Славянские древности — страница 23 из 30

Пока славяне жили на своей прародине, где общий культурный уровень их был сравнительно низок, они не развили ни своего военного дела, ни своего вооружения, которое долгое время оставалось весьма примитивным. Но как только славяне вышли за пределы своей прародины и расселились на своих исторических землях, где встретились с более развитыми народами, с римским, греческим и германским миром и с Востоком, они сумели быстро приспособиться к новым культурам и наряду с другими сторонами жизни быстро подняли на высокую ступень свое военное дело и все, что с ним связано. Вспомним хотя бы упоминание Иоанна Эфесского от 584 года о том, что славяне, лишь незадолго до того пришедшие на Балканы, научились воевать лучше римлян1.

Поэтому военное дело у славян в X и XI веках н. э. стояло на совершенно ином уровне, чем это было первоначально на их прародине. Мы видим, что славяне не отставали от своих соседей как в отношении личной храбрости, так и в отношении технических знаний. То, о чем я пишу ниже, относится к концу языческого периода.

Набор и организация войска

Организация набора войска вначале просто основывалась на родовых порядках. Каждый род, каждое племя или жупа обязывали в нужное время всех годных мужчин вооружаться и воевать2. Группа воинов определенного рода составляла тем самым естественную и первичную наименьшую войсковую единицу, а глава рода был военным вождем этой группы. В государствах Балтийского побережья, обладавших военным флотом, опять-таки род обязан был выставить судно с надлежащим экипажем.

Такова была основа организации славянского войска. Однако детали этой организации, как, например, возраст, в котором мужчина должен был нести службу, и способ созыва войска, нам неизвестны, так как древних сообщений об этом нет. Имеющиеся у нас сообщения относятся лишь к концу языческого периода и началу христианской эпохи, когда древняя родовая организация претерпела уже многие изменения. Здесь мы иногда уже видим постоянное войско, частично наемное, а славянские воины начинают нести службу и вооружаться в зависимости от имущественного состояния. Так появляются категории всадников и пеших, а у пеших, в свою очередь, разные специальные подразделения.

Постоянным подразделением княжеского войска была прежде всего так называемая княжеская дружина (от общеславянского слова другъ — приятель, член дружины).

Несомненно, что зачатки такой дружины развились во владениях славянских князей издавна и самостоятельно. Было естественно, что вождь рода, а потом и целого племени окружал себя группой избранных мужчин, которые составляли его свиту во время публичного выступления на сходке (вече), при отправлении языческих обрядов, при выступлении на войну. Однако большие дружины, которые мы встречаем у славянских князей X и XI веков, развились не самостоятельно, а, по всей видимости, под влиянием известных германских дружин (Gefolge; у Тацита, Germ., 13–14, – comitatus). Хотя для этого и нет точных доказательств, но если принять во внимание тесные связи, которые были у западных славян с германцами, и учесть, сколь многое было заимствовано славянами в военной области в особенности у готов III и IV веков3, станет весьма вероятным, что постоянные дружины, которые мы встречаем у некоторых славянских князей той эпохи, называемые обычно в источниках primates, viri meliores, сформировались под германским влиянием. К восточным славянам русские князья из рода Рюрика привели дружину скандинавского происхождения4; жизнь ее в Киеве достаточно подробно отражена в ряде мест летописи. Жила она весело, предаваясь еде, питью и всевозможным увеселениям в больших хоромах княжеского дворца; она верно служила своему князю и являлась ядром каждого военного похода; после того как дружина в XI веке славянизировалась, князья, конечно, постоянно пополняли ее новыми варяжскими наемниками.

Большая постоянная дружина из 3000 защищенных доспехами мужей (loricati) была у польского князя Метко, но характер ее неясен5. Частично ее составляли, по всей вероятности, наемники, подобные упоминаемым Галлом 3900 лорикатов в городах Болеслава Храброго6. Из них развилось будущее польское рыцарство. Меньшие дружины упоминаются у балтийских славян; в Померании и у более мелких правителей имелись свои дружины в 30 всадников7. На юге дружина также засвидетельствована в IX веке в описании боев князя Людевита с Борной8.

Эта дружина большей частью была конной. Но и помимо нее мы должны допустить у славян существование конных отрядов в войске, и в некоторых местах эти отряды были довольно многочисленны. Зависело это, по-видимому, от того, насколько край был богат лошадьми. В Северной России диких лошадей не было, чем и объясняется отсутствие конницы у русов9, но в южной России, где славянам достались степи с бесчисленными дикими табунами лошадей, в войсках киевских князей всегда имелись значительные конные отряды10. Были они также и у южных славян, а у хорватов в X веке, как сообщает Константин, было даже 60 ООО всадников наряду с 100 ООО пеших воинов11. У западных славян конных отрядов было опять-таки меньше, но в польской Силезии лошадей было достаточно, и еще больше их было в Померании, где имущественное состояние оценивалось вообще по количеству лошадей и где, как я уже говорил выше, даже мелкие правители имели свои конные дружины12. Здесь, на севере, славянская конница принимала участие даже в морских операциях. На больших славянских судах наряду с пешей командой были и всадники, которые на лошадях нападали на неприятеля, едва судно приставало к вражескому берегу13.

Приведенная выше, в главе VII, грамота Лаутенбергско-го монастыря от 1181 года упоминает о наличии у сербского племени далеминцев нескольких социальных слоев14, и среди них слой, называемый withasii, что является латинской транскрипцией полабского vicaz, чешек, vitez, польск. zwycięzca, русского витязь, церковнославянск. витезъ, то есть все формы произошли от праславянского eumęzb. Это был слой конных воинов, ибо в грамоте говорится определенно: «in equis servientes, id est withasii». Толкование слова витязь встретилось со многими трудностями, и еще в настоящее время нельзя определенно сказать, является ли оно преобразованием германского племенного названия vitung или скандинавского viking15 или же оно имеет другое происхождение, и неясно, как это название попало к сербам в качестве наименования общественного слоя16. Не исключено, что viting служило наименованием тех воинов, которые приходили на войну вооруженными и призывались условным знаком – поджиганием вороха прутьев, называемых viti11.

