колесницы еще и теперь употребляются в Португалии. Они о двух колесах и возятся быками. Отрезают часть древесного ствола, утончают его посередине, сохраняя оба конца, и таким образом получают два прочных колеса, соединенных осью.

Диск из орехового дерева, очевидно, служивший колесом, найден был в умбрийской свайной постройке в Меркураго, близ Арона, на севере Италии^{175}.

Производства

В первобытные времена разделение труда было незначительным. Самым древним производством было изготовление орудий из кремня, производство, требовавшее большой ловкости.

В Брандоне, в графстве Суффольк, люди неолитического периода добывали кремни, копая колодцы в мелу посредством пик, сделанных из оленьих рогов, а в Циссбёри, в Суссексе, где найдены были тысячи кремневых орудий, существовала, по-видимому, настоящая мануфактура неолитических инструментов^{176}.

Так как арийцы до своего разделения находились в каменном веке, то и не существует общего арийского слова для обозначения кузнеца, ремесло которого возникает при начале бронзового века. Однако до сравнительно недавней эпохи бронзовые орудия доставлялись в Великобританию с материка.

В Ведах упоминается лишь о двух ремеслах, о кузнечном и плотницком. Τέκτων Гомера одновременно каменщик, плотник и строитель кораблей.

Гончарное искусство появляется с начала неолитического века, но не существует достоверного примера нахождения посуды рядом с неолитическими орудиями^{177}.

Неолитическая посуда была сделана от руки и нет достоверного признака изобретения гончарного круга раньше устройства более поздних поселений бронзового века, как, например, в Концизе, где найдены сосуды, сделанные при помощи круга. С введением круга горшечное искусство получает, по-видимому, характер промышленного производства, как это показывает появляющийся мало-помалу более изысканный и более условный стиль украшений.

Время введения круга может быть приблизительно определено на основании того факта, что он был уже известен, когда были сложены гомерические поэмы, тогда как вся посуда, найденная в сожженном поселении Гиссарлика, сделана от руки^{178}, и не найдено никакой посуды, сделанной посредством круга в сооружениях бронзового века на севере Италии. У некоторых из амфор, найденных в Гиссарлике, форма, по-видимому, была подражанием формам ведер из кожи, причем ручки напоминали передние ноги животного, а пупок образовывал центральный орнамент, в котором д-р Шлиман усматривает изображение совиной головы.

Общественная жизнь

Часто предполагали, что греки принесли с собой в Элладу довольно высокую степень культуры, но Фукидид обнаруживает более глубокое знакомство с историей, утверждая, что сначала они были варварами. Первобытная цивилизация италийцев и эллинов не могла уйти вперед сравнительно с цивилизацией арийцев до их разделения или даже с цивилизацией сарматов, скифов, даков, кельтов и тевтонов, как нам ее изображают древние писатели. Цивилизация Италии и Эллады должна была быть результатом долгой исторической эволюции, будучи вызвана и передана в значительной части через соприкосновение с более подвинувшейся цивилизацией семитов, в свою очередь происходившей от первых обитателей Вавилона.

Очевидно, что в те времена, когда слагались гомерические поэмы, греческие князья жили еще грязно и неопрятно.

Были целые кучи навоза во дворце Приама и у двери дворца Улисса. В самой зале, где женихи совершали свои оргии, на полу валялись кожи и ноги быков и остатки животных, недавно убитых для пира^{179}.

Когда мы читаем, что на похоронах Патрокла Ахилл убил собственной рукой двенадцать пленных, благородных троянцев, четырех лошадей и двух собак, и когда того же самого Ахилла нам описывают, влачащим трижды вокруг Трои за своей колесницей труп Гектора, то очевидно, что золотой век, воображаемый поэтами, был в действительности веком грубой дикости. Мы находим те же обычаи у других арийских народов. Во времена Цезаря человеческие жертвоприношения были в обычае у кельтов и у всех тевтонских племен^{180}. Они прекратились в Исландии лишь после обращения скандинавов в христианство в конце X века.

