…Женщина, накрывавшая в гостиной на двоих низкий журнальный столик, подняла голову и прислушалась, стекло в широком окне все еще продолжало звенеть от далекого взрыва. Она поставила графин с коньяком и два бокала. Отошла на шаг и полюбовалась…
…В комнате горел торшер с темно-желтым абажуром, женщина уже целый час как сидела на диване, поджав под себя ноги перед накрытым столиком. В ее руке подрагивал бокал с коньяком, и она никак не могла заставить себя сделать первый глоток. Ведь это значило согласиться с тем, что ее новый знакомый уже не придет.
Бунин подкатил на роликах к подъезду первого попавшегося жилого дома. Сел на лавочку и первым делом закурил, руки у него дрожали. В ушах все еще стоял звук взрыва.
«Жаль, что Мальтинского не оказалось рядом с ним. Но за Клару урод ответил».
Свет фонаря заливал выложенный плиткой подход к дому, но лавка стояла под развесистым кустом сирени, и всю ее накрывала тень. Николай расстегнул липучки роликовых ботинок и переобулся в кроссовки. После твердой пластиковой обуви казалось, что на ногах вообще ничего нет. Ролики Бунин поставил у двери подъезда, знал, что долго они здесь «не задержатся», подобрать их найдется кому.
Уже в метро он купил темные очки и длинный зонт-трость. В вагон зашел, высоко задрав голову, постукивая кончиком зонта по полу. «Слепому» тут же уступила место девушка.
Николай отказываться не стал – устал страшно. Из-под очков он разглядел в неплотно застегнутой сумочке пухлый кошелек.
«Карл не упустил бы момент запустить туда руку. Неплохо бы предупредить ее. Но я же слепой», – усмехнулся он.
Вагон раскачивался, в голове все еще звенел, гудел отзвук взрыва. Бунин поднял руку с часами и обратился в пространство:
– Который час, не посмотрите?
Девушка, уступившая место, взяла его за запястье, склонилась.
– Без четверти десять.
Николай, словно случайно, коснулся ее сумки.
– Не носите ее открытой. Всякое может случиться.
– Спешила к поезду, не успела застегнуть, – замочек щелкнул.
Опираясь на длинный зонт, Бунин двинулся к выходу.
«Всего несколько дней прошло, а кажется, что я не был здесь целую вечность».
Ступени эскалатора подрагивали, мимо Бунина один за одним пробегали спешившие пассажиры метро. По улице Николай шел неторопливо, старательно изображая слепого. За последние дни он отвык пользоваться палочкой, хотелось отбросить заменявший ее зонт, сорвать с глаз очки и стать таким, как большинство людей. Но тут, в своем районе, нельзя было рисковать.
Зачем терять удобное прикрытие?
Тонкий наконечник зонта застучал по ступенькам подземного перехода. Бунин спустился в него не с той стороны, где обычно, а возле цветочных киосков. За стеклом сидела, окруженная цветами, Катя. Цветочница казалась рыбкой в огромном аквариуме, сплошь заполненном диковинными разноцветными водорослями.
– Николай, – всплеснула руками Катя, – куда ты пропал? Никого не предупредил. Чаю хочешь?
Бунин присел на низкий раскладной стульчик и закинул ногу за ногу.
– Меня никто не искал?
– Это не у меня, у Фантомаса спрашивать надо. Но его я после обеда уже не видела. Как ты? – цветочница уже лила кипяток из электрического чайника в огромную кружку.
– Хреново. Проблемы возникли.
– Может, я чем помогу?
– Затем и пришел.
Катя никогда не скрывала того, что Николай ей нравится. Глаза ее просто светились счастьем – она могла помочь Бунину! Кружка обжигала пальцы, и Николай поставил ее на торговую стойку. В киоске царил запах застоявшихся цветов, похожий на трупный.
– Что делать? Если надо, я могу провести тебя, куда хочешь. Еще не поздно, вернусь на метро или такси возьму.
– Никуда вести меня не надо, – Бунин выложил на стойку связку ключей, – мне сейчас нельзя дома появляться.
– Почему? – спросила Катя, и глаза ее наполнились страхом.
– Тебе лучше не знать. Ты сможешь зайти ко мне сегодня?
– А где ты теперь живешь?
«Она глупая, и ничего с этим не поделаешь».
– В мою квартиру. Боюсь, вазоны засохнут. Я их уже давно не поливал.
Тут Николай не кривил душой. Вазоны завела в доме еще его покойная мать. И Бунин не простил бы себе, если бы загубил их.
– Вазоны полить? И только?
– Я вырос с ними, помню с самого детства, я даже помню, как они выглядели еще до того, как я ослеп…
– Как часто их надо поливать?
– Раз в три дня. Надеюсь, что скоро все уляжется. С меня потом ужин в кафе. Согласна?
Катя без колебаний взяла ключи. В стеклянную дверь вошел мужчина с кошельком в руке, огляделся.
– Мне бы букет из пяти красных роз.
– Вы не видите, что у меня покупатель, – не очень приветливо отозвалась цветочница, – и, вообще, мы уже закрыты, я и так на десять минут задержалась.
Она выпроводила покупателя. Катя спешила так, что оставила в киоске сумочку, свет не погасила.
«Значит, вернется».
Наверху Николай взял Катю за руку.
– Ну все, я пошел. Сперва зайди к соседке и предупреди, что я тебе дал ключи, она старушка любопытная. Если тебя остановят и спросят, где я, то говори правду. Тебе ничего не сделают. Если боишься, то не ходи.