Так как служба в коннице была дорогостоящей и требовала хорошего вооружения, то естественно, что в коннице стали служить только более богатые люди, и вообще развитие этого рода войска связано с историческим развитием рыцарства у славян.

Пешего войска было по сравнению с конницей гораздо больше, вооружение пеших воинов, как мы увидим ниже, было всегда более легким. Только один раз славяне напали на Царьград в 623 году двумя колоннами (лат. agmen), из них первая была вооружена легко, а вторая – в броне, но это было не обычное славянское войско, а войско, сформированное и предводительствуемое аварами18.

Как созывалось пешее войско, мы не знаем. Лишь начиная с XI века (а у поляков с XIII века) имеются сообщения, что созыв войска происходил с помощью венка, сделанного из лыка, который князь рассылал по селениям. Это, очевидно, древний обычай. Венок этот назывался вить, польск. wić, а профессор А. Брюкнер связывает с этим словом также происхождение загадочного названия vicaz, о котором мы говорили выше19. Однако это объяснение так же недостоверно, как и другие, в особенности если мы примем во внимание, что в соседней Дании viti было также символом призыва народа на войну, хотя и другого характера.

Простого воина древние славяне называли ратникъ (от рать — бой) или вой, воинъ, войникъ. Тот, кто вел войско, назывался воевода; это славянское название перешло и к византийским грекам (βοεβόδος) Константина Багрянородного (De adm. imp., 38), и к румынам (vojevod), и к венграм (vajvoda, vajda). Только в войсках, находившихся под римским или византийским влиянием, уже в X и XI веках появились наименования меньших чинов, предводителей небольших отрядов, такие, как десятникъ (от десетъ) и сетник, сотник (от сьто), а позднее и другие20.

Тактика боя

С того времени, как славяне появились на исторической арене, древние сообщения говорят о способе ведения боя, присущем только славянам, а именно: славяне не вступали в открытый бой, а старались в труднодоступных местах неожиданно напасть на неприятеля и уничтожить его или хотя бы нанести ему ущерб, а затем быстро скрыться в лесу и скалах21. Эту тактику внезапных набегов они сохранили кое-где и позднее22, но в сообщениях Χ-ΧΙ веков упоминаются чаще всего уже регулярные бои. Славяне со временем приспособились, видимо, к римской (византийской) или германской тактике. Больше того, это восприятие простиралось так далеко, что уже в VI–IX веках славянам известны были все приемы римской военной тактики (см. ниже).

Хотя ни один источник, изображая славянские бои той эпохи, не описывает нам подробно приемы и тактику какого-либо похода и боя, мы можем все-таки восстановить их – хотя бы в общих чертах – по отдельным, разрозненным сведениям и военным терминам.

В военном походе войско шло отдельными группами, которые в древнейших славянских источниках обычно именуются плъкъ, пълкъ23. Древний полк не обозначал еще, однако, большой группы воинов определенной численности; это был обычно небольшой отряд, посылавшийся в бой родом и насчитывавший всего лишь около ста человек24, и только с XI века можно говорить, что численность полка стала большей (1000?), по крайней мере на западе. Когда наступала ночь, командир отыскивал пригодное для лагеря место, а если нужно было разбить лагерь на более длительное время, то место это окружалось окопами, по-видимому, по римско-византийскому образцу25. Наиболее интересным видом лагеря у славян был лагерь, окруженный тяжелыми повозками, которые сопровождали войска, будучи нагруженными продовольствием и другими необходимыми вещами, – то есть это был тот лагерь, которым прославились в XV веке чешские гуситы; он был известен в древности германцам, галлам и тюрко-татарам. У славян он засвидетельствован в VI веке26.

Каждый войсковой отряд, сначала родовой и жупный, имел свою эмблему, или знамя (signum, effigies, vexillum), так же как это было у галльских, германских или тюрко-татарских соседей27. На этих эмблемах имелось изображение либо фигуры животного (на востоке также хвосты лошадей), либо фигуры богов. По крайней мере о лютичах мы имеем несколько сообщений, свидетельствующих о том, что на своих знаменах они помещали изображения богинь.28 Первые славянские князья также изображаются со знаменем в руках, например св. Вацлав в Вольфенбюттельском или Вышеградском кодексе (рис. на с. 320 и 244).

Когда нужно было идти в бой, командир прежде всего выстраивал свои полки в боевом порядке – по древней летописной терминологии нарядити, иставити полки, исполчитися29 (у Титмара под 1018 годом мы читаем: acies turmatim ordinata30); затем он обращался к воинам, призывая их к храбрости, после чего по его приказу поднимались знамена и войско с громкими криками и под звуки труб бросалось на врага. «Zevate signa» – восклицал языческий князь Власлав перед боем с чехами31.

Со времени венгерских набегов старая тактика изменилась настолько, что, следуя венгерскому примеру (а на Руси также тюрко-татарскому), бой открывали большие отряды лучников (sagittarii, русск. стрельцы), действовавшие рассыпным строем с целью противостоять туче венгерских стрел32. Только после этого построенная в ряды часть войска вступала в бой (борнь, брань, сечь).

Но иногда большой битвы не было, так как предводители вызывали друг друга на поединок либо выставляли для этого вместо себя выбранных из своих войск мужей. Исход поединка решал победу. Этот обычай мы встречаем в обеих частях славянского мира – на западе в боях с германцами, а на востоке в боях с печенегами и касогами33, и трудно установить, заимствован ли он славянами у кого-нибудь из вышеуказанных соседей или же являлся древним местным обычаем.


