Фибула и фибула-брошь из могильника Красный Маяк. Раскопки О.А. Гей.
Подвеска-лунница с эмалью из могильника Дитиничи.
Бронзовая оковка пояса из могильника Дитиничи.
Глиняные сосуды из могильника Дитиничи.
На совещании были также представлены итоги изучения черняховского металла и керамики с помощью естественнонаучных методов. А.А. Бобринский коснулся некоторых особенностей формовочной технологии сосудов (Бобринский А.А., 1970). Г.А. Вознесенская провела металлографическую обработку железных изделий с памятников Среднего и Нижнего Поднепровья, Побужья, Молдовы. Эта работа позволила сделать несколько важных, хотя и предварительных, наблюдений. Стало ясно, что определяющим в развитии черняховского кузнечного ремесла было скифо-сарматское влияние, прослеживаются и кельтские традиции (Вознесенская Г.А., 1970, с. 38). Спектроаналитические исследования черняховских изделий из цветного металла также дали интересные результаты. По-видимому, население черняховской культуры восприняло и развило местную северопричерноморскую (позднесарматскую, позднескифскую, а для Подолии — ляпицкую) традицию металлообработки. Другой источник формирования черняховских металлургических схем находился на северо-западе, в прибалтийских областях (Черных Е.Н., Барцева Т.Б., 1970, с. 102, 103).
В 70-80-е годы появились новые исследования, посвященные проблемам интерпретации, хронологии, происхождения, этнической принадлежности черняховской культуры. В работах Б.А. Рыбакова развивается идея, что более или менее однородная черняховская культура, сильно нивелированная римским воздействием, рождается из недр днепровской зарубинецкой культуры и позднескифской культуры нижнего Днепра. Область черняховской культуры делится на две части незаселенной степной полосой, где находились сарматские кочевья и южнее которой жили разные земледельческие племена, среди которых могли быть и готы. Северная, лесостепная, часть территории черняховской культуры, совпадая с древней прародиной славян и с землями «скифов»-пахарей, древним праславянским сколотским царством, по мысли автора, была заселена славянскими племенами (Рыбаков Б.А., 1982, с. 38). Славяне во времена черняховской культуры (II–IV вв.) находились в благоприятных условиях, вели оживленную торговлю с Римской империей, что способствовало развитию у них хозяйства и социальных отношений, и этот счастливый период «трояновых веков» надолго сохранился в народной памяти (Рыбаков Б.А., 1979, с. 228).
В.В. Седов в серии статей, а затем в монографии обратил внимание на сложную картину расселения различных племен и миграционные процессы в Юго-Восточной Европе в первые века нашей эры. Бо́льшую часть будущего черняховского ареала заселяли ираноязычные скифо-сарматские племена; отдельную этническую группу составляли остатки зарубинецкого населения в Полесье и Среднем Поднепровье; в Верхнее Поднестровье в этот период проникали носители пшеворской культуры. Выделив различные субстратные элементы в черняховской культуре (скифо-сарматские, пшеворо-зарубинецкие), картографировав их и статистически обработав, В.В. Седов показал многокомпонентность и полиэтничность черняховского населения, основную массу которого составляли потомки местных ираноязычных племен и славяне, заселявшие Днепровско-Подольский регион черняховского ареала (Седов В.В., 1976, с. 93–99; 1978, с. 99–107; 1979, с. 78–98).
Сторонником полиэтничности черняховского населения выступал П.Н. Третьяков. По его представлениям, в состав этого населения входили различные местные племена, этнические особенности культуры которых были утрачены под нивелирующим влиянием позднеантичного Причерноморья. Он охарактеризовал черняховское население как «несложившуюся народность», процесс консолидации которой из разноэтничных элементов был прерван вторжением гуннов. Но все же он считал возможным дифференциацию черняховских древностей и выделение среди ник специфических особенностей отдельных этнических групп. К восточнославянскому этногенезу, но его мнению, черняховская культура не имела прямого отношения, так как носила совершенно иной характер, чем раннесредневековая славянская культура (Третьяков П.Н., 1966, с.203; 1982, с. 13–17).
