Та Урай матку кличе:
«Та подай, матко, ключи,
Одимкнути небо,
Випустити весну».
Или же:
Випустити росу,
Дивоцкую красу, и пр.
В соответствующей (отчасти) белорусской песне он называется Юрием.
Святий Юрий,
Божий посол,
До Бога пашов,
А узяв ключи золотые.
Атамкнув землю сыресенькую,
Пусьцив росу циплюсенькую.
Вероятно, это Яр – Ярило, олицетворение весны, божество, известное у западных славян под именем Яровита, однозначительный со скандинавским Фро или Фрикко, как олатинизировал его Адам Бременский, которого древнее чествование осталось в весенних обрядах разных стран России, и во многих отношениях его личность заменилась св. Юрием. То же понятие об отпирании неба выражается, хотя в более христианской одежде, в карпатской колядке, в которой рассказывается, как по дороге к небу пришли души к воротам небесным и одну из них Бог не пустил за грехи.
По пид небо е стежейка,
Стежейка аж до неба,
Що ишли ми нёв три душейки,
Пришли вони перед небо,
Затуркали о двереньки, и пр.
Ветер в народной поэзии представляется олицетворенным, например в веснянках о Шуме и Шумихе; к сожалению, песня эта потеряла древний свой образ, от которого, вероятно, остались, сравнительно в целом виде, один или два первых стиха.
Шум ходить по диброви,
А Шумиха рибу лове;
Що вловила, то й пропила,
Своий дочци не вгодила.
Ветер носит обычные эпитеты – буйный и тихий или (в Галиции) повольный; иногда употребляется во множественном числе; так, напр., голубь, вылетев из тумана, ищет своей голубки и, встречаясь с буйными ветрами, спрашивает, не видали ли они ее.
Литае, голубки шукае,
Зустрився в яру миж горами
З буйними витрами.
Ой, ви витри буйнесенькии,
Ви далече пробували,
Чи не чули, а чи не видали голубки моей?
«Хоч и чули, хоч видали – не знаем, якая».
В свадебных песнях приглашают ветер провожать невесту и развевать ее косу:
Не вий, витре, дибровою,
Повий, витре, дорогою,
За нашею молодою,
Розмай косу…
Развевающиеся волосы – образ девства:
Нехай мои чорни кудри буйний витер мае,
Нехай мене, молодой, нихто не займае.
Ветер – собеседник грустной женщины:
Чомусь, моя мила, важенько вздихае,
З буйнесеньким витром розмовляе.
Она просит его развеять тоску ее и лихую долю:
Повий, витре, повий, витре, по полю, по полю,
Та рознеси, та рознеси мою лиху долю.
Или:
Повий, витре буйнесенький, звидки я тя прошу,
Розвий туту, розвий тугу, що на сердци ношу.
В разлуке с милым она просит ветер повеять в ту сторону, где находится ее милый, известить его, что она тоскует о нем.
Повий, витре, у гороньку.
З Украини у Литвоньку,
Занеси висть милому,
Що я тужу по нему.
Призывая милого к себе, она уподобляет его ветру, обращаясь к последнему и заставляя его отвечать на ее обращение: как трудно веять ветру через глубокие ущелья, так трудно прибывать милому из далекого края.
Повий, витре, повий, буйний, из глибокого яру!
Прибудь, прибудь, мий миленький, з далекого краю!
Ой, рад би я повивати, та яри глибоки,
Ой, рад би я прибувати, та край далеки!
Она просит ветер перенести милому в чужбину всю любовь, все сладкие воспоминания:
Повий, витре буйнесенький, з за крутой гори
Та забери из собою уси любощи мои.
Однеси их у чужину, де миленького маю!
Она по веянию ветра узнает, когда он пишет письма:
Витер вие, витер дуе, калину колише,
Десь мий милый чернобривий мини листоньки пише.
Но также ветер своим веянием дает ей знать о разговоре ее милого с иною девицею:
Витер вие, витер повивае,
Десь мий милий з иншою розмовляе.
Отданная в другую сторону замуж, женщина посылает ветер в ту сторону, где у нее родные.
Повинь, витроньку, з гори в долиноньку,
А з гори в долину, де маю родину.
Ей грустно на чужой стороне, когда она смотрит на рощу и замечает, что ветер не колышет ветвями.