Чешские князья (с фресок часовни в Знойме)


О том, насколько славяне сумели воспринять военные приемы своих врагов, лучше всего видно по тому, как они научились начиная с VI века совместно с аварами, болгарами или самостоятельно захватывать древние римские города и крепости. При этом они использовали и военную технику византийцев, более того, они употребляли и неизвестные византийцам виды военной техники – всевозможные пращи, черепахи, башни, лестницы и, конечно, устраивали различные валы и подкопы. Об этом имеется ряд сообщений, описывающих бои за Солунь, Топерос, Царьград, а также сообщения из северных областей. Неизвестный автор легенды о св. Димитрии удивляется ухищрениям славян во время нападений на солунские городские стены34.

Славяне не сумели использовать только греческий огонь, и хотя Константин жалуется однажды на то, что греческие предатели продали это изобретение варварам35, последние поджигали города самым примитивным способом. Когда в 946 году княгиня Ольга хотела поджечь главный город древлян Искоростень, она хитростью вытребовала из этого города голубей и воробьев и затем выпустила их обратно в город с горящей серой на хвостах36. Лишь в XII веке в русских источниках появляются два упоминания о метании живого огня: одно в Ипатьевской летописи, где указывается, что в 1184 году половецкий хан Кончак метал огонь из самострелов на русских, и другое – в «Слове о полку Игореве»37.

Об успехах, которых славяне достигли в морских битвах, я уже упоминал выше, на с. 511.

Вооружение славян

На первый взгляд кажется, что в отношении вооружения древние славяне до самого конца языческого периода были крайне бедны. В славянских погребениях IX и XI веков оружие встречается очень редко38, к тому же в ряде древних сообщений о славянах говорится так, как будто у них вообще не было оружия. Иордан характеризует славян IV века как armis despecti39, Константин Багрянородный говорит о них даже «εθνη σκλαβινικά άοπλα δντα»40, таков же смысл еще нескольких приведенных ниже сообщений.

Однако, вопреки этому, мы знаем, что вся история расселения славян часто свидетельствует о больших боях, а также и история первых веков после поселения славян в новых исторических местах жительства полна больших и часто победоносных боев с тюрко-татарами, греками и германцами. Кроме того, имеется ряд других исторических сообщений, которые говорят о многообразном военном снаряжении славян, да и уже известное нам высказывание Иоанна Эфесского от 584 года, что славяне научились вести войну лучше римлян, при всей своей преувеличенности противоречит все же «εθνη άοπλα» Константина.

Противоречие между вышеприведенными сообщениями и данными археологии, с одной стороны, и всем историческим развитием, с другой, только кажущееся и легко объяснимо.

В древности славяне действительно были мало и плохо вооружены. Когда они вышли со своей прародины, у них почти не было оружия, по крайней мере металлического; все оно ограничивалось небольшими луками со стрелами, остроконечными копьями из твердого дерева и щитами, деревянными, сделанными из прутьев или кожаными. Такими их изображают еще древнейшие авторы. Поэтому для готов III и IV веков они были armis despecti; точно так же характеризуют их оружие историки VI–VIII веков, часть которых встречалась со славянами лично: Прокопий, Маврикий, Лев VI, Иоанн Эфесский, Михаил Сириец, Павел Диакон, – а также древний источник, использованный Ибн Русте и Гардизи41, и, наконец, только это мог иметь в виду император Константин, когда, сравнивая на основании этих древних источников вооружение славянских воинов с вооружением своих римских тяжело вооруженных воинов, назвал их «εθνη άοπλα».

Но если это вооружение было недостаточным в III IV веках н. э., то уже в последующие столетия славяне сумели его развить и усовершенствовать по германскому, римско-византийскому и восточному образцам, что ясно видно из дальнейшего описания. Нельзя представить себе, чтобы у них оставалось прежнее несовершенное вооружение, если Иоанн Эфесский при описании нападений славян на Грецию говорит, что они научились вести войну лучше римлян, и если мы вспомним, какая военная техника уже тогда использовалась славянами, о чем я только что говорил.

Итак, очевидно, что если сначала славяне действительно были плохо вооружены и оружие их было несовершенным, то к концу языческого периода – к Χ-ΧΙ векам – это относиться уже не могло. К тому времени славяне уже многое заимствовали у германцев, римлян и народов Востока. Копье, лук и щит оставались еще, правда, характерным славянским оружием42, но наряду с ними появились меч, кинжал, сабля и защитное вооружение (панцирь и шлем), что будет детально освещено в дальнейшем изложении. Поворот произошел в X и XI веках (на Балканском полуострове еще раньше), и сообщения того периода рисуют уже иную картину, чем вышеприведенные древние сообщения43.

И если все же в славянских погребениях X и XI веков редко встречаются предметы вооружения, то это объясняется другим обстоятельством. В те времена повсюду, а главным образом там, где христианство было введено римской церковью, в могилы перестали класть погребальный инвентарь, а следовательно, и оружие. Карл Великий в 785 году запретил языческие погребения во Франкской империи, впоследствии его примеру последовал весь славянский запад, а также и на востоке вскоре отказались от древнего обычая могильных приношений. Погребения христианских воинов в полном вооружении встречаются только как исключение, например погребения из Таганчи у Канева или у Колина в Чехии44. Хотя мы встречаем иногда целые большие германские кладбища Меровингской эпохи лишенными оружия, никто не сомневается в том, что германские воины V–VII веков были хорошо вооружены.


Вооружение русского воина из погребения X века, открытого в Таганче близ Канева (по Хойновскому)


Перейдем к описанию отдельных видов вооружения45.

