– Павел, подъедь ко мне. Есть подозреваемый.
– А что такое? – Ханой спросил чисто для порядка, наперед зная, что для объяснений у ментов припасен целый воз и маленькая тележка.
– Неподалеку квартиру обокрали, – зевнул сержант, – по описанию вы подходите. Я вас задерживаю. До выяснения…
Петрович тем временем спустился в переход. Народ в нем, несмотря на поздний час, сновал вовсю. Эфэсбист осмотрелся.
«Ни одного музыканта. Но нет, Ханой не врет, смысла ему нет меня дурачить».
Петрович наугад выбрал одного из завсегдатаев перехода – художника. Бородач сидел на раскладном стульчике перед этюдником, над ним, приклеенные липкой лентой к стене, висели образчики его работ.
– Нравится? – отозвался художник, заметив, что прохожего в добротном костюме, а значит, и с деньгами, заинтересовали рисунки.
– Неплохо.
– Если хотите, могу и вам портрет сделать, даже рамки есть, дубовый багет, стекло. Я же не какой-нибудь мазила – Строгановку окончил. На Западе такие работы…
– В другой раз, – улыбнулся Петрович, – я паренька слепого ищу, он здесь на клавишах играет.
По взгляду художника эфэсбист мгновенно определил, что попал «в десятку» – есть здесь такой, но бородач колоться не спешил. Мало ли кто, да и зачем, ищет Бунина?
– Дочка замуж выходит, – улыбка Петровича сделалась счастливой и задумчивой, хоть глаза оставались холодными, – хочет «живую» музыку. Только где же в квартире ансамбль поставишь? Подсказала, мол, играет тут слепой парнишка, его и пригласи вместе с инструментом.
Настороженность с художника как ветром сдуло. Сработала солидарность – соседу предлагали работу.
– Он рядом со мной стоит. Отличный музыкант. У вашей дочери вкус есть. Но Николай обычно с утра приходит, часов до четырех играет, в такое время его уже не застать.
– С утра я на работе, но, может, вырвусь.
– Не знаю, стоит ли? Я его последние дни не видел. Заболел, может, или уехал.
– Жаль, заработал бы парень.
– У меня его телефон есть, – художник порылся в карманах, извлек видавшую виды записную книжку.
Петрович «сфотографировал» номер одним взглядом, но не отказался и от кусочка плотного ватмана, на котором художник записал карандашом телефон и имя – Николай.
– Звоните, если он в городе, то дома сидит, куда слепому пойти? И про портрет не забудьте, за такие деньги вам нигде лучше не сделают.
Петрович вернулся к машине. По номеру получалось, что живет Николай где-то поблизости.
К трубке нового мобильника рука еще не успела привыкнуть, аппарат казался слишком мелким. В наушнике звучали длинные гудки. Когда стало ясно, что дома никого, Петрович набрал Василия:
– Пробей-ка по компьютеру номер…
Ждать пришлось недолго, Петрович даже трубку не отключал. Адрес он не записывал, на память никогда не жаловался.
– Значит, зовут его Николай Бунин. Ты по нашей базе данных и по ментовской найди все, что на него есть. Через пару часов заеду, возьму.
На всякий случай Петрович подъехал к дому Бунина. Окна квартиры отыскал быстро. Ни в одном из них света не было.
«Значит, и хозяина дома нет, – вздохнул он и тут же рассмеялся, – а зачем слепому свет? Так, еще один звоночек. Последняя попытка», – и он принялся вдавливать непривычно близко расположенные друг к другу клавиши нового телефона.
У киноконцертного зала «Варшава» стоял потрепанный «Москвич». Бунин ходил возле него, не понимая, куда подевался Карл.
«Договорились же на точное время, – нервничал Николай, поглядывая на публику, крутившуюся у стеклянной двери зала, – и капот еще теплый, совсем недавно приехал».
В голову, конечно же, приходили плохие мысли. События последних дней сами подталкивали к ним.
«А если… – начиналась каждая из них и заканчивалась неизменно повторяемым, как заклятие, – …с Карлом это не пройдет».
Изредка звонил краденый мобильник. Николай спокойно говорил: «Алло», а затем сообщал звонившему, что тот ошибся номером.
Когда терпению Бунина пришел конец и он уже изнемогал от неопределенности, появился Карл. Именно появился, а не пришел. Бунин просто увидел его рядом с машиной, когда на секунду отвернулся. Где он был до этого, с какой стороны приблизился, оставалось загадкой.
– Мандражируешь? – законный щелкнул ключом в замке дверцы. – Правильно делаешь, садись. Дочь мента цела осталась?
– С ней все в порядке. Ты следил, не привел ли я «хвост»?
– Не пришел ли «хвост» за тобой, – Карл скупо рассмеялся, – выкладывай.
Особо хвалиться было нечем, разве тем, что удалось выяснить, – люди Мальтинского сидят в офисе Малышева. Карл вертел в руке телефон, украденный Буниным у Петровича:
– Значит, он тебе за него три сотни предлагал?
– Думаю, заплатил бы и четыре.
– А ты не отдал?
– На хрен его послал.
– Ну и дурак, – Карл включил записную книжку телефона.
– Я оттуда все телефоны переписал, – похвастался Бунин, – подумал, если аккумулятор сядет, я в «память» уже не залезу.