Когда викинги спускали в море военную галеру, то они привязывали людей к каткам, так что киль судна был орошен их кровью^{181}. Обычай разбивать бутылку вина на носу судна в момент его спуска может быть рассматриваем как остаток дикого скандинавского обычая «окрашивать катки»; точно так же, как обычай вести офицерскую лошадь впереди похоронного поезда является остатком древнего обычая приносить в жертву жен и детей вождя на его костре.

Есть причины думать, что детоубийство, человеческие жертвоприношения и даже людоедство практиковались в Великобритании если не кельтами, то наверное иберами; г. Батеман утверждает как о результате его раскопок доисторических могил, что существуют многочисленные свидетельства сожжения вдов на погребальном костре их умерших мужей^{182}. Нельзя сомневаться, что у арийцев издавна существовал обычай убивать вдову на похоронах ее мужа. Детей бросали, а дочери могли быть умерщвлены по одному желанию отца. У индусов, иранцев, скандинавов и массагетов убивали стариков, когда они становились в тягость и составляли затруднение. Обитатели швейцарских озерных поселений делали из черепов своих врагов кубки для питья^{183}, и греческое слово χόμβος, встречающееся в санскритском и зендском языках, показывает, что этот далекий обычай не был неизвестен индоиранцам и грекам. Санскритское gola, обозначающее круглый горшок, находится в греческом, a testa — в зендском и литовском языках.

Первобытные арийцы были, без сомнения, многоженцами. По Геродоту, персы были многоженцами, а по Тациту, германцы были таковыми же. И в Ведах мы находим следы полигамии у самых древних народов. Но право первородства было, по-видимому, во все времена в обычае у арийцев. Уже в самую древнюю эпоху арийцы вышли из полиандрии. Общность жен в среде племени, следы которой можно найти в обычаях экзогамии и наследования по материнской линии, без сомнения, существовал у племен неарийских, каковы первобытные мидяне, ликийцы, этруски, пикты и в более недавние времена у лапландцев, остяков, тунгусов и тодасов.

Любопытный обычай кувады, по-видимому, был скорей иберийским, чем арийским. Он практиковался в Корсике, на юге Франции, в Северной Испании и Западной Африке — областях, где мы находим следы иберийской расы^{184}.

Брак посредством покупки, бывший в обычае у германцев, фракийцев, латинян и ведийских индусов, представляет более передовую ступень, чем брак посредством похищения, следы которого мы находим у менее цивилизованных арийцев, а может быть, и в Италии.

Три только слова, обозначающие родство, встречаются во всех ветвях арийского языка. Это имя матери (matar), брата (bhratar) и свекра (socer). Последнее слово^{185} имеет специальное значение, так как доказывает убедительным образом установление брака и указывает на правильную организацию семьи у арийцев до их разделения.

Первобытное наименование снохи^{186} почти столь же распространено, так как отсутствует лишь у иранцев, кельтов и литовцев.

Термины этого рода неизвестны у диких народов и выставляют на вид более, чем что-либо другое, факт установления общественных отношений у арийцев уже в самую раннюю эпоху.

Наименования отца (pitar), мужа (pati), сына (sunus), дочери (duhitar), точно так же, как и наименования сестры, свекрови и зятя, рассматриваются как первобытные, хотя и отсутствуют в одном или многих арийских языках. Но не надо доверяться идиллическим описаниям вроде тех, которые указывают на «отца, называющего свою дочь своей маленькой молочницей»^{187}, так как более вероятно, что duhitar значит просто «грудной младенец», как латинское filia, а не лицо, доящее коров^{188}.

Общественной единицей была семья, заключавшая в себе женщин, детей и рабов; но изыскания относительно наименований, общих арийским языкам, обозначающих «народ» или «племя», не дают особенного определенного результата. Вероятно, в более недавнюю эпоху семья стала gens, thorp, vicus, φρατρία. Соседние gentes соединились тогда для взаимной защиты, и земляной вал был насыпан кругом того центрального холма, где погребались мертвые, где было убежище во время общей опасности; племенем управлял rex, главной обязанностью которого было объявлять древние обычаи племени. Самое древнее слово, означающее «закон», первоначально обозначало «обычай». Право кровной мести и позволение пени: искупать пролитую кровь посредством wergeld, были, по-видимому, одними из самых древних священных установлений обычного закона и встречаются у столь различных народов, как афганцы, греки времен Гомера, иранцы времен Авесты и германцы времен Тацита.

