Долгое время, по крайней мере до конца праславянского единства, славяне занимались кочевым земледелием. А именно, они не оставались постоянно на одном участке земли, подвергая его рациональной обработке, а кочевали родами и кланами, всегда выискивая новые участки либо для пахоты, либо для новых пастбищ, в зависимости от условий местности, в которую они попадали. Это было обусловлено тем, что в праславянскую эпоху значительная часть славян жила в области, вообще не пригодной для земледелия, на землях, изобилующих озерами и болотами, или среди дремучих лесов (Полесье, Центральная Россия). Здесь, естественно, они были вынуждены добывать средства к существованию иными способами: охотой и рыболовством, бортничеством и скотоводством; роль земледелия в этих областях еще в X веке была незначительной. Но там, где позволяли почвенные условия, славяне издавна занимались земледелием; однако и при этом виде хозяйства они вначале не оставались постоянно на одном месте, но перекочевывали с места на место, правда, в пределах небольших районов и в определенном направлении. Это отнюдь не было кочевничеством в прямом смысле этого слова – на конях и на повозках среди стад, – известным нам, например, из истории жизни скифов и сарматов; у славян это был подвижный образ жизни земледельцев и охотников. Уже Тацит справедливо отделил славян и германцев, которые вели подобный образ жизни, от подлинных кочевников, сарматов «in plaustro equoque viven-tibus»1.
С этой переменой места жительства было связано все развитие славян; расселение их с прародины шло, по крайней мере частично, таким же простым и медленным путем. На новых исторических местах жительства этот подвижный образ жизни сохранялся еще некоторое время, вплоть до VI века2, когда ему был положен конец, с одной стороны, завершением переселения, новыми условиями и общением с более культурными соседями, у которых славяне наблюдали рациональное ведение хозяйства, с другой же стороны – нашествием и господством аваров, борьба с которыми потребовала большего единства славян и, в особенности, строительства укрепленных центров. Во второй половине первого тысячелетия нашей эры на славянских землях появилось огромное количество городищ, окруженных валами и укрепленных деревянными тынами, которые являлись родовыми и племенными оборонительными центрами. Это привело к тому, что славяне перешли от подвижного образа жизни к прочной оседлости и постоянно оставались в поселениях, расположенных вокруг городищ, в виде отдельных дворов или целых деревень. Их обитатели начали возделывать одни и те же участки земли вблизи поселений или чередовать их между собой лишь в пределах своего района, пока, наконец, и этот способ, пережитки которого сохранились до настоящего времени3, исчез и появились постоянные места жительства, на которых каждый хозяин имел постоянный участок земли, выделенный ему общиной, владение которым оправдывалось его трудом. У каждой семьи был свой двор и дом, своя пашня на каждом участке и право на выпас, охоту и рыболовство на всех землях общины. Весь этот переход от старого кочевого образа жизни к новому, оседлому, относится в основном к VI–VIII векам. Лишь с этого времени славянин стал оседлым земледельцем, таким, каким его изображает литература начала XIX века, но, разумеется, это произошло лишь там, где этому благоприятствовали почвенные условия. В средней России или на Балтийском побережье еще в X веке4 земледелие не было развито.
Способы обработки приобретенных участков были различны. Там, где пригодной для обработки земли было достаточно, например в южнорусской черноземной полосе, земледельческое хозяйство было легким, так как возделывание земли вплоть до уборки урожая не требовало больших усилий; но там, где нужно было подготовить к пашне каменистые или покрытые деревьями участки, это было нелегким трудом. Превращение лесистых мест в пахотную землю происходило, как правило, путем вырубки и выжигания леса, о чем свидетельствует множество относящихся к этому топографических названий5, причем пепел служил одновременно для удобрения почвы.
Пахота (рало и плуг)
Первоначально обработка поля производилась при помощи ручных орудий – мотыги и заступа, остававшихся до последнего времени основными орудиями при обработке огородов, а также полей после корчевки леса. Формы их, поскольку речь идет о железных орудиях, почти не отличались от современных, но наряду с ними употреблялось и большое количество орудий целиком деревянных6.
Однако с течением времени наряду с ними появились особые орудия, специально приспособленные для более тщательного разрыхления почвы, действие которых не только в славянскую, но и в индоевропейскую древность обозначалось словом, образованным от индоевропейского корня ага (ср. греч. αροτρον, лат. aratrum, ирландск. arathar, древнеис-ландск. arthr, литовск. órklas из artlas и старославянск. рало из ortlo и глагол orati с его производными).
Славянские рала без полоза
1 и 3 – польское рало (по Браунгарту, Буяк); 2 – украинское рало (по Гюльденштету, Зеленину); 4 – северочешское рало (по Пейскеру); 5 – валашское рало (по Хоудеку); 6 – белорусская сошка (по Сержпутовскому); 7 – резак из Солчавы (по Рамму); 8 – резак из Нижней Каринтии (по Браунгарту); 9 – рало из Равна (по Стоцкому).
