— На месте этого зайца мог быть я, — сказал Нестеренко.
— Лучше я, — сказал Егор. — Кстати, помнишь, у Конан-Дойла было про баранину с чесночным соусом?
— Жрать идите, дураки, — скомандовал Сергеич.
Он заметил Колину ферму для майнинга и за ужином еще полчаса обсуждал с ним преимущества разных видеокарт, заключив это словами «все равно нахуй сгорит». После Сергеич мыл тарелки, а заодно плиту, кухонные шкафы и пол, приговаривая, что невозможно жить в таком сральнике. Нестеренко все время наливал, предлагая поменяться женами. Егор нажрался быстрее, поскольку не имел такого алкоголического стажа и веса. Он уже нажаловался, что Сереженька сделал его своим рабом и тащит в постель, как баба в загс. Нестеренко горячо возражал, называя Егора дураком и аутистом. Любой вменяемый гей женился бы на дочке босса, чтобы потом руководить фирмой. Егор ворчал, что королевством пришлось бы править из-под стола, делая ртом принцессе.
— Ну посмотри, как стало уютно, — уговаривал Нестеренко. — Он как котик из калтактика, везде несет тепло и позитив. Он не думает о свободе, о сратом смысле жизни, он просто живет, понимаешь? Живет моментом. Он не фрустрирует, как ты, и не депрессует, как я. Просто если ему плохо, он доставляет себе удовольствие. Мальчик не жадный, он всем делится с тобой. А ты трясешься, как жид на говне.
Сергеич слушал его краем уха и посмеивался, затем предложил сменять Карлушу на хохла, а то заебала эта кислая жидовская морда. Тем более, Карлуша и кацап уже сосались, так что совет им да любовь и страусиные перья в зады.
— Малыш, дай мне отдохнуть, — попросил Егор.
— Конечно, конечно, — Сергеич плюхнулся рядом и обнял его, бок Сергеича адским пламенем жег Егора.
— Сережа, ну что ты в нем нашел, ни рожи ни кожи, — обиженно сказал Нестеренко. — Иди ко мне на ручки, у меня больше.
Через минуту Сереженька уже совал язык в рот Нестеренко. Зазвонил таймер, Сереженька вскочил доставать кролика из духовки. Он водрузил гусятницу на пробковую подставку, снова расставил тарелки и разложил приборы.
— Красное сухое есть? — деловито крикнул он Коле.
— Когда же это кончится? — спросил Коля.
— В смысле? — Сергеич взял его лицо в свои ладони. — Что не так?
— Вот это всё. Я больше не могу. Я не могу спать, не могу смотреть, как Димочка пьет, не могу оставаться один. Я даже мангу читать больше не могу.
Нестеренко, услышав про мангу, расхохотался:
— Украинский пафос — самый пафосный в мире. Щас он тебе расскажет, как больше не может стрелять в компьютерных играх. Кстати, на прошлой неделе он застрелил кота.
Сергеич явно хотел сказать какую-то гадость, но сдержался. Лицо Коли стало белым и полупрозрачным, будто из молочного стекла. Он смотрел сквозь Сергеича иконописным взором, как персонаж с иллюстраций Глазунова. Егор понял, что это настоящая шизофрения, причем у Коли она давно и не лечится — его ебырь игнорирует проблему. Похоже, кацап настолько зациклен на себе, что считает истерики хохленка следствием скуки и плохого воспитания.
— Малыш, хочешь, поедем ко мне? — спросил Сергеич. — Сходим в театр, пошопимся, я тебя покажу психологу.
— Да, увези его Христа ради, пусть развеется, — крикнул Нестеренко.
Коля помотал головой.
Сергеич усадил его рядом с Нестеренко и отвел Егора в сторону:
— Не обижайся, но хохол уже все. Поехал кукушкой. Они оба того, надо отсюда выбираться. И не ври, что мы друг другу не подходим. Просто посмотри на них. Щас еще пожрем и домой.
Коля с отвращением резал кролика, похожего на безголовый человеческий эмбрион. Сергеич ласково отобрал у него нож и помог разложить мясо по тарелкам.
— Ненавижу, — сказал Коля, уставившись в одну точку.
— Кого, малыш? — Сергеич заглянул в его глаза.
— Дима, я тебя убью. Прекрати меня унижать, заткни свой поганый рот, я не могу так больше.
— Щас он вам расскажет, какой я абьюзер, — кивнул Нестеренко. — Заставляю ни в чем не повинного дауна чувствовать себя дауном. А на самом деле он огого, Эйнштейн в стрингах!
Сергеич заметил на полке у камина свечи, поставил их на стол и выключил свет. Теперь в бокалах отражалось пламя камина и свечей. Адские огоньки плясали в широких зрачках хохла.
— Можем рассказывать страшные истории и в конце каждой задувать по одной свече. Как японцы, — предложил Сергеич.
— Весной моего брата угнали на Донбасс. И всем было насрать, что у него справка от психиатра, сказали, годен. С тех пор он мне ни разу не писал, — Коля задул самую ближнюю свечу.
— Я не это имел в виду, а всяких демонов и привидений, — замялся Сергеич. — Слушай, я правда не знал, что у тебя такое с братом, дружище, мне очень жаль.
— Давай я, — вызвался Егор. — После встречи на Репе моя маман начала слышать стуки в ванной. Ее очень возмутило, что я перестал ночевать дома, и она выдумывала, что в квартире кто-то есть. Когда она спит, он наваливается на нее и душит.
— Это клиника, — прервал его Нестеренко.