М.Б. Щукин попытался представить археологические объекты первой половины I тысячелетия н. э. Северного Причерноморья в динамике и взаимосвязи. Исследователь создал своего рода «хронологический каркас» для культур этой эпохи. В результате был выделен пласт археологических объектов, непосредственно предшествовавших черняховской культуре: пшеворские памятники Верхнего Поднестровья; сарматские впускные погребения, курганные и бескурганные некрополи, распространенные на широкой территории западнее Дона; позднезарубинецкие памятники Среднего Поднепровья и Южного Побужья; позднескифские городища, неукрепленные поселения и грунтовые некрополи в низовьях Днепра, Южного Буга и Днестра; памятники культур Поянешти-Виртешкой и Килия (Щукин М.Б., 1971, с. 14). Племена, оставившие эти разнообразные и многочисленные объекты, можно считать потенциальными участниками формирования черняховской культуры. Динамичная картина археологических явлений, нарисованная М.Б. Шуниным, выявила своеобразие ситуаций, возникших в разных регионах накануне образования черняховской культуры. Так, в Среднем и Нижнем Поднепровье для II–III вв. отмечается хиатус, «отсутствие сколько-нибудь выраженного пласта памятников». В Верхнем Поднестровье и на Волыни не наблюдается хронологического разрыва, здесь в этот период были распространены пшеворские и вельбарско-цецельские памятники, частично синхронные черняховским и несколько более ранние, тогда как черняховские существовали и дольше (Щукин М.Б., 1979б, с. 81). Подобную «хронологическую лесенку» М.Б. Щукин считает симптомом генетической преемственности. Таким образом, формирование черняховской культуры происходило на Волыни и в Верхнем Поднестровье на вельбарской и пшеворской основе (Щукин М.Б., 1979б, с. 81–84).
В монографии Э.А. Рикмана, посвященной этнической истории населения Поднестровья и Нижнего Подунавья в первых веках нашей эры, рассмотрены вопросы черняховской культуры данного региона: погребальный обряд, социально-экономические отношения, влияние античного мира, этнический состав. Автор полагает, что основным населением Поднестровья и Нижнего Подунавья в предчерняховское время были сарматы. Продвижение оседло-земледельческих фракийских племен из Верхнего Поднестровья и восточного Прикарпатья и смешение их с местными сарматскими племенами и вызвали, по мнению Э.А. Рикмана, зарождение черняховской культуры. Таким образом, «в формировании черняховской культуры Днестровско-Прутского междуречья и прилегающих районов Нижнего Подунавья решающую роль сыграли сарматы и гето-дакийцы» (Рикман Э.А., 1975в, с. 331, 332).
В монографии, посвященной черняховской культуре на верхнем Днестре и Буге, В.Д. Баран, осветив разные стороны материальной культуры, пришел к выводу, что черняховские памятники существовали в конце II–V в., и попытался выделить разновременные комплексы, относящиеся к трем этапам — III, III–IV и IV вв. Черняховская культура возникла, по мнению автора, путем интеграции всех местных культур предшествующего времени — липицкой, пшеворской, зарубинецкой, позднескифской, сарматской — и при взаимодействии с киевской и вельбарской культурами, при этом важную роль имело провинциальноримское влияние. Элементы субстратных культур по-разному проявлялись в отдельных областях, что привело к некоторому локальному своеобразию единой в социально-экономическом отношении и синкретичной в этническом плане черняховской культуры. Особое значение В.Д. Баран придает черняховским памятникам в верховьях Днестра и Буга, имеющих свои локальные особенности (распространение углубленных жилищ и преобладание лепной керамики) и возникших, по его мнению, на основе пшеворских, зарубинецких и киевских древностей. Локальные особенности черняховской культуры этой территории близки чертам раннесредневековой славянской культуры пражского типа, а связующим звеном между этими культурами являются открытые в последние годы поселения V в. н. э., которым уделено особое внимание (Баран В.Д., 1981, с. 130–177).
Серьезная работа по систематике черняховского погребального обряда была проделана в последние годы Г.Ф. Никитиной (1985). Скрупулезному анализу были подвергнуты материалы 207 некрополей. Исследовательница составила подробный список четко сформулированных признаков, характеризующих погребальный обряд черняховской культуры, и провела их сравнительный анализ на основе статистической обработки данных. Это позволило ей смоделировать некоторые звенья погребального цикла, воссоздать отдельные черты ритуальных действий, костюма умерших, выделить разнообразные проявления социальной дифференциации населения, оставившего черняховские могильники (Никитина Г.Ф., 1985, с. 79–90).
Немаловажное значение для решения вопроса о происхождении черняховской культуры имеют данные антропологии. Т.И. Алексеева развивает положение о генетических связях черняховского населения с местным иранизированным населением лесостепной полосы, которое входило в состав скифского царства (Алексеева Т.И., 1973, с. 263; 1974, с. 65). Исследовательница отмечает, что на юге европейской части СССР обнаруживается определенная линия преемственности: племена степной полосы эпохи бронзы (исключая трипольцев) — скифы лесостепной полосы — население черняховской культуры — поляне (Алексеева Т.И., 1973, с. 256). Т.С. Кондукторова, изучившая большие краниологические серии из могильников Черняхов, Деревянное, Ромашки, Телешовка, Журавка, Ранжевое, Коблево, Викторовка, также пришла к выводу о значительном сходстве черняховских черепов с объединенной скифской серией. В то же время исследовательница отметила четкие различия между населением черняховской культуры и сарматами (