Ой, ходила дивочка по городу,
Та садила соби виноград из приполу,
Та забула воритечки зачинити,
Та мусила свого батенька упросити:
«Ой, зачини, мий батенько, ворота,
Не пускай Ивасенька з боярами,
Бо витопче сад-виноград ногами». —
«Ой, не жалуй, дитя мое, сих винових вит,
Та пожалий, дитя мое, молоденьких лит,
Шо виннии квиточки зростуться,
Батенькови роскоши минуться».
Под виноградом девица рядится и любуется своим нарядом.
Перед воритьми виноград росте,
А з пид винограду та вода тече:
Тамь Марусенька билилася,
Свого батенька просилася,
Чи хорошенько вбралася.
О девице-красавице говорится, что она родилась в саду и выросла в винограде.
Вона в саду родилася, в винограду зросла.
Моли Бога, молодий козаче, щоб за тебе пишла.
Девица разговаривает со своим виноградом и просит его расти, цвести, родить ягоды, если она пойдет за милого, и, напротив, не расти, не цвести и не родить ягод, если ей суждено идти за немилого.
Ой, у городи виноград сажен,
Ой, хто его садив? Молода Маруся,
А садючи та говорила:
«Винограде, виноградочку,
Як не пиду я за милого замиж,
Винограде, не приймайся,
У виточки не роспускайся;
А як пиду за милого замиж —
Винограде, приймайся,
У виточки роспускайся!»
Венок из виноградных листьев, означающий девичество, представляется пущенным по воде: кто его поймает, тот девицу добудет.
По садочку хожу,
Виноград сажу,
А посадивши поливаю,
А поливши нащипаю,
А нащипавши винка зивью,
Винка зивыо, на воду пущу.
Хто винка пийме, той мене визьме.
Прибытие жениха изображается еще и в образе сокола, прилетевшего в сад, где растет виноград, – там он ищет голубки.
Летить, летить соколонько через сад,
Та вдарився крилечками в виноград,
Та вдарився крилечками та й питае:
«Чи тут моей голубоньки не мае».
В некоторых песнях показывается, что народное поэтическое мировоззрение соединяет с виноградом представление о благоденствии. Таким образом, в одной свадебной песне говорится, что виноград стелется на доброе житье новобрачным.
У вишневим саду виноград стелеться,
Нашим диткам на добрий бит стелеться.
В одной галицкой колядке виноград – символ семейного счастья и зажиточности. Отец и мать девицы и сама девица, которая садит виноград, называются виноградными ягодами; девице желают выйти за поповского сына (идеал более богатого быта для земледельцев), чтобы не работать, пить мед-вино да ключами позванивать, т. е. надзирать за хозяйством.
Сад пидмитала, грядки копала,
Грядки копала, вино садила,
Вино садила, слово мовила:
«Ой, рости, вино, тонко, високо,
Тонко, високо – в корни глубоко».
Ой, не зродило по три ягодойци:
Перша ягодойка – ей матейка,
Другая ягодойка – ей батейко,
Третя ягодойка – сама молода,
Сама молода зарученая…
Аж до Люблина за поповог сина,
За поповог сина, щоб не робила,
Щоб не робила, мид-вино пила,
Мид-вино пила, ключьми дзвонила.
Виноград также образ пиршества и празднества. Девица бережет виноград и отгоняет от него райских пташек, потому что для ее семьи он нужен на свадьбу – для женитьбы молодцов и для выдачи замуж девицы.
Зажурилася крутая гора,
Що не зродила шовкова трава,
Тилько вродився зелен виноград.
Красная панна саду стерегла,
Та налинули райски пташкове.
«Ой, ишша, ишша райськи пташечки,
Нам того вина барзо потреба;
Есть у нась синки – на жениньнячко.
Есть у нас дочки – на даваньнячко».
Виноград является преимущественно в обрядных песнях, свадебных и колядках; в прочих, бытовых, мы встречаем только выражение сад-виноград, под которым уже не разумеется специально виноградной лозы.
Закотилося сонечко за сад-виноград…
Или:
Через сад-виноград по воду ходила.
Это не более, как поэтическое название всякого сада, тогда как в приведенных нами выше примерах, взятых из обрядных песен, несомненно, идет дело о виноградной лозе. В настоящее время этого растения почти нет в быту малорусского поселянина, но, по известию архидиакона Павла, сопровождавшего патриарха Макария Антиохийского в XVII веке (The travels of Macarius, part. II. trahslat. by X. C. Belfour, p. 206–211), в Малороссии в садах росли виноградные лозы и даже делалось из них вино. Так как виноград является в таких песнях, которые наиболее древни и наименее подвержены искажениям и заимствованиям, то поэтому мы можем предполагать, что знакомство с виноградом истекает из далекой древности.