Кажется вероятным, что арийцы не обладали ничем таким, что мы могли бы назвать наукой, так как тевтонское слово leech, обозначающее учителя в искусстве лечения, хотя и встречается в кельтском и славянском языках, не простирается на южные и восточные языки. Большинство арийских слов, обозначающих травы, лекарства, яд и волшебство, несходны между собой. Однако же арийские языки обладают общими словами для обозначения раны, рвоты, кашля и исцеления^{189}.

Арийцы до своего разделения изобрели систему десятичного исчисления, что дало им возможность считать до ста; они, значит, ушли вперед дальше некоторых из существующих диких племен, не умеющих считать дальше трех или пяти. Считали по пальцам, как это показывает тот факт, что пять обозначает руку или кулак. Арийцы были, однако, неспособны считать до тысячи: число это различно обозначается по-латыни, по-гречески, по-санскритски и по-немецки.

Самым древним арийским обозначением разделения времени был «месяц» (англ. month), название которого произошло от названия месяца — луны (англ. moon), всеобщей «измерительницы» времени. Неделя не представляет очень древнего понятия: месяцы были первоначально разделены на полумесяцы, по периодам возрастание и ущерба луны. Наименование недели и наименование осени были придуманы позже всего. Наименование года точно так же не первобытно. Арийцы различали зиму — hiems, время снега, и лето, и вначале считали скорее по временам года, чем по годам. Греческое слово ετος этимологически тождественно с латинским vetus и обозначало «старое» время, время прошедшее. Латинское слово annus обозначает кольцо или круг времени года, тогда как тевтонское наименование года есть греческое слово φρα, означающее «время года» или «весну».

Как уже замечено^{190}, тот факт, что осень последним из времен года получила свое специальное наименование, указывает на то, что первобытные арийцы находились скорее в пастушеском периоде, чем в периоде земледелия.

Формы культа арийцев и их религиозные воззрения имеют столь важное значение для оценки их цивилизации, что для рассуждения о них надо отвести особую главу.

Самое распространенное из арийских слов для обозначения моря есть mare, но так как это слово означает просто «стоячую» воду в противоположность воде текучей, то из этого еще не следует, что арийцы знали море. Это слово могло сначала обозначать просто озеро или массу стоячей воды.

Наиболее странным пробелом в лингвистической истории является, быть может, отсутствие общего наименования для обозначения реки.

Мы можем теперь резюмировать в кратких словах наше заключение, существенно сходное с заключением Гена и Шрадера, к которому мы пришли, исправляя прежнее заключение филологии более верными доказательствами, доставляемыми археологией. Мы констатируем, что арийцы до своего разделения были пастухами, кочевавшими со своими стадами подобно тому, как еврейские патриархи кочевали в стране Ханаанской или как израильтяне в пустыне. Лошади, крупный рогатый скот и овцы были одомашнены, но свинья, лошадь, коза, осел одомашнены не были; домашняя птица была неизвестна.

Сплетали волокна некоторых растений, но льна не пряли; очищали кожи животных каменными ножами и шили из них одежду, сшивая их вместе сухожилиями при помощи костяных, деревянных или каменных иголок.

Пища состояла из мяса и из молока, из которого не делали еще ни масла, ни сыра. Мед, приготовленный из меда диких пчел, был единственным опьяняющим напитком, так как пиво и вино не были известны.

Соль была известна азиатским ветвям арийской семьи, но ее употребление быстро распространило среди европейских ветвей. Зимой жили в ямах, выкопанных в земле, защищенных бревнами, покрытыми дерном или коровьим навозом. Летом жили в грубых повозках или в шалашах из древесных ветвей. Что касается металлов, то, может быть, делали украшения из кованой самородной меди, но орудия и оружие были вообще из камня. Луки делались из тисового дерева, копья — из ясеня, а щиты из плетеных ивовых побегов. Для устройства колесниц не употреблялось никаких металлов, а челноки делали, выдалбливая древесный ствол посредством огня и каменных топоров.