Первым пахотным орудием был, безусловно, лишь кусок нижней части ствола с отходящим от него загнутым и заостренным корнем, но в конце языческого периода из него уже развилось более совершенное орудие, сохранившееся до сих пор в употреблении у славян в основной своей форме и обозначаемое у восточных и южных славян специальным термином рало, у западных славян radio. Этот термин засвидетельствован в древнейших славянских источниках наряду с переводным латинским термином uncus (или герм, hacke) в качестве обозначения орудия более примитивного, чем плуг (aratrum); для того чтобы его тянуть, достаточно было одной лошади или пары волов7. Это орудие делалось из простого деревянного крюка путем прибавления к нему определенных деталей, так что уже в X веке мы находим на остром конце орудия железный заостренный наконечник (наральник, или лемех), а на заднем его конце стоячие рукоятки, при помощи которых управляли ралом. Все остальные детали рала появились позднее8. О том, как выглядели в древности рала, можно судить по материалам археологических раскопок и по древним изображениям. Кроме германских образцов рала из Дострупа в Ютландии и богусленских скульптур в Швеции, рала найдены в славянских областях: одно – в торфянике у Папова близ Торуни (время его изготовления неизвестно), а другое – в Доброгоще (Dabergotz) в Бранденбурге, относящееся, очевидно, к славянской эпохе; наконец, Пшемысл на росписях зноемской часовни начала XIII века стоит около рала этого типа. Затем железные наральники чаще всего встречаются в Чехии и в других местах в культурных слоях X и XI веков9.
Славянские рала с полозом
1 – мекленбургское рало (по Браунгарту); 2 – чешский предплужник древней формы (по Браунгарту); 3 – моравское рало (по Бартошу); 4 – рало из южной Штирии (по Рамму); 5 – рало из Славонии (по Браунгарту); 6 – рало из центральных чешских областей (по Пейскеру); 7 – черногорское рало из Крмници; 8 – из Дробняков; 9 – из Цетиньевского поля (по Ровинскому); 10 – рало из Брестовицы у Пловдива; 12 – рало из Софии (по Иречеку); 13 – украинское рало (по Браунгарту).
Современный и древний плуг (слав, плуг) отличается от рала тем, что имеет, во-первых, спереди небольшие колеса, во-вторых, перед лемехом – резак (cereslo, certadlo), который подрезает землю и облегчает труд земледельцу, и в-третьих, его лемех (называемый здесь radlica) прикрепляется так, что он не только взрывает землю, но и отваливает подрезанные снизу куски почвы посредством присоединенной пластины, называемой по-русски отвалом10.
Изображение рала в календаре «Carmina Salis burgensia» (IX в.)
Изображение рала Пшемысла из часовни в Знойме
Доисторические рала
1 – Богуслен; 2 – Доструп; 3 – Доброгошт (Доберготц); 4 – Папов близ Торуни.
Эволюция рала и превращение его в плуг были весьма прогрессивным явлением, и хотя ход этой эволюции в Центральной Европе еще недостаточно ясен, все же несомненно, если учесть сообщения письменных источников, археологические находки и древние миниатюры, что плуг, снабженный небольшими колесами и резаком (culter), употреблялся уже в римскую эпоху и что от римлян он перешел в начале средневековья к германцам на Дунае и Рейне, а уже оттуда приблизительно в Каролингскую эпоху стал распространяться среди западных, а затем и восточных славян.
Старославянские лемехи
1 – Моравия (Захлииице); 2 – Силезия; 3–4 – Россия (Галущиио, Брембола); 5 – Чехия (Радим).
Римские резаки и лемехи, хранящиеся в музеях в Загребе, Любляне и в Сараеве
1, 14 – Берак; 2 – Бежания; 3 – Оречац; 4 – Шир Кула; 5, 6, 13 – Вирье; 7 – Сисак; 17 – Унец; 9 – Врнограч; 10 – Синяково; 11 – Грудэ; 21 – Даль; 15, 16 – Подбаковача; 18 – Дрново; 19 – Сухополье; 22 – Ловчич; 23 – Винковци; 24 – Нови Бановци; 25 – Раковац; 26–28 – Сотин; 27 – Руковер.
Односторонний лемех и римские (?) соскреби из Боснии 1 – Врнограч; 2 – Шейковча; 3 – Гата; 4 – Бихач; 5, 6 – Пробой.
1 – изображение плуга на ковре из Байе (по А. Юбнналу); 2 – изображение плуга из французской рукописи XII в. (по Мюллеру).