Меч, сабля. С длинным обоюдоострым мечом (spatha) германцы и римляне познакомились у галлов и переняли его у них. В Меровингскую эпоху «спата» у германцев развилась в характерную тяжелую форму с коротким перекрестием и конусообразным навершием, и эту форму славяне заимствовали в свою очередь у германцев в Каролингскую эпоху. Однако заимствование германского названия, происходящего от готск. meki, и переход его в общеслав. мечь относятся к более поздней эпохе46.

Меч, который мы встречаем в славянских погребениях VIII–XI веков, является аналогичным германским мечам времен Карла Великого (рис. на с. 529) и представляет собой чаще всего предмет импорта из франкских или скандинавских мастерских и снабжен характерными германскими украшениями, хотя мы встречаемся и со славянскими имитациями47. Другие виды мечей византийских или восточных форм, среди которых особенно интересен ровный однолезвийный меч, палаш, или kord, редко встречаются в славянских землях того времени48.

Тюрко-татарская изогнутая и односторонняя сабля, старосл. сабля®, также встречается уже в эту эпоху у славян, но сравнительно очень редко. Киевская летопись еще в конце X века отличает русское вооружение, для которого характерными были броня и меч, от тюркотатарского с луком и саблей50, и вплоть до XI века летопись нигде не упоминает о саблях в руках русских воинов. Начиная с XI века сабля проникает, однако, к славянским русам (см. могилу у Таганчи, рис. на с. 527) и дальше. К славянам в Венгрию сабля попала еще раньше. Здесь можно также хорошо различить древнюю форму аварской сабли, снабженной зубом на перекрестии, от позднейшей мадьярской с надломленным перекрестием и без зуба51.


Реконструкция вооружения воина из Таганчи


Следует также подчеркнуть, что при недостатке мечей, которые являлись еще редкостью, славяне сражались также большими ножами, что засвидетельствовано для западных славян житием епископа Альтмана конца XI века или легендой Христиана, а для восточных славян – «Словом о полку Игореве» конца XII века52. Однако в находках большие ножи встречаются очень редко.

Секира. Хотя секира (старославянск. секира или тесла) очень древний вид орудия и оружия, у славян она засвидетельствована относительно поздно. Первые сообщения о том, что славяне воевали секирами, относится лишь к VIII веку53. Несмотря на это, я не сомневаюсь, что секира была древним славянским орудием. Впоследствии она становится очень распространенным видом вооружения и начиная с VIII века часто встречается в археологических находках. Имеются древние формы секир, известные нам уже из римских находок, с лезвиями различной формы, иногда узкими, иногда широкими. Меровингская франциска уже не встречается.


Мечи из славянских находок

1 – Гогенберг; 2 – Коляны около Врлики; 3 – Ярогневице; 4 – Киев; 5 – Гнёздово; 6 – Одер, близ Гольцова.


Но зато с востока к славянам проникла легкая секира с удлиненной обушной частью и с отверстием для рукоятки, находящейся в средней части оружия (рис. на с. 531, 18). Она встречается иногда в русских находках и нередко в Венгрии. Наилучшим образцом служит инкрустированная золотом и серебром легкая секира из Билярска близ Чистополя (рис. на с. 532), относящаяся приблизительно к началу XII века54. В этой восточной форме секиры попали к славянам, а новые восточные термины чаканъ (из турецкого языка) и топоръ пришли из иранского или персидского языков. От немцев еще раньше было заимствовано название barta, старослав. борды, древнеболгарск. брады55.

Наряду с остролезвийными секирами в славянских землях встречаются порой палицы с тупым молотком без лезвия или с набалдашником, снабженным пазами или шипами.


Однолезвийный палаш и сабля из славянских и кочевнических находок

1 – Юрково (Кошчаны); 2 – Кешкемет; 3 – Земянская Ольча;

4 – Чеховице; 5 – Таганча; 6 – Верхи. Салтово; 7 – Кубань (Кавказ).


Их форма и назначение были различными, а поэтому для них имеется целый ряд названий как славянских (палицег, млатъ, жезлъ, булава, пернатъ, обухъ), так и иностранных, восточных: buzdyganb, śestopiorb (шестоперъ) из персидск. śeśper. Однако трудно установить, какой форме принадлежало какое название. Также нельзя точно установить, к какому времени они относились. Само собой разумеется, что простой народ наряду с этими часто роскошными палицами применял и простые крепкие дубины (сл. kyjb), какие, впрочем, мы видели и у воинов, изображенных на ковре из Байе.


Боевые славянские секиры

1-3 – В. Горица; 4, 6 – Лухачовице; 5 – Жданице; 7 – Турово; 8, 12 – долина Днепра; 9 – Саки (Поречье); 10 – Сязнига на р. Паше, Приладожье; 11 – Липлаво (Золотонош); 13 – Спасский городец (Калужская губ.); 14 – Гнёздово; 15 – Княжа гора (Канев); 16 – из окрестностей Вильна; 17 – Борки на Оке; 18 – Топор – молот кочевников, Вахрушева, Тихвинского уезда.


Копье, лук. Два следующих вида оружия – копье и лук со стрелами – являются, как мы уже знаем (см. с. 525), древним и типичным славянским вооружением.

Наряду с простыми деревянными кольями, заостренными на концах (русск. оскпъ), у славян было два вида оружия, снабженного железными наконечниками: у одного наконечник был на одном конце (старослав. копье), у другого – на обоих концах (старослав. судлица). Форма наконечника так же разнообразна, как и у оружия того времени на западе Европы и в Германии. Наконечник имеет втулку для насадки на древко (см. рис. на с. 534). Иногда встречаются также копья с крыльями, причем на втулке копья имеются боковые отростки, подобно образцам, известным на западе, а также часто встречающимся на миниатюрах того времени.

Большую роль играл у славян лук (старослав. lękb) со стрелами (старослав. стрела, шит56) – на востоке издавна, на западе же особенно с того времени, когда западные славяне встретились с аварскими и мадьярскими лучниками и были вынуждены приспособить к ним свою тактику, усилив роль лука.