По мнению Гена, стариков и больных убивали; женщин покупали или похищали. Детей выбрасывали или убивали; потом впоследствии, вместе с разработкой земель, явилась собственность, установленные обычаи мало-помалу возвысились до степени законов. Религиозные идеи были основаны на колдовстве и суеверных страхах: силы природы не были еще облечены в антропоморфическую форму, и великое имя Dyaus, позднее получившее значение имени Бога, означало еще только блестящее небо. Считали по пальцам, и первым абстрактным понятием была десятичная нумерация, но еще не достигли идеи о числе большем ста.

Сравнительный прогресс

До сих пор мы рассматривали преимущественно цивилизацию, достигнутую арийцами до лингвистического их разделения, но лингвистическая палеонтология доставляет интересные результаты, касающиеся сравнительного прогресса, достигнутого различными семьями арийцев^{191}. Мы уже видели, что прогресс этот не был одинаков; некоторые народы, например, находились еще в каменном веке, тогда как другие уже знали бронзу, а еще другие и железо.

Цивилизация распространялась через посредство больших торговых путей из Финикии в Грецию, из Греции в Италию, из Италии к кельтам и, наконец, от кельтов к германцам.

Очевидно, на основании земледельческих терминов, общих зенду и санскриту, что индусы и иранцы до своего разделения подвинулись дальше всех других народов на пути цивилизации. Они смотрели на себя как на один народ (санскрит, arya; зенд. airya); у них были общие термины, обозначавшие мост, колонну, битву, шалаш, меч, копье и тетиву; и они умели считать до тысячи. Но сходство религиозных терминов представляет самое поразительное доказательство достигнутой ими степени культуры. Они употребляли одни и те же слова для обозначения жреца, жертвоприношения, хвалебного гимна, религиозного окропления, священного напитка soma; сходные выражения обозначали Бога, Господа; общие двум языкам наименования обозначали героев и демонов и Митру, бога света. Главный бог индусов Индра — бог бурь, являющийся в Риг-Веде благодетельным божеством, является в Авесте вредоносной силой; одно время думали, что религиозный раскол был первой причиной разделения индусов и иранцев, но в настоящее время эта идея всеми оставлена.

После индусов и иранцев наиболее приближаются друг к другу цивилизации славян и тевтонов. У них есть общие слова для обозначения золота, серебра и соли; для мотыги, песта, пива, сапог; дли лебедя, семги, селедки; для ржи и пшеницы; и для многих деревьев, между прочим, для осины, клена, яблони и дикой вишни. Они обозначали одними и теми же именами кузнеца и многие виды оружия, осень, число тысячу, различные болезни, точно так же, как ложь, стыд, печаль, тоску, презрение; и, что многозначительнее всего, продажность считалась постыдной.

Но есть и очень много слов, общих всем тевтонским языкам, но не встречающихся у их соседей славян.

В первом ряду этих слов надо поставить указывающие на то, что тогда как славяне жили внутри материка, тевтоны жили около моря. Таковы обозначения, употребляемые для моря, гавани, прибрежного утеса, морского берега, острова, течения; кита, тюленя, чайки, и множество выражений, относящихся к постройке и способу управления судами.

Из имен деревьев — липа, а из имен животных — дикая коза, северный олень, белка, лисица свойственны исключительно тевтонам. То же самое относительно названий многих родов оружия и терминов металлургии, кухни и одежды. Название обуви особое у тевтонцев, название штанов общее у кельтов и тевтонов, а название сапог — у тевтонов и славян.

Тевтоны имеют специальное наименование для обозначения лошади и особые термины относительно верховой езды, каковы наименования поводьев, шпор, седла; у них имеется новое название для дома, который, однако, строился еще из дерева; и новые термины для обозначения осени и зимы, так же, как и для битвы, победы, славы, чести, для букв и для искусства писать; имена божеств и термины, относящиеся к религии, почти совершенно различны у тевтонов и у славян.