– Уверен, что все?
– Все, что нашел. Все записаны под именами и погонялами.
– А тебе не пришло в голову, что по этой хреновене тебя вмиг вычислят?
Бунин почувствовал, как спина у него за одну секунду покрылась холодным потом.
– Если тебя еще не пасут, то только потому, что посчитали, что ты польстился на крутой мобильник. Не восприняли всерьез. Зря ты его не отдал за деньги. Тогда бы про тебя просто забыли. Выброси эту дрянь и больше не вспоминай о ней.
Бунин осторожно, как змею, держа перед собой двумя пальцами, понес телефон к урне, и в этот момент тот разразился трелью. Девушка и парень, стоявшие неподалеку, тут же повернули головы на звук. Николай смотрел на аппарат, и не знал, что делать. Выбрасывать телефон в такой момент было глупо. Он нажал кнопку:
– Алло.
– Еще не продал? – послышался насмешливый голос Петровича.
Бунин растерялся, но всего на несколько мгновений.
– Никто больше трех сотен за него давать не хочет, – сказал он, – поэтому я согласен вернуть за четыре.
– Слишком круто.
– Хочу компенсировать моральные издержки.
– Черт с тобой, приноси в офис, получишь свои деньги.
– Нет уж, место назначаю я…
Николай прохаживался по аллейке парка, в темноте следовало быть осторожным, того и гляди, подвернешь ногу на выбоине в старом раскрошившемся асфальте. Фонари почему-то освещали не столько дорожку, сколько газон, широкой полосой отделявший ее от высокой старомодной железной ограды с частыми прутьями. Людей в парке почти не было видно, лишь в темной глубине чувствовалось присутствие жизни. Слышались негромкий, незлобный мат, звон стекла. Старый парк, лишенный аттракционов и летних кафе, давал приют любителям недорогой выпивки под ночным небом.
Бунин успел узнать много поучительного из незамысловатой жизни москвичей, устроившихся распить бутылку-другую в парке. Молодой сантехник, работавший в домоуправлении, жаловался столяру на коллегу, за то, что тот сбивает ему расценки, соглашаясь ремонтировать краны за банальную бутылку.
– …алкаш долбаный, не понимает, что у меня сын на платном отделении учится. Каждая копейка на счету. Что я, жене бутылки вместо денег вечером принесу? Ему б только нажраться. Хрен с ним, наливай…
Самого сантехника и столяра Николай не видел, те уединились в зарослях и, судя по обильному мату, забыли, что сидят не в безлюдном лесу. Чуть подальше, у живописно разросшихся кустов шиповника, расположилась на двух пеньках пара любовников – худощавая длинноволосая брюнетка в брючном костюме и лысеющий толстяк. Между ними на газетке стояла бутылка неплохого вина, два одноразовых стаканчика и порция картофеля фри в пластиковой тарелке, купленная в киоске на стоянке. Казалось, что каждый из них только и ждет, когда выскажется собеседник, и тут же говорит о своем, наболевшем:
– А моя только и знает, что деньги из меня тянуть. Каждый день утром слышу: «Ты деньги мне оставил?» – последние слова мужчина проговорил высоким писклявым голосом, передразнивая «свою». – На что она, дура, их тратит?
По ту сторону ограды к тротуару подрулил джип. Петрович выбрался из-за руля и огляделся – в его глазах мелькнуло разочарование.
– Эй, – негромко позвал Бунин, подойдя к ограде вплотную.
– Конспиратор, блин, – зло осклабился Петрович.
Николай отступил от масляно поблескивающих в свете фонаря прутьев ограды, теперь Петрович, даже если бы захотел, не мог дотянуться до него рукой, но тот и не пытался.
– Телефон с тобой?
Бунин продемонстрировал трубку – нежно-сиреневым светом вспыхнул экранчик.
– Жалко отдавать, вещь хорошая, но если деньги покажете…
– Чем-то ты мне даже нравишься. Наглый очень. Далеко пойдешь, если не нарвешься.
В пальцах Петровича хрустнули купюры.
– Меня кинуть сложно. Не фальшивые?
Эфэсбист развел деньги веером.
– Четыре, как и договаривались. Ты, парень, начинаешь меня злить. Я человек занятой, и время мое тоже стоит денег. Не зли меня. Нарываешься.
Под пиджаком угадывалась подмышечная кобура, Петрович ее и не прятал. Бунин осторожно приблизился к ограде, предупредил:
– Берем в одно касание. Вы – телефон, я – деньги. И расходимся. Раз, два…
На счет «три» так и получилось. Первым делом Петрович проверил телефон, есть ли в нем карта.
– Я могу торговаться, но не обманываю.
– Мужик сказал – мужик сделал? – ухмыльнулся Петрович, вешая телефон на ремень.
– Мы в расчете.
– Еще нет, – скосил глаза Петрович, – посмотри направо.
Николай машинально глянул туда, куда указывал взгляд. По аллейке торопливо шел мужчина в легкой куртке. Испытывать судьбу Бунин не стал. Он рванул, что было сил, через кусты – в глубину парка. Колючие ветки больно оцарапали лицо. Выставив руки перед собой, Николай проломился сквозь заросли на полянку. Прямо на траве сидели двое мужиков и таращились на него, между ними лежала пустая бутылка из-под водки, вторую один из них прижимал к груди.