– Я пойду, обязательно.
– Непременно зайди к соседке.
– Жаль, что ты не остаешься, – Катя чмокнула Бунина в щеку и побежала по улице.
Николай зашел за рекламный щит, засек время. Катя вернулась через полчаса. Она прошла мимо щита, не подозревая, что Николай стоит прямо за ним. Лицо цветочницы оставалось спокойным и даже немного мечтательным. Сразу стало ясно, что никто в квартире Бунина ее не побеспокоил.
Неподалеку от Николая задержался невысокий мужчина с невыразительным лицом, прикрыл ладонью огонек зажигалки и прикурил.
«Ну вот, все отлично», – вздохнул Николай, спускаясь в метро. Мужчина, шедший за ним, выбросил недокуренную сигарету и тоже ступил на эскалатор. В его руке раскрылась коробочка мобильного телефона…
На автостанции у ВДНХ Бунин взял билет на пригородный автобус и, поскольку оставалось время, отошел к автомату, позвонить Лере. Последнее время он часто думал о ней, проклиная собственную влюбчивость.
– Слушаю, – довольно звучно произнесла девушка, в трубке слышались еще какие-то голоса.
– Это я, Николай.
– Подожди, – уже прошептала Лера и тут же громко добавила: – Я у себя в комнате посмотрю, – фраза явно предназначалась не ему, а тем, кто был в это время рядом с ней – скорее всего, родителям.
Николай терпеливо ждал, в трубке раздавались шаги, потом хлопнула дверь, зазвучала музыка.
– Все, теперь я одна. Поговорим.
– Как ты?
– Слушай. Нам нельзя пока встречаться, – взволнованно говорила Лера.
– Почему?
– Из-за отца. Он же у меня полковник милиции. Понимаешь, он заинтересовался теми парнями… когда мы шли у реки. Что-то заподозрил. Я же в тот день на даче была. Один из них теперь в больнице, пришел в себя, дал показания. Пострадавший, понимаешь ли… А теперь отец меня расспрашивает, ведь я ему еще раньше сдуру брякнула, что у меня появился новый знакомый – слепой. Ой, отец идет, – Лера произнесла это тихо-тихо, – в другой раз, позже, потом…
Связь прервалась.
В автобусе Николай устроился у самого окна, облокотился на ручку зонтика. Его соседкой оказалась пожилая женщина с дорожной сумкой, из которой то и дело выглядывал пушистый белый кот.
– …моя дочь его кастрировать хочет, – рассказывала пенсионерка Бунину, поглаживая кошачью шерсть, – и вы погладьте, если хотите, он такой мягкий… надоело ей, что он кричит, царапается, пакостит. А я – против. Мужик он, и должен мужиком оставаться. Правда?
– Правда, – механически подтвердил Николай. Хотелось приехать и завалиться спать возле теплой печки.
Выйдя из автобуса, Николай снял очки и повесил на лямку длинный зонтик. Зачем тут притворяться? Идти было недалеко, у самого леса сияли огни дачного поселка. Сзади послышалось гудение двигателя. Бунин посторонился, пропуская на узкой дорожке новенькую «Волгу». Машина медленно проехала мимо него.
«Подвеску бережет. Конечно, дорожка здесь еще та!»
Ворота кооператива оказались закрыты, и Николай не сразу сообразил, что замок с длинной цепью – лишь видимость запора. Цепь была обмотана вокруг прутьев. Он задержался на перекрестке. Возле дома Жакана стояла машина Сыча, Карл вполне мог оказаться и там. Но стоило заглянуть за угол, как он увидел – на ярко освещенном дворе Карл преспокойно подстригал секатором розовые кусты.
Законный кивнул, не отрываясь от важного занятия.
– Как все прошло, я знаю, – сказал он, опуская секатор, – наливай себе чай.
Откуда и как узнал, он не уточнил.
На столе в беспорядке сгрудились кружки, сахарница, ваза с печеньем, начатый батон и консервная банка с паштетом. Пока Бунин размышлял, на чем бы остановить свой выбор, Карл внезапно положил секатор на стол и тихо произнес:
– Пошли в дом. Быстро, но не суетись и не верти головой.
Бунин скосил глаза, но ничего толком не рассмотрел в той стороне, куда только что смотрел Карл. Оказавшись за дверью, Карл приложил палец к губам и остановил руку Бунина на полдороге от выключателя. Законный торопливо подхватил с пола примус и, скрутив колпачок с емкости с бензином, сунул в руки Николаю.
– Поливай в комнате.
– Зачем?
Карл отвечать не стал, его взгляд говорил: ты дурак, если тратишь время на расспросы. Законный из канистры уже поливал маленькую прихожую. Николай неуверенно плеснул бензин на кровать, на стол, на дрова, сложенные у печки. Происходившее казалось ему сумасшествием. И тут через окно он увидел метнувшуюся через освещенную дорогу тень – мужской силуэт с автоматом в руках. Чуть слышно хрустнули кусты. Карл поставил канистру на пол и поднял люк погреба:
– Сюда, быстро.
Николай бросил примус на кровать и нырнул в подпол. Пахло сырой землей, влагой. И тут в окне со звоном разлетелось стекло. На полу, изрыгая удушливый дым, завертелась граната со слезоточивым газом. Карл уткнул нос в плечо, чиркнул спичкой и бросил ее в лужицу бензина. Полыхнуло, и тут же законный закрыл за собой люк погреба.