ех, которые с незапамятных времен сгруппировались на равнинах Галиции, уходили в случае нужды в горы и оседали здесь под понятным для всех эпох названием горалов, или обитателей гор, горба, хорба, хрб, хорват, каковых и помещают в Западной Галиции. Таким-то образом бело-сербов и белохробатов Константин Багрянородный находит: первых — у боек, а вторых — между нынешними Татрами и Краковом[63]. Относительно первых согласиться можно, так как путь их переселения довольно ясен, да и знаем мы уже, что сербы сидели на Лабе и Соляве, составляя частицу целого, всех сербов, имя, которое долго могли носить, и носили, много славянских племен в совокупности до Дивы (З. Двины), Днепра и Пины. Кроме того, местожительство сербов в земле бойков в действительности отстоит от Черного моря на 30 дней пути, как то говорит имп. Константин Багрянородный, а сбоку могли их тревожить печенеги, по его же указанию осевшие наконец вблизи, в Седмиградии (Секлеры). Все эти указания ясно обрисовывают положение сербов или белосербов имп. Константина Багрянородного. Зато нет никакой причины приурочивать хорват к той же Галиции, о чем, однако ж, упоминает Нестор; будто им переменно нужно было выходить по соседству с сербами, будто император Ираклий для защиты от авар мог только обратиться к закарпатским славянам. Ему было гораздо ближе найти помощь в Хорутании, у племени Хора, по соседству Баюварии, подвластной франкам, о чем говорит Константин Багрянородный. Там же к тому же времени образовалось чехо-хорутанское царство Само, которое одинаково враждебно относилось к аварам в Далмации и к баюварам, которые с Франками не давали ему покоя. Поэтому-то Ираклий и мог обратиться в 630 г. или раньше к соседу Само и просить избавить его от общего врага изгнанием авар с берегов Адриатики: и вот двинулись хорутане с гор, своего горба, имя общее, к востоку, чрез свою границу, и поселились там, где сидят и теперь хорваты, или кроаты, имя и название со славянским корнем, но с прибавкою немецкого окончания — «ват», т. е. вода, что значит хоры приморские, в отличие от хор континентальных, живших в Каринтии (Кореница), Горотанке и Крайне. К X же столетию в эпоху Багрянородного, баварцы и франки уже дошли до реки Рабы и соседили с юга с хорватами, или кроатами, которые в 800 лет постоянной независимости могли принять другой облик, нежели как вечно тревожимые и подневольные хорутане по истокам Дравы, Савы, и Эчавы[64].
К изложенному следует прибавить, что имя «Галиция» — чрезвычайно древнее имя, открываемое совершенно ясно в Геродотовых гализонах, живших по притокам Днестра. Тут же, в Карпатах, встречаются древние корконосы и карнии, все знакомые отголоски древнего славянства, которое до погрома татарского жило на западе и востоке в общении и единении. Но когда пресекся в Галиции русский дом Рюриковичей, со вступлением на престол после князя Юрия II Львовича его внука, мазовецкого князя Болеслава Тройденовича, то ее единение с родным миром прекратилось. Жестокость Болеслава послужила поводом к его изгнанию из страны, которою затем овладел в 1341 г. король польский Казимир В. С этих пор в Галиции стала развиваться католическая пропаганда; начались совращения, потом с Ягелло уния, окончившаяся уничтожением боярского рода, наводнением поляками и католиками Западной Галиции, а с XVIII ст. и немцами. Вследствие всего этого этнографический состав страны изменился; она разделилась на две части: восточную, русскую, и западную, польскую, по Сан. Князь Острожский говаривал: «Знай, ляше, что по Сан наше», — указание границы, которая и теперь удержалась.
Галиция находится в тесной связи с русскою Угорщиною, т. е. той южной полосой прикарпатской местно — сти, Угрии или Венгрии, которая ныне входит в состав Мадьярского, или Венгерского, королевства. Вся ее восточная половина находилась некогда во власти русских князей, причем граница шла при В. к. Владимире св. от Тиссы по Тепле к городу Слану, ныне Соовар, около Пряшева (Эперис)[65].
Хотя множество проходов чрез Карпаты облегчают сообщение севера с Угорщиной, тем не менее положение самой полосы за Карпатами будто отделяет ее от остальной России, и потому неудивительно, что исторические события в Чехии, Моравии, Словакии и Венгерской до — лине должны были иметь на нее большее влияние, чем события на востоке, и содействовать некоторой ее обособленности от Восточной Руси.
Собственно Угрское королевство основано в 899–907 г., на развалинах славянских княжеств в древней Паннонии, завоеванных мадьярами или уграми. Последние, как некогда авары, по праву завоевателей пользовались чисто внешними прерогативами силы и власти, но внутренняя жизнь покоренного славянства: нравы, обычаи, народное управление, словом, все, в чем выражается дух народа, — все это осталось вне влияния мадьяр; сношения Закарпатской Руси с Галициею и Россиею продолжались по-прежнему, и сами угры до известной степени подверглись цивилизующему влиянию покоренных.
