«Я рожина дочка,
Як паняночка». —
«Де твоя мати?» —
«В свитлици, на скамници,
Винки вье!»
Подобная игра есть у чехов: девицы садятся гуськом на земле, задняя называется pani Ruzova. Одна из девиц называется chodacka; она не садится, а ходит и спрашивает сидящих; когда же дойдет до задней, которая называется pani Ruzova, последняя в свою очередь спрашивает: «Чего тебе нужно?» Chodacka отвечает: «Золотой ключ от неба (chci zlaty klic od nebe)». – «Упали ключи в колодец. Вытяни себе один! (Upadly mi klice do studne: vytâhni si ieden)», – говорит pani Ruzova. – «Какой?» – «Крайний». Тогда chodacka берет за руку девочку, сидящую напереди, ведет ее и заставляет становиться на колени перед pani Ruzova. Игра эта, отправляемая в разных видоизменениях, искажена прибавлениями и переменами, возникшими под влиянием христианских представлений. Девочка, которую берут за руку и водят, называется ангельчиком (andelicek). Chodacka всячески старается рассмешить ее, и если успеет, то ангельчик делается чертиком, а если ангельчик удержится от смеха, то говорят, что он возносится на небо. Сквозь эти позднейшие наросты виднеются, однако, следы древнего языческого продолжения игры. Pani Ruzova спрашивает ангельчика, на какую сторону он пойдет: на солнечную или на месячную. Хоровод разбивается на две половины – солнечниц (slunècnic) и месячниц (mesicnic); на челе первых – pani Ruzova, на челе других – chodacka; потом обе половины снова соединяются. Черта эта заставляет нас предполагать, что с этой игрой некогда соединялось почитание светил. Самые ключи от неба показывают, что эта весенняя игра состоит в связи с тем представлением об отпирании неба и земли, о котором мы говорили. Мать рожи, вероятно, одна и та же мать, у которой Урай (в других вариантах Юрий) просит ключей от неба. Если бы мы не боялись скороспешных заключений, то признали бы эту мать рожи одним и тем же существом, что и весна, у которой дочь – весняночка.
Образ чесания матерью дочери, вероятно, составляет одну из черт истории древнего олицетворения розы, и образ этот до того усвоился народною поэзиею, что мы несколько раз встречаем сопоставление розы с чесанием девицы. Так, в одной веснянке поется: в долине роза стояла, под розою девица чесала русую косу, ожидала к себе милого:
Городе, городе, куди ти стоит воритьми?
Чи на улицю широку, чи на долину глибоку?
А в долини рожа стояла,
Пид рожою дивочка русу косу чесала,
К соби миленького бажала.
В свадебных песнях поется: «Брат сестру расплетает, все розу вспоминает».
Ой, брат сестру росплитае,
Все рожу поминае.
Что эти образы имеют начало в отдаленной древности, доказывается тем, что подобное встречается в словацких песнях: белая роза процветала, мать дочь заплетала.
Бела ружа преквитала,
Матка дцеру заплетала.
Роза является вместе с калиною признаком веселья. «Пойду я, – говорит девица, – ущельем-долиною, сломаю розу с калиною. Ветер веет, роза процветает. У моих ворот играет свистелка, а меня мать бранит, не пускает на улицу. Я украдкой уйду и нагуляюсь. Я ведь не стара еще, я не погуляла; я еще молода – охотница гулять».
Ой, пиду я яром-долиною,
Ой, зломлю я, зломлю рожу з калиною,
Витер повивае – рожа процвитае;
Пид моими воротами свистилочка грае;
Мене мати лае, на улицю не пускае.
Я хоч одкрадуся, та нагуляюся,
Во я ще не стара, ще я не гуляла;
Ще я молоденька – гуляти раденька!
Образы срывания розы и ломания калины сопоставляются с раздумьем девицы о том, выходить ли ей замуж или оставаться в девицах.
Ой, пиду я горою-долиною,
Знайду я соби роженьку з калиною:
Чи рожу рвати, чи калину ломати,
Чи замуж ити, чи дивою зистати.
Замужняя женщина, тоскуя о минувших днях девичества и о разлуке с родными, встречает в поле калину и розу, которые припоминают ей былое и заставляют заплакать.
Ой, пишла вона горою не долиною,
Та й знашла вона роженьку з калиною,
Узяла вона роженьку пригинати,
Взяли ии дрибни слези обливати.
Есть песня о превращении молодца в розу, а девицы – в калину.
Пишов козак дорогою, дивка долиною;
Зацвив козак роженькою, дивка калиною!