Вопрос возникновения славянского плуга весьма спорен, некоторые ученые (Гримм, Крек, Ягич, Богуславский, одно время и Пейскер) считали плуг изобретением самих славян, заимствованным у них немцами (pflug от слав, плугъ), другие же (Шрадер, Уленбек, Рамм, Янко, Брюкнер, а также Пейскер), наоборот, полагали, что плуг явился порождением германской культуры11. Лингвистическое соотношение слов pflug и плугъ, играющее основную роль в этом споре, поскольку именно на нем основываются обе стороны, весьма спорно. Но все остальное: изображение древнейших плугов, находки в провинциях Римский империи резаков (плужных ножей) рядом с лемехами, сообщения древних авторов – Плиния, Вергилия, Варрона, Палладия, изображение рала Пшемысла из часовни в Знойме, – бесспорно доказывают, что готовый плуг был известен в северных римских провинциях уже в эпоху империи12. Само собой разумеется, что наиболее совершенным плуг стал лишь тогда, когда симметричные лемехи были заменены асимметричным лемехом, причем, что важнее всего, заменены были таким образом, что лемех сам без отвала вспахивал и переворачивал землю.
Когда это произошло, точно сказать нельзя; у славян известные мне первые находки таких плугов относятся лишь к концу XIII или началу XIV веков (находка в крепости Семонице в Чехии), более древних находок я не знаю и у германцев13. Однако в музее в Сараеве хранится несколько асимметричных лемехов, относящихся, как утверждают, ко времени Римской империи14. Римское происхождение этих лемехов следовало бы еще проверить, но тем не менее несомненным остается то, что асимметричный плуг появился прежде всего на Балканском полуострове в римской провинции. Поэтому до тех пор, пока другие находки не опровергнут этого, следует считать, что и это последнее усовершенствование, превратившее соху в плуг, принадлежало римской культуре и только оттуда это новое орудие попало к германцам на Рейне, а от них приблизительно в Каролингскую эпоху к славянам, о чем свидетельствует вышеупомянутое различие между aratrum magnum немецких колонистов и aratrum slavicum quod radio dicitur. На этом основании следует также предположить, что славянское слово плугъ произошло от древненемецкого plog, pluog, pflug, a не наоборот. Только южные славяне, придя на Балканский полуостров в VI и
VII веках, могли познакомиться с этим орудием раньше и непосредственно. Из сообщений письменных источников известно, например, что около 900 года св. Климент, епископ Охридский, учил местных славян более совершенному ведению хозяйства15. Однако существование здесь плуга прямо не засвидетельствовано.
Упряжка. Для работы ралом или плугом необходима была сила, которая тянула бы эти орудия и тогда, когда лемех погружен в землю. Этой силой были в конце языческого периода тягловые животные – волы или лошади, причем одну лошадь или двух волов впрягали в рало, а пару лошадей или две пары волов – в более тяжелый плуг. Лошадей припрягали к дышлу при помощи подпруги, надетой на грудь лошади, либо при помощи специального кожаного приспособления, надеваемого на шею и называемого, как видно из чешских источников XI века, хомутом, словом, ставшим в настоящее время общеславянским, происхождение которого, однако, неясно16. Волам на загривок надевали деревянное ярмо, одно на двух животных, по-старославянски оно назывались иго (это общее слово индоевропейского происхождения) или же ярьмъ17. Смысловое различие этих двух названий, появившихся в X и XI веках, нам неизвестно. Во время работы животных погоняли прутом (слав, остьпь), или узкой железной лопаткой, которой землепашец соскребал землю с сошника, так называемым соскребом18.
Лемех (1), соскреб (2) и резак (3) из Семониц (Чехия), приблизительно 1300 год
Сама вспашка земли производилась у древних славян бороздами, которые, естественно, были различными при вспашке плугом и сохой, так как последняя бороздила землю ровно, тогда как плуг переворачивал (вспаханную) землю в одну сторону19.
Славянские ярма
1 – моравское из Лопеника (по Нидерле); 2 – украинское из Кременчуга (по Щербатовскому); 3 – древанское из Изенхагена (по Андрэ); 4 – белорусское (по Сержпутовскому); 5 – болгарское (по Маринову); 6 – сербское из Чаплины в Герцеговине (по Стоцкому).
Все поле делилось на несколько полос (леха, загонъ). При этом важно еще то, что вспашка ралом производилась как по длине поля, так и поперек него, что обусловило появление широких квадратных участков. Плуг же, наоборот, образуя глубокие борозды в одном направлении, способствовал появлению участков более удлиненной формы. Например, в средневековой Германии эти участки совершенно подобны длинным полосам, которые позже вместе с плугом славяне заимствовали у немцев.