Железный топор русской работы, инкрустированный золотом и серебром, из Билярска (по В. Сизову)


В славянских погребениях целый лук не встречался57, но, несомненно, он был подобен южногерманскому луку из погребения у Оберфлахта или скандинавскому луку из болота близ Нидама; несомненно также, что луки изготовлялись из ровной и относительно длинной ясеневой ветви58.

Впрочем, к восточным славянам проник также и среднеазиатский лук, составленный из двух изогнутых частей наподобие широкого М, известный нам из скифских и сарматских погребений, а также по парфянским и персидским изображениям сасанидской эпохи59. Но эта форма не была первоначальной славянской формой.


Электроновый сосуд из Куль-Обского кургана


Форма наконечников стрел очень разнообразна: наряду с формами, обычными для всей Европы (см. рис. на с. 534, в центре, 14–16), мы встречались также с восточными формами – с тупым или зубчатым концом. При стрельбе из лука славяне, так же как и ближайшие их соседи, употребляли стрелы, пропитанные ядом, который они называли патеръ. Вероятнее всего, яд этот изготовлялся из аконита (Aconitum napellus) и, согласно Маврикию и Льву, действие его было настолько быстрым, что если раненый немедленно не применял противоядия (theriaka) или не иссекал места поражения, то наступала смерть60.


Железный пернач из Сахновки и бронзовые кистени из Киева и Канева



Наконечники копий из славянских погребений

1, 9 – Николаевка; 2 – Брановице; 3, 8 – Гнёздово; 4 – Гульбище; 5– Спасский городец; 6 – Ростково; 7 – Лубовка; 10 – Тунау; И – Бездеков.


Формы славянских стрел

I-7 – из погребений Остерского уезда; 8-10 – из Княжей горы; II-13 – из Гульбища и Черной могилы; 14–15 – из В. Горица; 16–22 – из Гнёздова.


Восточные стрелы

1 – Минусинск; 2 – Мощинское городище (Калужская губ.); 3 – Вишеньки (Черниговская губ.); 4 – Пилин; 5 – Белореченская; 6 – Закавказье.


Стрелы носили в специальном футляре (старосл. тулъ), который был подвешен на ремне у левого бока. Восточные славяне, кроме того, переняли у азиатских кочевников еще особый футляр для лука, который носили у правого бока и называли налучьем61.

Праща. Метание камней с помощью ручных пращей является древним способом боя, который и славяне, несомненно, применяли издавна. Первые документы об этом относятся к битве у Солуни в VII веке62, и способ метания не отличался тогда от способа, представленного на одной из сцен ковра из Байе63. Общеславянским названием необходимого для метания приспособления было пракъ (порок) из первоначального порк64. Однако первоначально, в XII веке, это слово появляется как обозначение приспособления, при помощи которого метались большие камни при штурмах укрепленных городов.

Панцирь. С несовершенством вооружения, которым воевали славяне еще в VI и VII веках, было связано и то, что у них в эту эпоху не было как металлических панцирей, так и металлических шлемов, помимо упомянутых выше исключений. Однако в конце языческого периода, в X и XI веках, панцири были уже широко известны и назывались бръня, броня. Это слово германского происхождения, производное от древневерхненемецкого brunja, нем. Вгйппе65, что свидетельствует о заимствовании славянами этого вида вооружения у германцев, и именно в Каролингскую эпоху, тем более, что имеются прямые свидетельства эпохи Карла Великого, прямые запрещения Карла от 805 года, чтобы немцы не продавали славянам панцири: ut arma et brunias поп ducant ad venundandum (см. выше, с. 493).

Тут речь идет о панцирях, сплетенных из небольших железных кружков, наподобие длинной рубахи с рукавами и воротником, какие найдены в Германии (целый, например, в Гаммертингене), а также в славянских погребениях ряда районов России66 и представление о которых наилучшим образом дает нам панцирь св. Вацлава, хранимый в Праге в сокровищнице собора св. Витта67. Вацлав был убит братом Болеславом в 929 году.

Однако на основании всего этого еще нельзя утверждать, что этот вид брони германского происхождения. Подобного рода кольчатые лорики имели и римляне (lorica hamata) и галлы в эпоху Римской республики68; с начала христианской эры кольчуги известны и на Востоке, и эти восточные панцири, согласно исследованию В. Розе69, более сходны с германскими и славянскими, нежели с римской лорикой. Хотя доводы Розе требуют более точного обоснования, чем это сделано автором, и оставляют еще некоторые сомнения, но в целом Розе, по всей вероятности, прав, утверждая, что на создание германских и славянских панцирей наряду с римскими образцами оказал влияние в первую очередь Восток.


Кольнут св. Вацлава (фото)


Наряду с кольчатыми панцирями к славянам попадали начиная с XII века панцири и другого вида – пластинчатые. В русской археологии наряду с состоящей из колец кольчугой (кольчуга от кольцо) различаются несколько видов других панцирей (бахтерец, юшман, зерцало, байдана, куяк). Но к рассмотрению данного вопроса это не относится.

Шлем. Одновременно с панцирем у славян появился и металлический головной убор, для обозначения которого уже с X века славяне употребляли чужеземное название шлем, из древнегерманск. helm, готск. hilms70. Это конический шлем с наносником, возникший у германцев, вероятнее всего у готов, как подражание остроконечной восточной форме, которую мы можем проследить на Востоке начиная с древнейших времен и вплоть до сарматского и сасанидского вооружения. Образцы славянских шлемов подобного рода известны по ряду археологических находок, сделанных в Чехии, Польше и России71; наилучшим из них является шлем из того же клада св. Вацлава в Праге.