Песня эта в том виде, в каком мы ее слышали, очевидно, вариант песни о превращении молодца в терн, а девицы в калину (см. ниже). Однако едва ли можно с уверенностью сказать, что в основе здесь лежит одно только мифологическое событие. Песни могли смешаться, или, лучше сказать, песня о терне и калине могла быть перенесена на розу и калину вследствие того, что существовала легенда, а может быть, и песня о превращении молодца в розу, а девицы в калину; превращение же в терн и калину составляло особую легенду. Это можно заключить из того, что и в других песнях роза и калина сопоставляются с мужескою и женскою двойственностью.
Ишов козак з побережжа,
Ой, як повная рожа,
А дивчина з долини,
Як червона калина.
С расцветшею розою сравнивается молодец козак. Так, например, о знаменитом герое Уманской резни Максиме Зализняке песня говорит, что он цветет в Украине, как в огороде роза, тогда как нет примера, чтобы козак сравнивался с калиною, которая есть исключительно женский образ.
Максим козак Зализняк, козак з Запорожжа,
Процвитае на Вкраини як в городи рожа.
Есть в народной поэзии странный образ: роза, растущая на морозе, – это символ любовного страдания.
Сию рожу по морозу, по снигови сходить,
Великое закоханье до биди приводить.
Калина вообще символ женственности в обширном смысле. Вся духовная жизнь женщины: ее девичество, невинность, любовь, замужняя жизнь, радости, горести, родственные чувства – все находит себе применение в калине. Калина представляется слышащею, видящею, думающею и говорящею. В веснянках спрашивают ее, что говорят о красоте молодцов и девиц, и калина дает ответ в смысле благоприятном для девичьей и невыгодном для молодецкой красоты.
«Ти, калино червоно,
Ти при лузи стояла,
Ти чувала, видала,
Що в Киеви дзвонють,
А на ринку говорють?..» —
«Парубоцька краса
В дёгтю пуринае,
А дивоцька краса
В молоци пуринае,
В меду виринае».
Воображению представляется, что калина находится в каком-то раздумье. «Что ты, калина, желаешь ли дождя, боишься ли суши, что грустна?» – спрашивают ее. «Нет, – отвечает калина, – я не желаю дождя, не боюсь суши, я так себе стою да думаю, как мне зацвести».
«Червоная калино, чого в тузи стоишь,
Чи дожчу жадаеш, чи суши ся боиш». —
«Я дожчу не жадаю, суши не боюся.
Стою соби та гадаю, як зацвисти маю».
Калиновые рощи (луга) сочувствуют положению женщины и соболезнуют о ее несчастиях. В песне о женщине, превратившейся в кукушку, говорится, что когда она стала жалобно куковать, то калиновые рощи стали от печали раскачиваться (Як стала ковати, жалибно плакати.).
Стали калинови луги з туги розлягати.
То же в галицкой песне об Оленочке, которую брат хотел продать туркам; она умертвила себя, и турки с досады стали рубить в куски ее тело; тогда калиновые рощи расколыхались от великой печали.
Але ся калинови дуги
З великой дуже туги
Зачали ся розлигати.
Образ этот напоминает «Слово о полку Игореве», где древо с тугою преклоняется к земле после нечаянной смерти князя Ростислава.
Калина обыкновенно носит эпитет красной (червонной). Влюбленный молодец называет свою возлюбленную вместе и полною розою и калиною:
Ой ти, дивчино, червона калино,
Як мини на тебе дивитися мило!
Девица приравнивает калину к своему лицу и говорит: «Ах, кабы я была такая, как эта горючая калина».
Калиноньку ламала,
У пучечки въязала,
До личенька ривняла:
«Ой, колиб я такая,
Як калина жаркая!»
Не меньше любим в народной поэзии и белый цвет цветущего калинового деревца. Молодец, называя свою милую красною калиною, вместе с тем придает ей название белого дерева, разумея цвет.
Червоная калинонька билее деревце,
Чом до мене не говорит, мое любе сердце?
Калиновый цвет – ласкательное выражение в обращении дочери к матери.
Ой, мати моя, калиновий цвит!..
В свадебных песнях невеста ломает цветущие ветви калины и спрашивает отца: будет ли она, разумеется, после свадьбы, такая, как эта калина?
Як прийшла Марусенька,
Наламала си квиту,
Калинового цвиту;
Пришла до свитлоньки,
Поставила на стольчику,
Проти свого личенька,
Питалася батенька:
«Чй буду я такая,
Як калиненька тая?»
Здесь цвет калины – символ девичества и красоты, свойственной девичьей молодости; сообразно с этим выход замуж и, следовательно, окончание девичьей жизни выражаются отцветанием калины:
Добре було калиноньци та при водиченьци,
Добре було дивчиноци та при матиноньци.
Калинонька одцвитае, цвиток опадае,