С другой стороны, славяне после своего отделения от тевтонов приобрели специальные термины для обозначения железа, ножа, дротика, меча, шпор, иглы, якоря, плуга, сошника, пшеницы, ячменя и овса, но в славянских диалектах нет общих слов для обозначения стали, бумаги, бархата или мостовой. Славяне до своего разделения возделывали капусту, горох, фасоль, чечевицу, порей, мак и коноплю; они знали дуб, липу, бук, березу, иву, ель, яблоню, сливу и орех; они имели общие обозначения для тканья и одежд, для изделий из дерева и железа; они обитали в деревнях, в шалашах или в домах, сделанных из переплетенных ветвей; но все их термины, относящиеся к каменным работам, заимствованы из иностранных языков. У них были общие термины для обозначения закона и прав, семьи и племени, но не было таковых для обозначения наследства или собственности, чем указывается на то, что земля и все, что к ней относится, принадлежало еще вообще или семье, или мiру^{192}.

Отношение между кельтами и германцами имеют особенный характер. Лингвистическая разница весьма велика, что показывает, что разделение имело место в весьма отдаленный период; но существует большое количество слов менее первобытного характера, которые показывают, что в период позднейший первоначального разделения они соприкасались географически, причем кельты, как раса более цивилизованная, имели политическое преобладание над некоторыми тевтонскими племенами. Линией соприкосновения служила, по всей вероятности, цепь лесистых гор, отделяющих бассейны Эльбы и Одера от бассейна Дуная.

Языки кельтические и италийские имеют сходство в структуре. Это сходство гораздо более глубоко, чем между кельтами и тевтонами, и восходит к эпохе более отдаленной. Кельты и латины должны были жить вместе как единый народ, в долине Дуная, и только в эпоху, менее отдаленную (после того как умбры и латины перешли Альпы), кельты и тевтоны пришли в соприкосновение друг с другом.

Мы уже видели, что тевтоны обязаны кельтам знакомством с железом; в шестой главе будет показано, что Воден — великое божество тевтонов — может быть отожествлен с Гвидионом — божеством кельтов. Названия закона и царя одни и те же в языках кельтских и тевтонских. Преобладание кельтов над более грубыми племенами, жившими к северу от их территории, подтверждается еще тем замечательным фактом, что кельтское ambactus, обозначающее некоторую должность, встречается как слово иностранного происхождения в готском andbahts и славянском — ябедник. Таким именно образом должно объяснить большое количество слов, общих языкам латинскому и тевтонскому и принадлежавших сначала языку итало-кельтскому, а от кельтов перешедших к тевтонам. Это разъясняет тот любопытный факт, что для терминов закона и политики латинский язык ближе к немецкому, чем к греческому. Так латинское civis соответствует тевтонскому слову hiva и не имеет никакого отношения к греческому πολίτης. Латинское слово hostis есть тевтонское слово huest, тогда как греки означали иностранца словом ξένος. Греки употребляли для обозначения закона слова νόμος и θεσμός, латины — lex, а германцы — laga. Греки обозначали царя словом βασιλεύς, тогда как латины говорили rex, а германцы — reika^{193}.

Латинские слова этого порядка, сходные с греческими, как то: crimen, poena, talio, относятся, очевидно, к более первобытному и более древнему состоянию общества^{194}.

Из других выражений, относящихся к цивилизации, которую языки кельто-италийские разделяли с тевтонским, приведем готское thiuds (народ), соответствующее умбрийскому tutu и кельтскому tuath; латинское ador (полба), равняющееся ирландскому слову ith и готскому слову atisk (семя). Латинское слово far есть ирландское слово bairgen и готское baris (ячмень). Латинское granum обозначает хлебное зерно (англ. corn), а латинское sero есть ирландское слово sil и готское saian^{195}.

Давно уже Нибур и О. Мюллер обратили внимание на тот знаменательный факт, что многие слова, относящиеся к земледелию и мирным искусствам, названия, обозначающие дом, поле, лес, плуг, желудь, яблоко, фигу, вино, растительное масло, соль, мед, молоко, собаку, вола, быка, теленка, барана и борова, — тождественны в латинском и греческом.