— Не перебивай. Она меня раньше будила в шесть утра, чтобы я успел на работу. И вот я, короче, просыпаюсь, а на меня кто-то навалился и душит подушкой. И это был нихуя не домовой, а она. Я чуть не сдох. — Егор задул свечу.
— Однажды я смотрел «Боку-но пико» и услышал фразу «Я тебя съем», — начал Сергеич. Он долго и во всех подробностях живописал, как его преследовал голодный дух.
Настала очередь Нестеренко.
— Ничего в башку не приходит, — извинился он. — Слушайте, вы задрали своими выдуманными проблемами. Вон, щас на Донбассе у людей нет крыши над головой, а вы сидите в тепле, жрете как не в себя, в игры, блядь, играете, обсуждаете, ссука, ОТНОШЕНИЯ… Пойдем ебаться.
— Я спать хочу, — Сергеич поцеловал Егора в плечо. — Мы уже поедем, наверное.
— Да без проблем, — сказал Нестеренко. — Кстати, возможно, я что-то выкрутил, пока вы терли друг другу спинки.
— Не было ничего, — сказал Коля. — Это твои больные свингерские фантазии.
— Да похуй, было или нет. Короче, в лесу скучают только дураки. Для человека с баблом и хорошим воображением лес — неиссякаемый источник этого вашего… хайпа. Ждите здесь.
Нестеренко вернулся с чердака, таща камуфляж, местами заляпанный краской:
— Одевайтесь!
Он снова исчез наверху и принес три маркера.
— А сам не будешь? — спросил Егор.
— Сам буду, — он тоже начал одеваться. — А у хохла будут боевые. Точнее, один боевой. Если он так меня ненавидит, пора покончить с этим раз и навсегда.
— Не возражаю, — Коля бережно взял винтовку и глянул на ебыря через оптический прицел.
— Целься получше, — бросил Нестеренко и направился к выходу.
— Стоять! — приказал Сергеич. — В игре должны быть правила. Допустим, если ты в него выстрелишь первым, он уже не может в тебя стрелять.
— Принято, — кивнул Нестеренко.
— Два боевых, — сказал Егор. — Тебе и мне. Я хохлу смерти желал, пусть в меня тоже стреляет.
— Ты никуда не пойдешь! — Сергеич попытался отобрать у Егора маркер. — Пусть они сами друг друга мочат, мы-то тут при чем?
— Отвали, заебал, — Егор толкнул Сергеича.
— Хорошо, если я попаду в вас обоих, он в вас стрелять не сможет. Идет? — Сергеич даже немного волновался.
— Окей, других правил не будет, — Нестеренко схватил Егора за руку и вытащил на мороз.
— Нахуя этот цирк? — кричал Егор, протирая на ходу защитные очки. — Куда мы вообще?
— Съебемся в кабак! Тут лесом два километра! — орал Нестеренко. — Да не ссы, он меня любит, он не будет стрелять. Поревет, пососет и заснет. Еще прощенья попросит.
Когда они добежали до джипа, сзади два раза пальнули. Егора ощутимо стукнуло между лопаток, Нестеренко оттирался снегом.
— Ну вы предсказуемые ебланы! — радовался Сергеич, слепя фонариком глаза Егору.
Между деревьев вспыхнуло, раздался треск, Нестеренко осел в сугроб.
— Что за… — простонал Сергеич. — Валим! Тащи у него ключи!
Следующим выстрелом пробило покрышку джипа.
— Щас он нам устроит АТО, — прошептал Егор. — Ложись…
— Не поможет, — шепнул Сергеич. — У него еще два патрона. Я хуево бегаю. Может, зигзагами?
— Что, зассали? — крикнул Коля. — У этого козла броник есть. — Он уверенно подошел и пнул неподвижного Нестеренко. — Следующий будет в голову! Хорош валяться!..
Нестеренко лежал.
— Эта сука скорее меня застрелит, чем позволит причинить себе какой-то вред, — Коля снова пнул его под ребра. — Вставай, мудак!
Сергеич кинулся на Колю, рванул ствол вверх и несколько раз истерично нажал спусковой крючок. Оба упали. Под телом Нестеренко расплывалось темное пятно. Егор светил на него айфоном, пока Сергеич боролся с Колей.
— Вот и нет абьюзера, — сказал Егор.
Хохол был страшен. Казалось, он стал Снежной женщиной, которая своим дыханием отбирает жизнь у заблудившихся путников.
— Ненавижу вас всех, — сказал он тихим голосом, без всяких эмоций. Сел рядом с телом, упер приклад в землю и взял ствол в рот.
— А перезарядить? — напомнил Нестеренко.
— Дебил! — Коля разрыдался. — Он всегда меня троллит. У него все шутки такие дебильные!
— Я одевался при тебе, — еще тише сказал Нестеренко. — Коля, где ты видел броник? Может, ты, наконец, послушаешь меня, и мы поедем к врачу?
— Вызывай скорую, — дергался Сергеич. — И съебываем отсюда! Посадят, как соучастников!
— Коля, тебе надо показаться психиатру, — уточнил Нестеренко.
— Димочка, я поеду в психушку! Только не оставляй меня одного! Никогда! — Коля вцепился в его куртку.
— С тобой только в психушку и попадешь, — пошутил Нестеренко, теряя сознание.
Скорую они вызывать не стали, сначала довезли Нестеренко до дома. Оказалось, он ранен навылет в левую руку. Коля имел богатый опыт первой помощи себе, обошлись без врачей. Нестеренко глодал кроличью лапку, перевязанный и обколотый антибиотиками. Коля стоял перед ним на коленях и просил прощения каждые пять минут.
— Вас можно оставить одних? — спросил Сергеич. — А то нам утром на работу.