Дославянское население Верхневолжья и Москворечья, где также в памятниках середины I тыс. н.э. появляются немногочисленные браслетообразные височные кольца, по всей вероятности, было родственно племенам тушемлинско-банцеровской культуры. Об этом наряду с домостроительством и вещевым инвентарем весьма отчетливо свидетельствует массовый керамический материал 18. Очень вероятно, что в этом регионе из-за немногочисленности пришлого населения оно растворилось в среде местного; браслетообразные височные кольца здесь вскоре выходят из употребления.
Носители браслетообразных височных колец расселились и в более восточных землях Волго-Окского междуречья среди поволжско-финских племен мери и муромы 19. В междуречье Волги н Клязьмы происходят принципиальные изменения в системе расселения. На смену небольшим городцам приходят неукрепленные поселения более крупных размеров. Возрастает численность населения. Ведущую роль в экономике теперь стало играть земледелие: основная часть селений тяготеет к участкам с наиболее плодородными почвами. В раннем средневековье в этих регионах начался сложный процесс славяно-финского взаимодействия. Под влиянием славян какие-то части финноязычного населения стали носить браслетообразные височные кольца, но концы их были оформлены несколько иным образом (в виде втулки и острия, входившего в нее, или в виде плоской петли и крючка), отлично от собственно славянских. Позднее в этих землях наблюдаются притоки новых групп славян, что в итоге привело к сложению ядра древнерусского населения Северо-Восточной Русн, включившего в себя как пришлых славян, так и славизированных аборигенов.
Notes:
Данные о климатических особенностей Европы в I тыс. н.э. здесь и ниже почерпнуты из следующих трудов. Lamb Н.Н. Climate: Present, Past and Future. Vol. 2. London; Methuen, 1977; Idem. Climate. History and the modem world. London; New York, 1982; Climate and History. Studies in past dlimatas and their impact on Man. Cambridge, 1981; Борисенков Е.П., Пасецкий B.M. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М., 1988 и другие.
Die Slawen in Deutschland. Geschichte und Kultur der slawischen Stamme westlich von Oder und Neisse vom 6. bis 12- Jahrhundert. Berlin, 1970. S. 150
Седов B.B. Длинные курганы кривичей. САН Вып. Е1-8. М., 1974; Он же. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982 С. 46—58
Гроздклов Г.П. Археологические памятники Старого Изборска // АСГЭ. Вып. 7.1965. С. 81; Орлов С.Н. Археологические исследования в низовьях реки Меты // Советская археология. 1968. № 2. С. 166, 167; Носов E.H. Поселение и могильник культуры длинных курганов на оз. Съезжее // КСИА. Вып. 166. С. 65, 66; Аун М.Э. Курганные могильники Восточной Эстонии во второй половине I тысячелетия н.э. Таллин, 1980. С. 38—45, Она же. Археологические памятники второй половины 1-го тысячелетия н.э. в Юго-Восточной Эстонии. Таллинн, 1992. С. 85—137.
Szymanski W. Szeligi pod Plockiem na pocz^tku wczesnego Sredniowiecza. Wroclaw; Warszawa, Krakow, 1967. Й. Геррманн именует такую керамику суково-шегавгской и очерчивает раннесредневековый ареал ее от нижней Эльбы на западе до Среднего Повисленья на востоке (Welt der Slawen Geschichte, Gesellschaft, Kultur. Leipzig; Jena; Berlin, 1986. S. 33—36.
Wemer J. Bemerkungen zum nordwestlichen Siedlungsgebiet der Slawen im 4 —6 Jahrhundert // Beitrdge zur Urund FrUhgeschichte Bd 1 Berlin, 1981 S 700.
Бажан И.A, Каргапольцев С.Ю. Хронология В-образных рифленых пряжек в Европе (к проблеме нижней датировки длинных курганов) // Финно-угры и славяне (Проблемы историко-культурных контактов). Сыктывкар, 1986. С 129—135; Они же. В-образные рифленые пряжки в Европе как хронологический индикатор синхронизации // КСИА Вып. 198. 1988. С. 28—35
Evison V. The fifth centory invasion south of Thames. London, 1965.
Станкевич Я.В. Курганы у деревни Полибино на реке Ловати // КСИА. Вып. 87. 1962. С. 34. Рис. 11:2; Й. Вернер склонен был относить эту находку ко второй половине V в. (Weraer 3 Bemerkungen zum nordwestlichen Siedlungsgebiet… S. 700). Однако полибниская пряжка наиболее близка к находке из погребения 252 могильника Притцир в Мекленбурге, которое надежно датировано Э. Шульдтом серединой IV в. и наиболее поздние захоронения этого памятника не выходят за пределы первой половины V в. (Schuldt Е. Pritzier. Ein Urnenfnedhof der spSten romischen Kaiserzeit in Mecklenburg Berlin, 1955. S 71—73)
Schmiedehelm M. Kaabaskalnistud Lindoras je mujal Kagu-Eestis // SlMvilaanemeresoome suhete ajaloost. Tallinn, 1965. Lk. 43. Joon 8:5; Аун М. Об исследовании курганного могильника Рысна-Сааре 11. // Известия Академии наук Эстонской ССР. Общественные науки. 1980. № 4. С. 370, 371. Табл. IX, 12; Леонтьев А.Е Древнерусские поселения верхней Молога // Археологические исследования в Верхневолжье. Калинин, 1983. С. 68. Рис. 3,2.
