Городом Табор сделался уже впоследствии, а до того он был не более как укрепленный пункт, градишка, обращенный Жижкою в лагерь.
Сигизмунд, собрав до 80 000 крестоносцев, двинулся, после всего уже сделанного гуситами, к Праге. Походом совершались всякие неистовства, не только во имя религии, но и из ненависти к чехам, которых желали извести. Каждого попавшегося по пути схватывали, сжигали на кострах со всею семьею или топили неповинных стаями. После этого оставалось только защищаться с отчаянною храбростью, чему помог Жижка, приняв все меры для защиты Праги (Старый город). В руках короны оставалось еще два укрепленных пункта, Грачина (Малый город) и Вышеград (Цитадель). Третью высоту Витков (Витова) Жижка наскоро укрепил. План атаки крестоносцев состоял в том, чтобы главными силами овладеть Витковом, а одновременно с этим гарнизоны Грачины и Вышеграда должны были сделать вылазку и атаковать самую Прагу, Старый город. Крестоносцы и рыцари весьма скоро смяли небольшие силы Жижки, расположенные на Виткове. Наскоро возведенные укрепления также не устояли, зато неожиданно нападающие получили отпор у уцелевшей башни, где засели 26 человек и между ними две женщины и одна девушка. Эти-то три личности поддерживали дух гарнизона, помогали ему, пока не пришел к ним на помощь сам Жижка с небольшим отрядом, за которым уже двигалась в гору, невидимо, вся гуситская пехота. Тихо и стройно шла эта масса, предшествуемая чашею, которую священник высоко нес пред собою, дабы все видели святыню. Военную музыку Жижка заменил пением псалмов, сочиненных им самим на подобные случаи. По мере движение пехоты вперед пение становилось слышнее и отчетливее, выражая то хвалу Богу и христианской правде и любви к ближнему, то национальный энтузиазм людей, решивших положить свои головы за веру, правду и родину. Это новое войско, с его оригинальным и торжественным пением надвигающееся подобно грозной туче, уже одержало нравственную победу над рыцарями, которым пересеченность местности посреди укреплений не дозволяла ни развернуться, ни отступить вовремя. Рыцари очутились внезапно лицом к лицу с гуситскою пехотою, и начавшееся сражение приняло весьма скоро вид бойни, которая окончилась полнейшим поражением крестоносцев.
До дня 14 июля 1420 г. Жижка был известен народу по многим успехам, но все это ничего не значило в сравнении с тем, что произошло под Прагою. Вслед за этим сдался Вышнеград, и Сигизмунд, выжидавший подкреплений, был вторично поражен, лишившись под Прагою своего лучшего рыцарства. Тогда Жижка перенес свою деятельность в Южную Богемию, где ему было необходимо овладеть ленами известных рыцарских семейств и одновременно изгнать немецкий элемент из городов. Успев и в этом, он повернул на Пьлзно, к центру католичества; заняв его, пошел к северу, где привел в покорность все города; потом он двинулся на восток, в Кутную гору, и обошел все города, где только хозяйничали католики и немцы. К половине 1421 г. вся Богемия была во власти Жижки, а король признан народом недостойным чешской короны. Тогда гуситы обратили внимание на свои соседние ленные земли, на Бранденбургию, Лузацию и в особенности Моравию, которая глубоко сочувствовала чехам. Одновременно установлено было сеймом в Чаславе новое правление из 20 выборных. Этим последним делом будто заканчивается гуситское движение, так как с ним достигалось все, чего добивалась масса, народ[82]. Меры, употребленные в то время против иноземцев, послужили впоследствии к тому, что Чехия сохранилась до настоящего времени во славянстве, иначе вся Эльба по ее верховья была бы онемечена наравне с ее устьем.
После таких побед, казалось бы, для Сигизмунда все кончено; но нет: поддержанный католиками и немцами, он хотел силою возвратить потерянное, снова прибегнув к крестовым походам против славян, которых было еще два. Однако поражение немецких князей у Жатеца 20 октября 1421 г., потом в конце года полное поражение Сигизмунда у Кутной горы и наконец у Немецкого Брода положили конец предприятиям короля. После этого замечателен удивительный поход Жижки в 1423 г. в Моравию и блистательные успехи, достигнутые после его смерти Прокопами Великим и Голым, которых войска ходили повсюду кругом Богемии — в Угрию, Баварию, Бранденбургию, оставаясь везде победителями.