Вооружение кочевника из кургана около Берестняги между Росавой и Днепром (по Бобринскому)






Славянские и восточные шлемы

1 – Градско; 2 – Моравия; 3 – Оломоуц; 4 – Черная могила;

5 – долина Днепра; 6 – Гнёздово; 7 – Таганча; 8 – Кубанская область; 9 – Берестняги (Ковалы); 10 – Гиш в Познани; И – коллекция Ягеллонского университета; 12 – станица Тифлисская на Кубани.



Шлем св. Вацлава. Вид спереди и сбоку


Судя по орнаменту наносннка, этот шлем относится приблизительно к IX–X векам и вышел из скандинавской мастерской72. Однако наряду с этими шлемами на Руси уже в XI веке появились шлемы непосредственно восточной формы – продолговатые, заканчивающиеся вверху острым шпилем, украшенным иногда пером или флажком (еловец); с XII века эта форма стала на Руси господствующей. (См. шлем из могилы русского воина в Таганче, рис. на с. 527.) Находки железных масок, которыми снабжались иногда шлемы кочевников (рис. на с. 537), в славянских погребениях не обнаружены.

Щит. Сначала щит изготовлялся только из крепкой кожи, из прутьев или из досок – к этому виду, вероятно, и применялось вначале славянское название щитъ. Под влиянием римских умбонов, большое количество которых встречено по всей Германии в могилах с трупосожжениями II–IV веков, германцы, а после них и славяне стали оковывать край щита металлом, а посередине его помещать умбон. У славян такие щиты появились, вероятнее всего, также в Каролингскую эпоху.


Шлем князя Ярослава Всеволодовича



Железные умбоны из славянских погребений (Гнёздово; петербургские и приладожские курганы)


Щиты имели у славян широкое распространение. Они упоминаются уже в древнейшие времена73, а в X веке известно, например, что у польского князя было наряду с тяжело вооруженной дружиной 13000 щитоносцев (clipeati)74. Изготовление щитов было местным, и уже в XI веке известны деревни, названия которых, например Щитари, говорят, что здесь делались щиты75. Щиты XI и XII веков, изображенные на иконах, имеют, как правило, миндалевидную форму76 и разукрашены разноцветными полосами, что было обычаем германцев. Король Индржих II угрожал в 1040 году чешским славянам: «Я покажу вам, сколько у меня разукрашенных щитов»77.

Находки умбонов редки78, и, очевидно, так же редки были и щиты, снабженные ими.

Конское убранство

К снаряжению конницы относится также конское убранство, и поэтому мы остановимся сейчас на нем. Поскольку в некоторых славянских областях коневодство получило значительное развитие, а славянская конница упоминается в описаниях войн с VI века (см. с. 518–519), то естественно, что у славян получило развитие конское снаряжение и что они сумели быстро воспринять в этой области все то полезное, что видели у соседних кочевнических племен, которые издавна как бы срослись с конем.

Седло. Что касается древних седел, то о них ничего не известно, в могилах также ничего не было найдено (за исключением незначительных остатков)79. Но уже в первых памятниках древнеславянского языка начиная с X века имеется собственный термин для обозначения этой части снаряжения: седло от слова седети80, а с IX века говорится о седле славянских воинов81, с XII века в русских летописях и былинах встречаются упоминания о золотых седлах, то есть седлах, обитых золотыми пластинками и вышитых золотом, что свидетельствует о стремлении подражать византийским и восточным образцам82.

Стремя, подвешенное к седлу, является также достижением более позднего времени; до IX века оно не встречается среди находок, нет упоминаний о нем и в письменных сообщениях. Однако в соседней Германии стремя было известно уже в Меровингскую эпоху и еще шире в Каролингскую, когда его дуга приобретает характерную коническую форму, а подножка располагается под острым углом к дуге (на рис. D, Н).



Восточные и славянские стремена

А – Сент Ендре; В – Касса; С – Жирак; D – М. Добра; Е – Чорна; F – Перещепино; J – Драчи; Н – Уппланд (стремя викинга).


Гораздо более распространенными были стремена иной формы, заимствованной у кочевых народов (от аваров до половцев), соседних славянам на юге и на востоке. Их стремена имеют круглую или грушевидную форму и снабжены вверху либо специальной петлей, либо отверстием в верхней части дуги (на рис. А, С, E,J).

Легко предположить, что форма стремени у славян сложилась под влиянием обоих соседей. И в самом деле, начиная с X века в западных славянских областях мы видим стремена каролингского типа, а в восточных областях и в Венгрии – стремена кочевнического типа, так что они потеряли здесь значение специфического признака народности83. Стремена также богато украшались, а в «Слове о полку Игореве» упоминаются даже золотые стремена84. Древним общеславянским названием было стрьменъ85.

Шпоры. Гораздо более распространены среди славянских находок шпоры. Пути развития их различны начиная с конца латенской эпохи, когда они впервые встречаются в Центральной Европе86. Славянские шпоры берут свое начало от полудужных римских шпор, в славянских погребениях шпоры появляются начиная с VIII века, например в погребении у Гогенберга в Штирии; наиболее интересные экземпляры найдены в хорватских погребениях, открытых недалеко от Бискупина, Врлики и Скрадина в Далмации. Они имеют большую параболическую дугу с крупным шипом. По своей форме они полностью совпадают с одновременными им каролингскими шпорами, от которых, я полагаю, и произошли славянские, хотя для их обозначения у славян существовал опять-таки свой специальный термин – острога61. Славяне не могли заимствовать шпоры у соседних кочевников, потому что ни у мадьяр, ни у аваров шпор не было; в древних кочевнических погребениях нет также и русских шпор. Интересные экземпляры славянских шпор известны как из вышеуказанных далматских погребений, так и из погребений близ Колина в Чехии. Они украшены зернью и позолочены.