С развитием пашенного земледелия у славян возникла также необходимость создать измерения поверхности и появились разные названия мер. Сначала, несомненно, величина поля измерялась шагами, затем, при вспашке, – гонами (гон – это то расстояние, которое прошло животное, впряженное в рало, в одну сторону), а из этого в дальнейшем развились древние славянские единицы меры поверхности: radio, ροταάέ, плугъ, popluzi, то есть то, что вспахано ралом или плугом за день или до полудня (jutro соответствует немецкому Morgen, лат. dies, diumale). С начала XII века, когда началась широкая немецкая колонизация славянских земель, а вместе с ней и установление там немецких порядков, старые славянские единицы меры были вытеснены немецким ланом (1ап, ср. лат. laneus наряду с mansus и нем. hóba, hube), который, однако, был в разных областях различным20.
Посев
С прекращением полукочевого земледелия уже в X веке у западных и альпийских славян на пахотных участках имела место трехпольная система земледелия, практиковавшаяся у римлян и немцев еще раньше. При такой системе земледелия на одном и том же поле сеются в первый год озимые злаки (пшеница, рожь), на второй год – яровые (овес, ячмень), после чего на третий год земля отдыхает. Была ли известна эта система также балканским и восточным славянам – не установлено, но весьма вероятно, что была, так как название озимъ и яръ, ярина – общеславянские и древние, а в России они упоминаются уже в текстах XII века21.
Из хлебных злаков в то время сеяли: пшеницу и ее разновидности – пайа, рожь, овес, ячмень22 и главным образом просо (panicum miliaceum, panicum italicum L.), которое засвидетельствовано в качестве основной еды славян в VI веке, а ритор Приск говорит о просе у славян в V веке даже на территории Венгрии23. Одна славянская молитва, которую Ибн Русте дословно сохранил со времен языческого периода, содержит просьбу именно об урожае проса24. Вообще же в Полесье, где зерновые хлеба вообще не произрастали, древние славяне питались главным образом плодами растения Glyceria fluitans (манник обыкновенный), которое произрастало там в изобилии и еще в XIX веке экспортировалось оттуда. Из остальных культурных растений славяне сеяли еще горох, чечевицу, лен, коноплю и другие растения, о которых мы упоминали выше, на с. 279–280.
Доисторические серпы начиная с римской эпохи
1 – Страдоницы; 2–3 – Карнунтум; 4 – Кельн на Рейне; 5–6 – Абоба; 7 – Семице; 8 – Гульбище близ Чернигова; 9 – Мал. Кюнау около Десавы; 10 – Котино, Петроградская губ.; 11 – Борки около Рязани; 12 – Люцин; 13 – литовский тип XI в.; 14 – Форже; 15 – Завод.
Уборка урожая злаков производилась серпами, о чем свидетельствуют многочисленные находки их в женских и мужских могилах, или косой. Оба эти орудия были очень похожи на современные25, причем серпом хлеба жали так, что стебли перерезались в середине или у корня. Скошенные колосья связывались в небольшие снопы, которые складывали в стога (стог) либо отправляли на гумно. Здесь, на току (гумно, ток), хлеба молотили цепами (цепь) или копытами погоняемых животных и очищали от сорняков провеиванием путем перебрасывания, причем измеряли хлеб деревянной посудой, называемой обычно в источниках XI и XII веков мерой (merica) или коръцъ по образцу лат. mensura, modius26.
Очищенное зерно мололи при помощи домашних животных или толкли в ступах из полых стволов дерева. Сначала у праславян, как и в других местах в доисторические времена, жерновом была всего лишь каменная плита, на которой зерна размельчали другим камнем, держа его в руке. Но уже задолго до нашей эры в Центральную Европу распространились из Галлии и из Италии жернова, состоявшие из двух камней, причем верхний из них вращался на неподвижном нижнем вокруг стержня, проходившего через центр жернова, и таким образом размельчал зерно27. У славян подобные жернова засвидетельствованы лишь в конце языческого периода, а именно с X–XII века, как в литературе (назывались жръны, один камень жръенъ, жръновъ28), так и в археологии, причем вся их конструкция мало чем отличалась от конструкции тех жерновов, которыми до настоящего времени пользуются славянские народы в наиболее отдаленных областях, в частности в Карпатских горах29. Но наряду с этими жерновами, которые были в каждом домашнем хозяйстве, в деревнях появились специальные мельницы (в лат. источниках molendinum, molinum), на которых специалисты мельники (molinarii) мололи хлеба для всего села. Это засвидетельствовано грамотами VIII и IX веков у альпийских славян и X века у западных славян. Водяные мельницы упоминаются в Чехии и у балтийских славян в XII веке.30
Мельница и жернов (в разрезе), найденные около Резаков в Лужицах
Польские жернова с миниатюр Легенды о св. Ядвиге (XIV и XV вв.)