Ой, гаю мий, гаю зелененький,
Що на тоби, гаю, витроньку не мае,
Витроньку не мае, гилля не колите?
Она просит ветер, чтоб он принес к ней родных издалека:
Ой, повий, витроньку, з гори на долину,
Та принеси до мене здалека родину.
В одной песне такая грустная женщина пишет письмо слезами и пересылает с буйными ветрами.
Писала листи дрибними слезами,
А посилала буйними витрами.
Преступная мать, бросившая свое дитя – плод незаконной любви – в колодец, обращается к ветру, просит его покрыть ее преступление, нанести тучу с дождем, чтобы дождь залил все дорожки и тропинки, чтобы люди не ходили к колодцу, не будили ее сына.
Нанеси хмарочку, хмарочку чорненьку,
Та щоб пишов та дрибний же дожчик,
Та щоб позаливав вси стежки-дорожки,
Щоб туди люди, люди не ходили,
Щоб з колодязя води не носили,
Щоб мого сина, сина не збудили.
Но иногда ветер усиливает грусть и его просят затихнуть:
Ой не шуми, витре, в зеленим гаю,
Не зав давай, жалю, бо я в чужим краю.
Буйный ветер сопровождает козака в степи и на море, он ему высушивает кудри, расчесанные терном и вымытые дождем.
Мене, нене, змиють дожчи,
А росчешуть густи терни,
А высущуть буйни витри.
Иногда он бывает и враждебен ему, сбивает его с ног в степи.
Буйний витер в поли повивае —
Видного козака з ниг валяе.
И на море, когда скроются на небе звезды, вступит месяц в тучи, подует буйный ветер, поднимется противная волна черноморская и разбивает врознь козацкие суда.
На неби уси звизди пошмарило,
Половина мисяця в хмари вступило,
А из низу буйний витер повивае,
А по чорному морю супротивная филя вставае,
Судна козацьки на три части розбивае.
В одной козацкой песне буйный ветер увидел козацкие кости на чужой стороне и принес их на его родину.
«А я, – говорит витер, – побачив,
Що вин в чужий сторони,
Та принис козакови
Кости у ридний край».
Сам удалый молодец сравнивается с буйным ветром.
Из-за гори буйний витер з за гори,
Приихав козаченько з сторони.
Тучи и облака часто сливаются в одном слове хмара, а большая туча называется чорна хмара. В песнях вообще хмара – образ житейских препятствий; как тучи и облака закрывают солнце, так разные неудачи и лишения мешают счастью и наслаждениям жизни. Девица, которую перестает посещать милый по проискам врагов, сравнивает этих врагов с тучами, закрывающими солнце:
За тучами громовими сонечко не сходить,
За вражими ворогами мий милий не ходить.
Ой ви, тучи громовии, розийдитесь ризно!
Ходи, ходи, мий миленький, хоч не рано – пизно!
Закрытие звезды черным облаком сопоставляется с положением девицы, которую мать не пускает к милому:
Рада б зирка зийти – чорна хмара закривае,
Рада б дивка вийти – мати не пускае.
Хмара означает также клевету, дурную молву. Молодец говорит: «Над моими воротами черная хмара, а на мою девицу дурная молва. А я эту черную хмару розмашу пером, а худую молву я ни во что ставлю – возьму девицу за себя замуж».
Над моими воротами чорненькая хмара,
А на мою дивчиноньку поговор та слава.
А я тую чорну хмару пером розмахаю,
А я тую худу славу за промашку маю,
А я свою дивчиноньку за себе приймаю.
Черные тучи – образ чего-то неприветливого, недоброго, угрожающего. Смелый козак выражает свою отвагу тем, что не боится ни грома, ни тучи.
Не боиться козаченько ни грома, ни тучи,
Хорошенько в кобзу грае, до дивчини идучи.
Есть употребительная в нескольких песнях форма: «Шла черная туча, шла туча и синяя», – всегда этот образ заключает в себе тот смысл, что было горе, а настало еще и горшее.
Наступала чорна хмара – настала и сива;
Не одбуде син за батька, а батько – за сина.
Туча – гнев: «Видно, что находят тучи: дождик каплет; видно, что сердится: поглядает искоса», – поет девица, замечая, что ее милый недоволен. В одной галицкой песне поется: «Какой черт тебя прогневил, тот пусть тебя и упрашивает; куда черные тучи ходят, туда и тебя пусть носят».
Який тебе дидько гнивав,