TJdolph 3 Die Landnahme der Ostslaven m Lichte der Namenforschung // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas Bd 29. Wiesbaden, 1981 S. 321—336; Idem. Kritisches und Antikritisches zur Bedeutung stavischer Gewassemamen fur die Ethnogenese der Slaven //Zeitschrift fur slavische Philologie. Bd. XLV. H 1. Heidelberg, 1985. S. 33—57.
Агеева PA.. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М., 1974. С. 158—185
Смолицкая Г.П. Некоторые лексические ареалы. По данным гидронимии // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. М., 1974. С. 171—179.
Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада… С. 158—160, 182—184.
Зализняк А А. К исторической фонетике древненовгородского диалекта // Балто-славянские исследования. 1981. М., 1982. С. 60—81; Он же. Наблюдения над берестяными грамотами // История русского языка в древнейший период. М., 1984. С. 36—158.
Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада… С. 185—201.
Седов В.В. Из этнической истории населения средней полосы Восточной Европы во второй половине I тысячелетия н.э. // Российская археология. 1994. № 2. С. 56—69.
Дубынин А.Ф. Троицкое городище // Древнее поселение в Подмосковье. М., 1970. С. 96—98; Роэенфельдт И.Г. Керамика дьяковской культуры // Дьяковская культура. М., 1974 С. 90—197.
Седов В.В Из этнической истории населения средней полосы… С. 61—67.
Миграции населения из черняховского ареала
Гуннское нашествие разорило большую часть черняховских поселений Северного Причерноморья, но не уничтожило основных масс этого весьма многочисленного населения. Какая-то часть его, безусловно немалая, погибла в военных сражениях, в огне пожарищ, во время грабежей и т.п. Часть черняховского населения разбежалась в разные стороны, более или менее крупные группы переселились в другие земли, а в лесостепных областях, как показано ниже, какая-то доля земледельческого населения сохранилась и через некоторое время стала создавать новую культуру и разрастаться.
Значительные массы черняховского населения двинулись на запад и осели в Среднем Подунавье (рис. 112). Коллекцию керамики, происходящую из нескольких десятков среднедунайских памятников и явно продолжающую традиции черняховской гончарной посуды, обстоятельно исследовал чешский археолог Я. Тейрал 1. Среди потомков черняховских поселенцев в среднем течении Дуная и Потисье получили бытование специфические фибулы («kuize Blechfibeln»), развившиеся из черняховских прототипов. Судя по распространению последних преимущественно в междуречье нижнего Дуная и Днестра, нужно полагать, что в Среднем Подунавье расселилось черняховское население, ранее проживавшее в Северо-Западном Причерноморье.
Исследователи древностей периода переселения народов Среднего Подунавья полагают, что носителями черняховской культуры, осевшими в этих землях, были преимущестенно сармато-аланы и германцы, а также гунны. Дифференцировать этнически древности этой разнородной массы населения не представляется никакой возможности. Вполне допустимо предположение, что в массе черняховских переселенцев были и славяне. В 448 г. ставку Аттилы посетила византийская посольская миссия, возглавляемая сенатором Максимином. Секретарем Максимина был Приск Панийский. В составленном им отчете об этом посольстве содержится много ценной информации о жизни и быте населения гуннской ставки. Славяне у Приска нигде не названы, но изложенные сведения указывают на проживание их в части Среднедунайского региона. Приск слышал и записал славянские слова теёъ и stiava, которые достаточно авторитетно устанавливают наличие в середине V в. славянского населения в этом регионе. В пользу этого говорят и некоторые другие наблюдения Приска, а также гидронимы Тиса и Тимиш 2.
Рис. 112. Расселение племен черняховской кулыуры в Среднем Подунавье. а — места находок серебряных дунайских фибул типа Вена — Нижняя Трансильвания (по Я. Лейралу); б — находки черняховских прототипов этих фибул; в — граница ареала черняховской культуры; г — область наиболее плотного распространения дунайской керамики, истоки которой находятся в черняховской посуде (по Я. Тейралу)
Отдельные географические названия Среднего Подунавья, упоминаемые в письменных источниках первой половины I тыс. н.э., со времен П.И. Шафарика некоторыми исследователями рассматриваются как славянские, в связи с чем этот европейский регион относится к раннеславянской территории. Эта мысль подверглась основательной критике, в том числе со стороны таких ученых, как М. Фасмер, Й. Миккола, С. Романский. В последние годы тезис о Среднем Подунавье как древнейшей территории славянства активно отстаивает О.Н. Трубачев 3. Следует заметить, что в археологических материалах это положение не находит подтверждения. Можно допустить, что первые небольшие группы славянского населения появились в среднедунайских землях еще в позднеримское время вместе с германскими племенами, увлекшими в своем движении на юг к границам Римской империи часть висло-одерских славян. Поэтому не исключено, что отдельные географические названия Среднего Подунавья, восходящие к римскому времени и связываемые некоторыми исследователями со славянским этносом, может быть, и отражают действительную картину оседания в этом регионе сравнительно небольших групп славянских переселенцев. Впрочем, славянское происхождение географической номенклатуры Среднего Подунавья первой половины I тыс. н.э. весьма дискуссионно и отрицается многими учеными и в настоящее время 4.