Хлебопашество было главным занятием славян. Вся их жизнь была сосредоточена в первую очередь вокруг пахоты, посева, уборки урожая, и большинство их религиозных обрядов, как уже замечено выше, также было связано с хлебопашеством. Культивирование же овощей и фруктов стояло на заднем плане. О том, что еще выращивали славяне, я уже сказал в главе о пище (с. 279–280). Здесь я бы добавил, что искусству культивировать фрукты славяне научились опять-таки у римлян, на западе – у германцев в Каролингскую эпоху31, на востоке – у византийцев; из Византии на Русь ввозились редкие фрукты32. Естественно, что под тем же влиянием славяне начали специально разводить виноград для нужд христианской церкви, сначала это были альпийские и балканские славяне (свидетельства VIII и IX веков), затем западные славяне (документы Χ-ΧΙ веков из Чехии и центральной Германии, XII века – из Польши и Поморья). К тому же времени относятся русские свидетельства, хоти весьма вероятно, что здесь начали разводить виноград намного раньше, так как славянские названия вино и виноградъ славяне заимствовали у готов в III–IV веках. К этому же времени относятся упоминания о виноградных прессах, по-видимому, итальянского происхождения, и о специальных виноделах, а в русском Поучении «О казнях божиих» XI века упоминается также пресс для выжимания масла из льняного или макового семени («точило масльное»)33.
Разведение домашних животных
Разведение домашних животных имело место в Европе уже в неолитическую эпоху, в период индоевропейской первобытности, и поэтому нет ничего удивительного в том, что и праславянам издавна был известен домашний скот. Об этом свидетельствует и богатейший древнеславянский словарь скотоводческих терминов. Позднее, в конце языческого периода, разведение скота засвидетельствовано многими историческими источниками; кроме того, археологическими раскопками обнаружено на поселениях и в могилах того времени большое количество костей домашних животных34, так что существование развитого скотоводства не вызывает никакого сомнения. Я. Пейскер глубоко заблуждается, когда отрицает наличие скотоводства у славян до X века и предполагает, что славяне до этого времени только видели его у своих германских и тюрко-татарских соседей. Однако бесспорно также, что скотоводство в то время не было единственным или основным занятием славян, поскольку славяне были прежде всего земледельцами и, кроме того, виды домашнего скота не были одинаковыми во всех областях, заселенных славянами; в одном месте преобладали одни виды, в другом – другие.
Древняя чешская мельница. Этнографический музей
Древние славяне занимались разведением следующих видов домашнего скота35: свиней (вепрь, prasę, свинья), овец (овъ, овьса, баранъ, ярка, jagnę), крупного рогатого скота (туръ, быкъ, воль, корова, теленок, унъ, яловица) и лошадей (конь, о?уь, комонь, кобыла, zrebę). Поскольку речь идет об отдельных видах, необходимо упомянуть, что лошадь засвидетельствована у всех славян, а в некоторых областях табуны лошадей были весьма многочисленны. Так, например, в Силезии и в Поморье было много диких лошадей. Центральная Россия также изобиловала ими еще в XI веке, когда князь Владимир Всеволодович (Мономах) охотился и вылавливал целые стада лошадей в окрестностях Чернигова36. Лошадь использовалась и для полевых работ, но главным образом как средство передвижения. Конница повсюду являлась важной частью славянского войска (см. ниже, гл. XI), конные отряды славян служили также в византийском войске37. У Ибрагима ибн Якуба есть сообщение о Праге, что там в X веке изготовлялась превосходная конская сбруя38.
Крупного рогатого скота было, естественно, больше, чем лошадей. Уже Аристотель упоминает о нем на земле невров; позднее, в VI веке39, наличие большого количества рогатого скота у славян подтверждает Маврикий, а в X и XI веках наличие рогатого скота у всех славян засвидетельствовано многочисленными данными истории и археологии. Крупный рогатый скот был необходим прежде всего в качестве тягловой силы в хозяйстве.
Однако в еще большем количестве славяне разводили овец и свиней, особенно в области между Вислой и Десной, где в больших дубовых лесах ежегодно собиралось такое множество желудей, что не нужно было прикладывать больших усилий, чтобы у свиней на зиму было достаточно корма. Поэтому арабские свидетельства X века также специально указывают, что славяне (русские) занимались разведением овец и свиней40. Что же касается козы, то хотя славянам она и была известна в то время, но встречалась она, очевидно, редко, так же как и осел. Другие животные, такие, как лошак и верблюд, ввозились в Россию в XI веке лишь из чужеземных стран41.