Юго-западная границаВладимировой державы
Даже по принятии мадьярами христианства, когда они, усвоивши себе начала цивилизации христианских народов, окрепли в государственном и гражданском смысле и, в свою очередь, стали оказывать социально-политическое давление на угроруссов, и тогда последние смогли в долгий период исторической борьбы сохранить свою народность, и такими остаются они поныне, со своим почти полумиллионным населением, именуемым русским. Этому сохранению национальности в Угорской Руси немало содействовал разновременный наплыв переселенцев с севера и востока. Так, в 1339 г. князь литовско-русский Федор Кариятович, не желавший подчиниться Ольгерду Литовскому, переселился с Подола в Угрию с многочисленным народом и получил в удел от короля Карла Роберта Мукачевское княжество, где еще поныне живет до 317 625 д. об. п., говорящих по-русски. Город Мукачев (Мункач), так же как и Ужгород (Унгвар), уже существовали в 899 г., при вторжении угров, которые нашли тут совершенно устроенное княжество под правлением Лаборца. Такие же княжества были и южнее, у Плес, т. е. Балатонского, или Блатного, озера (болотного), по Дунаю и Тиссе; но все это были только обломки прежнего величия святополковой монархии. Эти маленькие владения были отчасти смяты спустившимся с Карпат ураганом мадьяр, привольно раскинувшихся по степям Дуная и Тиссы. Народ, отчасти истребленный, бежал к Карпатам и временно жил в их ущельях, пока не наступило время сближения двух народов. Эта смесь: галичан, подолян, дулебов, быстрян, разных русских и южной ветви, или, как немцы ее зовут, — виндской, образовали Русскую Угорщину, с языком, очень подходящим к русско-украинскому. Близость говоров будет очень понятна, если взять во внимание, что примитивное славянство говорило почти одинаковым наречием, а порчи его в Угорщине со времени покорения ее мадьярами не могло быть, так как мадьяры не ударили на Угорщину ни единым лучом просвещения.
В 1649 г. случилось здесь большое несчастие: православие после ужасных гонений было вытеснено униею, хотя русский народ еще долго не признавал папу. Появились отщепенцы по корысти и самолюбию, погибли все потомки княжеских родов, бояре и дворянство, и остался один народ, без духовной помощи и призрения. Выручили его предания старины, родной язык и та простота, которою обуславливается жизнь в диких Карпатах. Таких отщепенцев насчитывается ныне в живых 400 т. д. Но не все пропало, так как продолжение Карпат к востоку сливается с Русью, где в укромном уголку лежит страна букового леса, Буковина, и там-то православие было поддержано и сохранилось по настоящее время во всей своей мефодиевской древности у 208 000 д. русского населения. Дулебы, тиверцы, бужане, бастарны-быстряне, певки-лемки, бойки, галичане и словенцы образовали в последние 1000 лет то, что теперь называется Угрская Русь, сливающаяся на востоке с православною Румыниею и двигающаяся нравственно и реально к югу, по Дунаву и Тиссе, на соединение со Славониею и Кроациею[66].
Народ, соседствующий с угрорусским по его западной границе, мог быть назван общим именем чешским, по имени чеха. Этот почтенный отдел славянской расы, неоспоримо передовой, играл с незапамятных времен видную роль в своем и чужом мире. Его знали все древние народы, так как со всеми ними он приходил в соприкосновение. Также среди его урочищ встречаются беспрерывно памятные для всего славянства имена; так, Волга имеет и тут своего двойника, хотя в несколько измененном виде, — р. Вльга (Флёхе); встречается та же река на крайнем западе, в Испанской Галиции, где также течет р. Валга. Река Изера (Изёзера) течет в Чехии и имеется южнее, как приток Дуная, причем верховья по следней доходят до таковых же Эчавы, где некогда жили генеты, эпеты, словяне. Там же Десна; и русский Киев имеет тут своего двойника в городе Гайе (Киев). Далее: р. Орлина, Быстрица, Морава, и много, много других все это названия, повторяющиеся на востоке, юге и западе, ясно доказывающие связь сидящих в этих местах славян с прочими и значение их центрально-выступающего положения, по естественному пути движения, по Дунаву, или Дунаю, вверх, до западных оконечностей Европы. Чешское племя одно из первых встретилось с римлянами и дало им удачный отпор в начале нашей эры (маркоманны-граничары). Ему же пришлось отстаивать свою самобытность от напора Франкской монархии в VII ст., причем от подобных разнообразных соприкосновений как народность, так и государственность чехов окрепли прежде, чем в других краях. Сюда же начало проникать довольно рано христианство; здесь главнейшим образом процветало православие, благодаря которому славянство получило от Кирилла и Мефодия свою вполне определенную письменность. Этот посев породил потом гуситство, которое имело всемирное значение как протест против внутренне разлагавшегося папизма. Тут же основалось литературное единство всех славян; здесь вырос этот страшный для Запада панславизм, которого сущность состоит в том, чтобы освободить вообще славян от рабства. Те средства, которыми в прежнее время германцы воздействовали на славян, как христианство, просвещение, культура и т. д., теперь усвоены последними; в настоящее время славяне не менее знающие люди, не хуже дети Христа, чем немцы и мадьяры. За последними теперь остается только одна сила; но неужели нет ее у славян? Что она есть, доказано было в 1848 г., когда ряд ученых славистов выступили со своими политическими идеями, между тем как другие ученые рядом исследований доказали правоту славянских домогательств. Да и нельзя упрекать в этом славян: каждый человек волен искать лучшей судьбы; отчего же это воспретить семье, роду, племени, величайшему в Европе народу? Не может же вечно продолжаться унижение, работа на славу и прибыль других, как это ныне совершается в землях, соседних с Россиею. Что это не должно быть, доказано на Турции; но как государство, как власть чем она хуже Австро-Венгрии, Германии? Неравноправность в выборах и в голосе, отсутствие веротерпимости, притеснение народных школ со славянскими началами — все это встречается на западе в бо