Кроме помянутых трех крестовых походов было еще два, в 1327 и 1431, под предводительством хороших полководцев, каковыми считались Генрих Бельфортский и кардинал Цезарини. Последний собрал до 130 000 войска, но все было напрасно. Иноземцы бежали с приближением чешских войск, которые везде их побеждали и преследовали до полного поражения. Дальнейшая судьба чехов была бы вполне обеспечена, если бы не возникло разногласия в среде массы, отчего чуть не погибло в конце все то, что было добыто с таким трудом и в немалый ряд кровопролитных годов. Недаром Прокоп называл всех славян и антов спорами[83]; всегда и везде их роды находили повод поспорить; всегда существовала между ними рознь, следствие губительнейшей черты славянского характера — неуживчивости, имевшей в судьбе славянства роковое значение. Присутствие такой черты в складе народного характера прямо указывает, что славяне не могут управляться по способам, выработанным на Западе: они погубят друг друга, как чехи погубили себя в XV ст.; они все сделаются добычею иноземцев, которые умело пользовались рознью славян. Так действовали Эрманарик Готский, Карл Великий; так свершилось падение Польши; такими способами ныне действуют для расчленения России, которая лучше других славянских народов познала условия, на которых зиждется сила и величие страны. Эти споры, ссоры и несогласие в таборах привели к тому, что Прокоп Великий, наследник Жижки по ратному делу, изменой и происками потерял сражение у Липан 30 мая 1434 г., причем он сам пал вместе со своим сподвижником Прокопом Меньшим, а остатки таборитов, спасшиеся от меча, погибли от огня в подожженных зданиях[84].
Гуситские воины пролили новый свет на всю Европу. Они очистили нравственную атмосферу Европы, были началом конца средневековой жизни, определили взгляд на международное значение славянской расы, совершенно переделали по-своему военное дело, положив в этом отношении начало всему, что развилось впоследствии; они наконец сохранили теперешнее выдающееся положение славян, окруженных со всех сторон немцами. У чехов впервые начало образовываться государство; они боролись целые века за свою национальность; у них у первых шла проповедь, понятная народу и совести. Ученость чешская достигла высокой степени, а богатство и значение Праги уподобляли Вавилону, пред твердынями которого рушились все проклятия и отлучения всесильных пап. Настойчивые в своих адских замыслах, эти папы снаряжают крестовые походы против христиан же, один за другим, числом до пяти, забывая их настоящее значение и преследуя исключительно одни властолюбивые замыслы, а при неудаче употребляют и всякие средства, лишь бы достичь цели. Никогда история славян не забудет темных дел папского властолюбия, начертанных на скрижалях ее кровавыми чернилами.
Древние писатели дают нам следующее понятие о славянах: они добродушны, без злости и коварства, гостеприимны, трудолюбивы, воровства не знают, цело мудренны[85]. Если такие качества покрываются теперь, как корою, другими, им противоположными, то это благодаря только доброму соседству, которое при помощи грубой силы, без нравственно-религиозных убеждений, навязывая славянам христианство, употребило все меры для их развращения и падения.
Хорутане, или, как их зовут теперь, словенцы, винды. Их повелитель австро-венгерский император и поныне сохранил в титуле звание Господаря Виндской мархии. Они по пунктам первоначального своего поселения и движения вперед — Дунаем, Савою и т. д., относятся к третьей ветви, т. е. к балкано-дунайской, ветви первобытной, с которою слились все славянские племена, водворившиеся после них на пространстве между Черным, Эгейским и Адриатическим морями, между Дунаем и Коринфским перешейком. Они вошли в состав болгар, куцо-влахов, славян Пинда и Олимпа, они живут с незапамятных времен среди эпиротов, они образовали сербов и распространились по всем островам и заливам Далмации, по плоскогорьям и теснинам Боснии, Герцеговины и Црны горы, а на крайнем западе плотно примкнули к итальянцам, где их древние роды доживают свой век в долинах Резии (Россы) и Россаланы (Рокколаны). Хорутанами их называл Нестор, не указывая на границы их местожительства; но можно догадаться, что имя это относилось к тем славянам, которые жили в Тироле, Южной Баварии, в Стырке, Коренице, Крайне и Реке; следовательно, дело идет о самой западной ветви, сохранившейся поныне в измененном виде. Эти хорутане получили большое подспорье в населении в начале VII ст., когда славяне Балканского полуострова, теснимые греками, отыскивая себе новые места, перешли Дунай и по указанию авар поселились на границах двигавшихся к востоку, им навстречу, баварцев, в прежней Норике и Крайне[86]. Все того мнения, что хорутане, как и их соседи-славяне, пришли из-за Карпат, в доказательство чего приводятся некоторые общие урочища и сходство языка с сербским и хорватским, в отличие от болгарского, имеющего свои особенности, более близкие к русскому. По нашему мнению, сходство языков хорутанского, сербского и хорватского происходит именно от того, что корень населения был для всех трех наречий один и тот же, т. е. древнебалканско-славянское население, сидевшее здесь восточнее до прихода болгар и авар. Совершенная изолированность от славянского мира с северо-запада горами и широким Дунаем, а с юго-востока неприязненное соседство греков, римлян и тюрко-болгар с VI столетия, также продолжавшаяся связь с населением р. Великой (Вардар) и Марицы и новое сильное движение славян к западу в начале VII ст., пока наконец они не окружили весь Фриуль, где придворным языком герцога Фурлянского стал славянский язык, — все это указывает н