Ступа из Полесья для очистки проса и желудей (по Кирле)
Скот держали во дворах в специальных загонах, а иногда и в крытых хлевах. Отсюда его выгоняли на пастбища, где за всем стадом смотрели специальные пастухи (слав. пастырь, пастухъ), которые с их торбами за плечами, длинной палкой и дудкой или трубой, сделанной из коры, уже в X веке были любопытным и характерным явлением в славянских поселениях42. Постоянным проводником пастуха и стада была, конечно, собака (слав. пьсъ).
Ян Пейскер, отрицавший разведение домашнего скота древними славянами до X века, основывал свою точку зрения на доводе, что среди названий скота есть, по его мнению, слова германского происхождения: скотъ (герм, skattaz), нута (герм, nauta), млеко (герм, melka) – и, кроме того, тюрко-татарского: быкь (тюрко-тат. buga), воль (черемисск. volik, вогульск. volova, vulu, тюрк, ulag), коза (тюрк, kaza, kaci), тварогъ (джагат. turak, тюрк, torak)43; на основании якобы имевшего место заимствования этих терминов славянами Пейскер путем искусственного построения пришел к заключению о том, что у славян вообще не было скота, что славяне только видели скот у германцев и тюрок, когда те господствовали над ними (бастарны, готы, скифы, гунны, авары, болгары и т. д.). Подробный анализ этого вопроса и опровержение теории Пейскера произведены мною в другом месте44. Здесь достаточно лишь указать, что множество исторических и археологических свидетельств, а также обширная и развитая номенклатура скота безусловно свидетельствуют о том, что славянам издавна был известен домашний скот и его разведение; у славян был даже свой специальный бог Велес – защитник стада. Впрочем, и сами предпосылки теории Пейскера не всегда надежны. Слово млеко не германского происхождения; столь же сомнительно германское происхождение слова тварогъ, так как его можно вывести из славянского языка; вызывает также сомнение и тюркское происхождение остальных названий45. Но если даже отдельные германские или тюркские названия и попали в богатую славянскую номенклатуру, то, учитывая интенсивные связи славян с упомянутыми народами, связи как военные, так и мирные (на торжищах), учитывая также аналогичные заимствования целого ряда других слов, это явление можно считать совершенно естественным и не дающим никаких оснований для столь далеких выводов, к каким пришел Пейскер.
Естественно, что со скотоводством было связано и обширное молочное хозяйство. Об употреблении молока нет древних сообщений, но сыр (сыръ) засвидетельствован уже источниками X и XI веков в качестве одного из основных блюд, и, очевидно, таковым он был издавна46.
Из домашней птицы в славянских хозяйствах разводили в то время кур, гусей, уток, а также голубей в специальных голубятнях47. После того как киевская княгиня Ольга в 946 году осадила древлянский город Искоростень, она с помощью посланных ею голубей подожгла голубятни, и отсюда пожар распространился на все дворы поселения48.
Пчеловодство, рыболовство и охота
Важным дополнением к разведению скота и занятию земледелием были еще бортничество, рыболовство и охота на различных диких зверей.
Бортничество было вообще одним из основных занятий в прикарпатских областях, которые с доисторических времен славились пчелами и медом. Уже у Геродота мы встречаем упоминание об этом, а Павсаний свидетельствует, что в Грецию ввозился самый лучший мед из земли алазонов на Днестре49. Так было и во времена древних славян и позже, а во многом сохранилось и до наших дней. Население Прикарпатья разводило пчел либо в лесах в дуплах деревьев, отмеченных владельцем специальным знаком, либо вблизи самого двора в полых колодах, которые назывались ульями, или бърть. Об изобилии меда у южно-русских славян свидетельствует Гардизи, рассказывая, что один славянский хозяин получал 50–60, даже 100 менов меда с одного улья50. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мед и, разумеется, также воск стали одной из основных статей славянского экспорта (см. гл. X), одной из обычных составных частей дани, которую славяне платили in natura немецким хозяевам51. Излюбленный напиток древних славян также делался из перебродившего меда, о чем я уже имел случай сообщить выше, на с. 283. Начиная с XI века в источниках упоминаются рядом с поселениями специальные коллективные, отгороженные плетнями пасеки (horti apum, mellificia), а вскоре появляются и специальные пасечники, обученные пчеловодству (бортникъ).
Что касается рыболовства, то оно в некоторых богатых водами славянских краях занимало первое место среди всех других отраслей хозяйства. Рыбы было огромное множество, и славяне ловили ее либо удочкой (сл. pda, pdica), совешенно такой же, как и современная, либо по ночам при помощи света, либо острыми гарпунами (сл. ость) с одним или несколькими зубьями, либо, наконец, различными плетенными из веревки сетями и корзинами, которые также немногим отличались от сетей или корзин, употребляемых в настоящее время. Среди находок этого времени сетей, конечно, нет, но в исторических источниках Χ-ΧΙΙ веков засвидетельствованы различные виды сетей (неводь, влокь, мрежа, сеть)) древними являются также корзины, сплетенные из ивовых прутьев, термин же ерша (верша) уже летто-славянский52. Кроме того, славяне умели заманивать и ловить рыбу специальными деревянными конструкциями, поставленными на реке (слупь, одра), которые латинские источники XII века из Чехии и Бранибора (Бранденбурга) называют терминами: pali, tractus, tractiones, gurgusta seu piscaturae, также piscatoria, saepes, crates, piscina, clausura piscina53.