Из плодовых деревьев и кустов в народных песнях встречаются яблоня, груша, терн, ожина (ежевика). Яблочное дерево имеет значение только по плодам. Яблоко – символ любви и приветливости. В подольской колядке поется, что девица стерегла яблоки золотые. Просил у ней отец, мать, братья – она не дала, говоря, что бережет их для милого:
А в лиску, в лиску на жовтим писку,
Росла яблонька тонка, висока,
Тонка, висока, листом широка,
Зродила вона золоти яблочка.
Ябка стерегла гречная панна.
Прийшов до ней батенько ей:
«Ой, здийми, доню, золоти яблучка». —
«Биг ми не здийму, милому держу».
А когда пришел ее милый, она сказала, что теперь снимет яблоки, потому что берегла для него.
Оттепер здийму, бо тоби держу.
Этот мотив очень распространен и в других местах Малороссии, и в Галиции. В угорской песне девица просит ветер свалить ей два яблочка – одно ей, другое милому.
Подуй, витроньку, з Дуная,
Сваль ми яблочко з конаря,
Сваль же ми едно, або дви:
Едно милому, друге ми.
Кому ж я го мам даровати?
Даровала бы я го старому,
Не мило сердцу мому;
Лем го дарую молодому, —
То мило сердцу мому.
Девица покачивает яблоко по следам милого – это знак согласия на любовь, тогда как по следам старого, немилого она катит камень.
Ой, по слиду старого
Покотила каминем,
А по слиду молодого
Покотила яблучком.
Ой, як мило та любо
Яблучкови котиться,
Ой, так мило та любо
Молодому жениться.
Яблоко, подаренное милым, имеет привлекающее свойство: молодец дал девице яблоко, она раскусила первое и узнала его, раскусила другое – и полюбила его.
Одно твое яблучко роскусила —
Тебе, миленький, пизнала,
Друге твое яблучко роскусила —
Тебе, милий, полюбила.
Яблоко также означает внимание к родным.
Як будете но яблучку рвати – зирвить и мое,
Як понесете до отця, до неньки – понесить и мое.
В веснянках золотое яблочко является в руках таинственного младенца, которого приносят или привозят к воротам.
Ой, чим воно цятаеться?
Срибними оришками.
Ой, чим воно пидкидаеться?
Золотим яблучком.
(О мифическом значении золотого яблока смотри у Афанасьева. Поэт. воззр. 11. 307.) С яблоком сравнивается лицо красавицы.
Биле личко як яблуко, стало як калина.
Груша не имеет определенного постоянного значения. Иногда с опаданием грушевого цвета сравнивается скоропреходимость радостей.
Ой, на грушци билий цвит – та вже опадае.
Любив козак дивчиноньку – тепер покидае.
В угорских песнях есть песня о том, как девица, попрощавшись с милым, ждала его столько времени, сколько он велел – два года, а потом, вопреки его заказу не ждать его долее двух лет, прибегла к чарам и творила их над сухою грушею. Это такие чары, что мертвое тело заговорит.
За два роки го чекала,
А на третий чарувала…
Суху грушку подливала.
Боже, Боже, чьто за чари,
Же мертве тило прогварит!
В четвер вечур по вечери,
Не вистало и полночи,
Иде милий дуркаючи.
В силу этих чар над сухою грушей в четверг ввечеру (у литовцев в это время особенно являются привидения) явился к ней умерший милый. Она удивилась, что у него лицо было бледно и волосы слеглись. Он зовет ее под черешню. Вдруг запел петух. Мертвец приказал ей идти домой не оглядываясь, а не то она погибнет.
Як они там посидали,
То когути заспивали.
Ид до дому, моя мила,
Жебись ся не обизрила,
А скоро ся ти оглянеш,
Та ти зараз там пропадет, и проч.
Эта песня, однако, нам кажется не древнего происхождения, и если усвоена народом до какой-нибудь степени, то сложена на немецкий образец. Баллады совсем не в духе малорусской песенности: никогда рассказы о мертвецах и чертях не облекаются в песенные формы. Притом в западную южнорусскую песенность вошла даже другая песня, отчасти похожая на приведенную нами, но уже явно составленная по мерке Бюргеровой «Леноры».
Терен, кроме приведенного выше превращения молодца (см. выше о калине), в малорусских песнях встречается как образ очей.