Однако одни лишь самые элементарные термины земледелия сходны в латинском и греческом языках. Наименования различных пород зерна, частей плуга, веялки, ручной мельницы и хлеба совершенно различны. То же самое относится к словам, касающимся самых элементарных юридических и политических понятий, точно так же, как и относящимся к металлам, морскому промыслу, рыбной ловле, войне и названиям оружия, каковы суть: tela, arma, hasta, pilum, ensis, gladius, arcus, sagitta, jaculum, clupeus, cassis, balteus, ocrea; ни одного из этих слов не находится в греческом языке.

Последний в этом отношении имеет более сходства с санскритским, чем с латинским, так как индусские и эллинские слова, обозначающие наконечник пики, камень пращи, стрелу — одни и те же. Наименование топора πέλεκυς свойственно греческому и санскритскому. Греческий совпадает также с индоиранским в словах, обозначающих лемех сохи, вспаханное июле, «вилы» для вскапывания земли, веретено, город, мщение, наказание и в трех именах божеств^{196}.

Итак, мы должны заключить, что италийская и эллинская семьи разделились в самом начале земледельческого периода, раньше, чем образовались самые элементарные политические идеи; раньше, чем создалось какое бы то ни было представление о законе, гражданском праве или верховной власти, раньше, чем были изобретены лук, копье, меч или щит; тогда как греки оставались в соприкосновении с индоиранцами до тех пор, пока распространились первоначальные формы этого оружия.

Индоиранский язык имеет много точек соприкосновения со славяно-литовскими языками. Таковы слова, обозначающие понятия: хозяин дома, брак, святой, полдень, петух, пшеница и два имени божества: Бог и Percunas. Хотя сходства между языками греческим и славянским и незначительны, сходство каждого из этих языков с индоиранским слишком заметно, чтобы быть случайным. Кажется поэтому вероятным, что индо-иранцы оставались в соприкосновении, с одной стороны, с греками, а с другой — со славянами в течение некоторого времени после окончательного разделения греков и славян.

Однако языки Индии и Балтики имеют мало общих слов, относящихся к цивилизации. Староскандинавское as, «бог, дух», есть санскритское слово asu, «жизнь», и в нем, очевидно, находится первоначальное значение слова. Старинное верхнегерманское ewa, «закон», есть санскритское eva, «обычай»; а готское hairus, «меч», литовское kirwis, «топор», и сабинское curus, «копье», происходят от санскритского garu, «удар молнии».

Кельтам общи со славянами наименования, обозначающие зиму, серебро, плуг, пшеницу, пиво, закваску, воск, яблоко, тысячу и некоторые выражения, относящиеся к возделыванию почвы.

Армянскому языку общи с греческим слова, обозначающие мед, соль, вино, поле; с литовским название рыбы, а с латинским название луны.

Кельты, албанцы, славяне и тевтоны все заимствовали из латинского слова murus, что достоверно указывает, что искусство каменщика было занесено к северным народам из Италии. Латинское mina и греческое μνα суть слова, заимствованные из семитического, чем указывается, что меры и веса были принесены в Европу финикиянами.

Тевтонские слова pfunt и pfeil заимствованы из латинского pondus и pilum, а славянское хлебѣ происходит от тевтонского hlaifs хлеб (англ. loaf).

Точно так же, как финны заимствовали у тевтонов и славян бесчисленное количество слов, относящихся к цивилизации, греки заимствовали не менее сотни таких слов у финикиян.

Общее правило то, что термины, относящиеся к пастушеской жизни, тождественны у европейских и азиатских арийцев, тогда как слова, относящиеся к жизни земледельческой и оседлой, более или менее различны, что указывает на то, что разделение индоиранской семьи от европейских арийцев имело место в течение кочевого и пастушеского периода цивилизации.

Во всяком случае, мы приходим к заключению, что первобытные арийцы должны были быть многочисленным народом, занимавшим обширную территорию, в эпоху, когда существовала лишь самая грубая цивилизация, и что разделение их началось в те времена, когда они, подобно современным татарам, бродили по обширной области со своими повозками и стадами.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