Основные типы древних шпор

1-9 – латенская и римская эпохи. 1 – Страдонницы; 2 – Чешский Брод; 3, 5 – Добржихов-Тшебицка; 4 – Злив; 6 – Райхерсдорф; 7 – Могуч; 8 – Саальбург; 9 – Керско; 10 – Гогенберг; И – Пересопница; 12 – Старый Рупии (Alt-Rupin); 13 – Мартыновка; 14 – Вариводы около Скрадина; 15 – Гнёздово. 6-14 уменьшены значительно больше, чем остальные.


Изображение восточного воина с остроконечным шлемом и панцирем. Серебряное блюдо из Березова (по Смирнову)


Носили ли славяне шпоры на одной или обеих ногах, определить пока еще нельзя. Если и были случаи находок обеих шпор, то условия этих находок не ясны. В хорватских погребениях, правда, обычно шпор бывало две.

Узда и удила. И первые, и вторые представляют собой очень древнее приспособление для управления лошадью, известное в Центральной Европе уже с неолитической эпохи88. О древнейшей узде праславян мы ничего не знаем. Первые достоверные доказательства мы встречаем опять-таки только в погребениях конца языческого периода, а в первых письменных памятниках уже известен термин узда, наряду с которым Асбот предполагает специально для удил еще и термин zobalo89. В этот период мы различаем два вида удил, оба они существовали еще в эпоху римской цивилизации, а также встречаются в погребениях восточных кочевников: 1) простой вид, состоящий из двух сочлененных друг с другом частей, с кольцами на концах для продевания ремня; 2) вид, снабженный двумя неподвижными или подвижными псалиями, которые предотвращали выскальзывание удил изо рта лошади; 3) вид с неподвижным мундштуком очень редок.

В славянских погребениях встречается, как правило, первый вид; соседние погребения венгерских всадников также обычно сопровождаются этой формой, в то время как другая является более редкой, хотя у древних кочевнических народов, например скифов и сарматов, именно она была обычной и очень нарядной90.



Удила из славянских и венгерских погребений

В левом ряду сверху вниз: Гнёздово, Пилин, М. Флисс; в правом ряду: Мощино, Каррас, Цико.


К славянам проникла и эта форма, но в находках она встречается реже. Следовали ли славяне в формах своей узды римско-германским или восточным образцам, я сказать пока не могу. Соответствующие термины, однако, славянского происхождения; кроме того, в X веке славяне изготовляли узду сами, о чем свидетельствует Ибрагим91. Простой крестьянин управлял, конечно, лошадью и просто с помощью вожжей, вложенных в рот лошади92.

Подкова. Что касается подковы, то тут я скажу кратко, что к славянам проникли ее римские образцы через посредничество германцев, у которых существование подковы твердо доказано ныне, например, раскопками в Заальбурге на германском лимесе93. В славянских погребениях подковы встречаются очень редко, а в культурных слоях древних славянских городищ X и XI веков чаще. Подкова94 – древнее славянское название.

Оборонительные сооружения

Среди укреплений наиболее известными у славян являются древние постоянные укрепления, так называемые городища. Употреблялись и другие виды фортификации, например временно вырытые рвы, чтобы остановить войско противника95, или засеки на путях, ведущих через пограничные леса, где население, живущее в окрестности, было обязано первым задерживать неприятеля. Упоминаются также валы, засеки и частоколы на границах государства96 или системы длинных валов, которые защищали южные русские земли от набегов печенегов и половцев97. Но ни одно из этих упоминаний не указывает значения городищ, которых очень много и из которых несколько исследовано настолько полно, что мы можем создать довольно ясное представление об их назначении, конструкции и времени сооружения, а также о жизни населения этих городищ.


Вид городища Лштени (фото М. Хайкова, Археологический институт Чехословацкой Академии наук)


Укрепленные места, называемые в славянской археологии и истории городищами, древнеславянск. градиште от градъ, праславянск. гордъ9&, рассеяны по всем славянским землям в таком множестве, что они исчисляются тысячами; они являются, таким образом, одним из важнейших памятников славянских древностей. Число их точно не установлено даже в небольших, в целом хорошо исследованных областях, и поучительно, что в одной только Чехии в 1895 году их было насчитано 463, в Познаньском крае в последнее время – 225. Они, конечно, возникли в разное время. Некоторые городища по своему происхождению относятся даже к неолитической эпохе, другие – к исторической эпохе, и хотя время их возникновения установлено лишь для части, все же несомненно, что большая их часть относится к началу славянской истории, главным образом к VII и XI векам. Что же касается меня, то я не сомневаюсь в том, что поводом к их сооружению послужили:

1) окончательный переход славян от полукочевого образа жизни к прочной оседлости, что относится к тому же периоду“;

2) вражеские нашествия, которым подвергались славяне после их прихода на свои исторические места поселения, прежде всего нашествия аваров в VII и VIII веках и германцев в последующие столетия.


Городище Будеч (по Й.Л. Пичу)



Городище около Грызел в Чехии (по Й.Л. Пичу)


О назначении этих сооружений некогда много спорили, что было вызвано теорией поляка З.Д. Ходаковского, который считал, что они все являются культовыми центрами100, расположенными на определенном расстоянии друг от друга во всех славянских землях. В России также было много споров о первоначальном значении городищ и их отношении к началам административного и политического деления русского государства; споры эти были вызваны сочинением Дм. Самоквасова101, который рассматривал их как первые русские города. В настоящее время известно, что этот вопрос нельзя решать односторонне. Каждое городище имело свою цель и значение. В основе были повсюду интересы обороны, но в одном случае укреплялось большое постоянное поселение, в котором был княжеский дворец, храмы и торги102, в другом– это был поселок второстепенного значения. В одном месте городище являлось местом жительства охраны у пограничных путей, в другом – временным убежищем в лесах, где во время опасности собиралось население всей окрестности103. Все такие городища служили прежде всего для военных целей, но могли быть одновременно также местом сходок и больших культовых празднеств; более того, не исключено, что и сами святилища были окружены оборонительными сооружениями (например, Ретра в земле ратаров).