Затем выловленную рыбу продавали либо в свежем виде, либо заготовленную впрок; так, у Галла (1107) сообщается, что рыбу солили, у Эббона – что ее сушили на зиму; и, по-видимому, уже тогда практиковалось копчение дымом. Другие способы хранения рыбы нам не известны, но несомненно, что они не отличались от тех, которые используются там же и поныне54.
Об охоте на зверя много говорить не приходится. Охотились за всяким зверем, который съедобен или давал хороший мех, который был опять-таки одним из главных предметов экспорта славянских областей (см. об этом подробнее в главе X). Зверя убивали либо оружием (стрелами или копьями), либо, что было чаще, ловили при помощи разных ловушек, большими сетями, различного вида капканами или устраивали облавы, западни, для которых уже в древних источниках XI века приводятся названия – сеть, перевесь, тенето, пругло, пругь, osilo, silo55. С востока славяне заимствовали прием охоты с помощью прирученных соколов, ястребов и ястребов-перепелятников. Уже в IX веке мы читаем о болгарском князе Борисе, что он послал сыновьям сербского князя Мунтимира пару соколов; об охоте с соколами и ястребами упоминает также русский князь Мономах в своем Поучении56.
Примитивный улей в Полесье (по Кирле)
Поселения
Пока славяне сохраняли полукочевой, подвижный образ жизни, планировка и размеры их поселений изменялись в зависимости от условий и характера почвы. Но впоследствии, когда число славян значительно возросло и они перешли к прочной оседлости, система их полей и планировка поселений начали принимать более определенную форму, поскольку устраивались они уже надолго и на это устройство оказывала влияние сложившаяся веками традиция. Таким образом начал развиваться постоянный тип поселения, подобно тому как установился и постоянный тип дома. Но для формирования единой общеславянской планировки жилищ и поселений было уже поздно. Славяне за это время оказались в самых различных географических и экономических условиях, и поэтому все постройки, а следовательно, и планировка поселений не могли быть повсюду едиными. Хотя нам и неизвестно, был ли у славян, пока они жили на своей прародине – на севере Карпат, единый общий уклад жизни и единая планировка построек, но все же можно допустить, что начиная уже со времени расселения славян такого единства больше не существовало.
Гарпуны, древние и современные
1-2 – Войносово и Грызово (Петроградская губ.); 3 – Владимирская губ.; 5 – Люции; 6 – гуцульский гарпун (по Шухевичу).
Круговые поселения в ганноверском Вендланде
Славянские сети
1 – изображение невода на миниатюре XIV в. (Легенда о святой Ядвиге, 1353 год); 2 – сак.
О формах славянских поселений в конце языческого периода исторические источники почти ничего не сообщают, археология также дала пока мало сведений, и все они носят слишком частный характер. Нам остается обратиться лишь к данным сравнительной этнографии и аграрной истории, научное обобщение которых произвел для славян Авг. Мейтцен, в дальнейшем развитое К. Инама-Штернеггом, В. Левецом, Я. Пейскером, а из современных ученых – главным образом О. Бальцером57. Полученные до настоящего времени результаты этих работ позволяют наметить у славян, как современных, так и древних, три основных типа поселений:
1) тип круговых поселений (так наз. okolica, okrouhlice), дома которых расположены вокруг деревенской площади наподобие круга или подковы;
2) тип уличных поселений, в них дома располагаются по обе стороны дороги;
3) тип разбросанных поселений, где дома отдалены друг от друга на значительное расстояние и при каждом дворе располагается его поле.
На основании того, что первый тип обычно встречался в Центральной Германии на Лабе, там, где когда-то обитали славяне, возникла теория58, что тип круговых поселений (нем. Runddorf) является специфически славянским типом, тогда как немцам принадлежал наряду с типом разбросанных дворов (Haufendorf) и более поздний тип уличных поселений (Strabendorf).