Устройство вала в Белгородке


Специальное назначение городища выясняется только после надлежащего археологического исследования, а время его существования определяется анализом инвентаря культурных слоев валов и внутренней площади городища, в особенности если там имеются остатки жилищ. Такие работы были выполнены, однако, лишь на немногих пунктах104, так как исследование городищ является очень трудоемким и дорогостоящим делом; тем не менее имеется достаточное количество исследований, дающих определенное представление об общем плане, конструкции и прочих деталях городища.

План городища определялся, как правило, местностью. Городище основывалось в разных местах в зависимости от местности: в лесах, на возвышенностях и на мысах, которые в зависимости от своей формы либо со всех сторон окружались простым или двойным валом, либо только там, где доступ был легким, тогда как на крутых склонах валы не были нужны. В результате создания двух или трех линий валов впоследствии возникали под самым высоким собственно градом подграды и предграды105. Там, где возвышенности не было, городища строили в низменностях, где была наилучшая возможность создавать правильные планы (круговые, эллипсоидные, квадратные и т. д.). В этом случае излюбленными были места у воды, где городище могло быть заложено так, чтобы воды реки или озера омывали его кругом, и где связь с материком осуществлялась посредством узкой насыпи или моста. Ибрагим ибн Якуб в X веке описывает их как тип славянских городищ, характерный для Северной Германии106, но подобные же городища известны и в других местах, например в Чехии и Моравии.

Конструкция валов вокруг небольших городков или у простых лесных убежищ была несложной. Вал (славянск. насъпъ, или насъпа, присъпа107) насыпался из глины и камней, выбранных из земли перед ним так, что одновременно перед валом образовывался ров; в гребень вала густо вбивали остроконечные колья, которые образовывали оборонительный тын (острогъ).


Вид сохранившейся юродской стены Якутска в Сибири


Более важные города, в частности столичные, княжеские города, имели, однако, более совершенную конструкцию укреплений. О них в последние годы мы много узнали благодаря раскопанному К. Шухардтом городищу, называемому «Romerschanze», около Потсдама и раскопкам В.В. Хвойко в Белгородке близ Киева108. Часто встречается каменный фундамент валов, но, конечно, камни положены друг на друга без известки. Подлинная каменная стена из обтесанных камней или из камней, скрепленных известкой, славянам первоначально не была известна; они познакомились с ней только по римским образцам и называли ее просто opus romamis. На юге это произошло, естественно, раньше. Уже в 820 году хорватский князь Людевит выписывал из Аквилеи каменщиков для строительства своего города109, в Чехии же первую каменную стену ореге го mane вокруг княжеского града в Болеславе отметил хронист Козьма Пражский приблизительно в 932 году110, а большие северные города XI и XII веков, такие, как Аркона, Ретра, Щетин, имели, согласно сообщениям того времени, деревянные стены и башни, хотя уже там были также каменные постройки, по всей видимости, опять-таки без известки – paganico more muratae, как говорит Эббон111. На Руси первая каменная стена засвидетельствована в 1044 году вокруг детинца Великого Новгорода.112

Наряду с каменным фундаментом важную роль играла деревянная внутренняя конструкция валов. Вал в Потсдаме, исследованный Шухардтом, показал, что первоначально была сооружена стена из бревен в виде сруба, которая была заполнена глиной, и ее передняя сторона выступала до высоты 6 метров; с западной стороны была площадка для обороняющихся. После сожжения все это было завалено, естественно, глиной. Как показали раскопки Хвойко, вал в Белгородке имел подобную же конструкцию (рис. на с. 549), но еще несколько более сложную и мощную, выполненную частично из кирпичей. Первоначально полная высота вала вместе с палисадами достигала там более 12 метров113.

Валы усиливались еще деревянными башнями, которые возвышались главным образом над воротами и о которых имеется ряд письменных данных114. Когда город захватывался неприятелем, то вся эта деревянная конструкция палисадов и башен, естественно, подвергалась сожжению, и валы часто хранят и поныне следы большого связанного с этим пожара. Никаких специально обожженных валов, каковыми являются западноевропейские «camps vitrifies», «verglaste Burgen», у славян нет. У них всегда речь идет лишь о следах пожарищ.

Какой была конструкция деревянных укреплений такого города, можно судить по примерам русских городов еще XVII века115, а также сибирский город Якутск до настоящего времени сохранил образец этих древних укреплений (рис. на с. 551). Ворота, через которые входили в городище, имели иногда перед собой также специальные оборонительные бастионы и были различны по размеру и конструкции; небольшие простые воротца и большая бревенчатая башня были сконструированы так, чтобы противник, подошедший к ним, мог быть атакован с трех сторон. Такие ворота шириной в 3,5 метра были открыты Шухардтом близ Потсдама; на городище близ Фельдберга, которое предположительно связывается с древней Ретрой, главные ворота образовали даже нечто вроде больших пропилей с лестницей, подобных пропилеям Афинского акрополя116. Тяжелые створы ворот запирались засовом117. Число ворот было различным, обычно 1–3, но о Ретре Адам сообщает (II.18), что она имела даже девять ворот, что следует понимать как общее число всех ворот крепости и предградья.

На самой высокой площадке городища ставился крепкий деревянный сруб или, если оно было княжеской резиденцией, княжеский дворец. Но о конструкции и плане этих срубов и дворцов нам известно очень мало. То, что вообще можно сообщить о них на основании археологических раскопок, я сказал уже выше, в главе V на с. 364–366. Обычно внутри валов находят лишь остатки простых хижин или остатки строений неизвестного назначения.

Глава XII Искусство, письмо и другие знания