Однако теперь нам известно, что дела обстояли не вполне так. Хотя круговые поселения действительно встречаются в Полабье в славянских областях и там этот тип можно считать свойственным местным славянам, но ту же планировку мы находим и в немецких областях, причем у поселений со старыми немецкими названиями. Иногда такой тип поселений встречается еще в Чехии, Моравии, Силезии, но дальше на восток, в Польше, в России, а также у южных славян его нет, по крайней мере не было известно до настоящего времени. Здесь повсюду встречается прежде всего второй тип поселений, причем с таких давних времен, что и эту «уличную» планировку следует считать древней славянской формой; только те поселения второго типа, рядом с которыми расположены за домами длинные поля настолько правильной формы, что они могли появиться сразу только путем точного обмера и раздела всей пахотной земли по приказу светской или духовной власти, – только эти поселения уличной планировки следует считать более поздними, возникавшими начиная с XII века под влиянием аграрного немецкого права. Так же точно, стихийно, возникал у славян третий тип разбросанных поселений всегда там, где этого требовали условия местности, в особенности на Балканском полуострове.
Из всего сказанного видно, что специфически общеславянского типа поселения не существует. Славянам были известны все указанные виды планировки поселений, они избирали их в зависимости от условий местности и в зависимости от того, что послужило причиной возникновения поселения, которое могло появиться либо в результате разрастания одной первоначальной семьи, либо в результате единовременного основания всего поселения. Также нельзя утверждать, что какой-то определенный тип поселения был безусловно и во всех случаях наиболее древней ступенью, из которой впоследствии развились другие типы. Однако естественно предположить, что система отдельных дворов, то есть мест жительства отдельных семей, была наиболее древней59 и что из этих дворов вследствие их разрастания возникали на удобных местах большие поселения круговой или уличной планировки, которые, разумеется, могли также возникнуть и сразу при переселении. Что касается хронологического соотношения круговых и уличных поселений, то тут интересно отметить, что археологические исследования в центральной Германии, направленные в последние годы на изучение остатков и планировки славянских поселений VII–XI веков, установили пока наличие здесь круговых поселений60, но считать на этом основании, что эта планировка везде предшествовала уличной, было бы при недостатке материала из других земель слишком преждевременно61.
Итак, общая форма древнеславянских поселений была различной. Жилища были либо разбросаны, отдалены друг от друга, причем хозяйственные постройки и все поля были сгруппированы около дома, либо дома располагались по кругу или рядами вдоль дороги, а хозяйственные постройки позади них, причем опять-таки пахотная земля, расположенная вокруг поселения, была разделена на ряд больших участков в зависимости от их качества, и на каждом из этих участков (campus в лат. источниках) житель поселения имел свою долю, свое поле (аger). Эти campi и agri сначала были неправильно расположены, их величина и форма были различны, чаще всего квадратные, так что вся разделенная земля была похожа на шахматную доску, что также было связано с первоначальной вспашкой поля ралом вдоль и поперек62. Поля в виде длинных полос одинаковой ширины и длины у менее древних рядовых поселений были результатом нового межевания поля на ланы по образцу немецких полей, о чем уже сказано выше, и появляются в XII и в особенности в XIII веках. Кроме поля, в каждом поселении были, как видно из многочисленных документов Х и последующих веков, общие пастбища (pascua), дороги (via), охотничьи угодья в лесу (venatio cum saepibus, clausurae), рыболовецкие участки на водоемах (piscatio, piscatura), свои пасеки (hortus apum, mellificium) и мельницы (molendinum, mola). Все это в документах того времени обозначалось терминами: villa cum appendiciis, pertinentiis suis, cum omnibus ad eam pertinentibus, cum omnibus utilitatibus и т. п.63
Княжеская резиденция отличалась от поселения тем, что здесь все было сосредоточено при одном большом дворе или при нескольких дворах, а также тем, что вся работа по хозяйству была разделена между принадлежавшими княжескому двору подневольными людьми, вследствие чего на княжеском дворе были свои пахари, жнецы, виноградари, пастухи для разных видов домашних животных, пчеловоды, рыболовы, охотники, пекари, мельники, пивовары, к этому прибавлялся также ряд ремесленников, работавших на княжеский двор.
План рядового поселения Биловиц около Подивина в Моравии
Долго считалось, что из названий древних славянских поселений наиболее древними являются патронимические, обозначающие потомков одного и того же предка суффиксом – iči, – ici, – ice, например Stadice (древнее Stadici) – потомки Стада, Drslavice – потомки Дреслава. Имена же посессивные, образованные от имени хозяина поселения путем прибавления суффикса – ov, – ova, – ovo, а в женск. роде – in, – ina, – ino либо путем смягчения окончания имени собственного (Holeš-ov, Radot-in, Budeč), названия, характеризующие природные условия местности, а также многие другие считались более поздними64.
Однако достоверным является то, что хотя большинство патронимических наименований действительно древние, но такими же древними наряду с ними являются и наименования, относящиеся к физиографическому характеру местности. Более новыми могут считаться лишь большинство посессивных названий (хотя также не все); следует признать, что и патронимия появлялась в большом количестве лишь в XII и XIII веках.