, когда становится тесно. Вот начало тем морским предприятиям, которым по необходимости приморские славяне должны были предаться для обеспечения дальнейшего существования. Вагры, велеты, раны, поморяне уже очень рано занялись этим делом, и немцы назвали их норманнами, так как в действительности они и были северными жителями, людьми. Таким же ремеслом занимались славяне на противоположном берегу, в Швеции, в Рослагене или в Русском стане, и им вторили, по одинаковости своего приморского положения, все скандинавы, потомки готов, герулов, гепидов, лангобардов и вообще суэвов, известных прежде под именем алан или азов.
Славяне, сидевшие внутри страны, занимаясь главным образом скотоводством и земледелием, за три столетия перед движением, а может быть и раньше, почувствовали также тесноту, которая и была главною, хотя, вероятно, не единственною причиною того, что они стали искать простора за Лабою. Здесь-то и началось, по Лабе и Соляве, столкновение между славянами, напиравшими на запад, и германцами, успевшими в продолжение 7 столетий, спустившись с севера, усесться между Рейном и Лабою, по Везеру, и утвердиться там накрепко. И у них было много племен, оседавших, как и славяне, постепенно, но им повезло счастье в том отношении, что одно из этих племен, франки, успело утвердиться среди галлов; там они заимствовали римские законы и порядки, окрепли на этих основах и, приняв христианство, образовали свое Франко-Галльское государство, а разбросанных от Немецкого моря до истоков Дуная германцев легко подчинили себе. Христианство, римское право, характер галлов и выдающиеся способности королей и их первых слуг, мажордомов вроде Карла Мартеля, а за ним Пипина Короткого и, наконец, деятельность Карла Великого дали галло-франкам и германцам то, чего славяне не имели.
Левый берег Лабы уже в то время представлял сильное государство, тогда как на правом слабые славянские княжества враждовали только между собою. Если союзная Германия первого пятидесятилетия текущего столетия известна была Европе своею слабостью, несмотря на то что в союз этот входили такие сильные государства, как Австрия, Пруссия, Бавария, Ганновер, то что же сказать про славянские княжества, не знавшие союза и имевшие все вместе не более 2 000 000 жителей, так что средним числом на отдельное племя или род вроде вагров, бодричей или велетов приходилось около 200 000 жителей обоего пода? Теперь на этих местах существуют вассальные от Германской империи герцогства вроде Мекленбург-Шверинского с 600 000 населения или Мекленбург-Стрелицкого со 100 000 населения. В противоположность этим небольшим княжествам Франко-Германия была уже колосс, притом в руках великих деятелей и предводителей. И все-таки этот колосс до XII ст. только с ужасным трудом мог справляться со славянами.
Четыре века сряду славяне были грозою сильной Германии, которой могли противопоставить сравнительно только тщедушные материальные средства. Ясно, что неравномерность последних уравновешивалась силою народного духа, только, к несчастию, он не мог проявиться в этой борьбе со всею своею полнотою, ибо славяне действовали без взаимности.
Указанное выше соседство по Лабе славян и германцев, конечно, подавало поводы к частым столкновениям между ними, и еще задолго до Карла Великого они вели друг с другом пограничную воину, причем германцы иногда порабощали славян. Так, западные сказания повествуют, будто сербы, или сорбы, жившие между Лабою и Солявою, платили дань франкскому королю Лотару II уже с 614 года. Но далее, при короле Дагоберте I, эти сербы вошли во владение царя Сама, который освободил их от всякой дани, и они после того, оставались независимыми долгое время. По левой стороне Солявы до ее устья жили тюринги, а далее, по Лабе, — саксы. Последние более всего для нас интересны, так как этот воинственный пограничный народ, с которым беспрестанно боролись славяне, своим упорством в принятии христианства и своими неоднократными восстаниями против франкских королей косвенным образом способствовал порабощению и истреблению славянства Северной Германии.
Жили эти саксы, как сказано, по Лабе и занимали все пространство до Немецкого моря. Хотя они и считались подвластными франкской монархии, но, в сущности, этого не было, и они до Карла Великого пребывали в свободе и язычестве. Еще Пипин Короткий заводил речь о союзе со славянами против саксов, но до 772 г. ничего не было сделано. В этом году было решено Карлом Великим, в Вормсе, привести саксов окончательно в подданство и обратить их в христианство. Началась война, которая длилась почти во время всего царствования Карла и была окончена в 800 г. с помощью бодричей, с которыми Карл вступил в союз. Хотя бодричи за это были вознаграждены землями саксов по левому берегу Эльбы, но такое вмешательство в чужие дела, хотя бы и для своей пользы, для приобретения земли, всегда служило и служит во вред нации. Оно подало повод Карлу, устроив мархию по Лабе, от устья Солявы до устья Гавоты, взглянуть, что делается на правом берегу Эльбы, заметить раздоры между бодричами и велетами, помочь первым как бы в благодарность за их помощь против саксов и кончить тем, что бодричи к концу царствования Карла были под его сильным влиянием и находились у него в послушании. Велеты же хотя и не были покорены, но сильно пострадали, а земля их неоднократно была опустошаема до основания. Пользуясь Старою мархиею по Эльбе, от Гарделегена до Остербурга[107], Карл простер свое владычество и на сербов, между Лабою и Солявою, которые должны были платить ему дань. Для удержания в покорности саксов и для постоянного наблюдения за славянами воздвигнуто было несколько укрепленных пунктов: Цедле, Магдебург, Галле и Эрфурт, первые форпосты для последующих движений германцев в славянские земли. Тем не менее при Карле славяне удержали своих князей, народность и веру. Христианство только издали пускало кой-какие лучи в заэльбскую глушь, и то больше по соседству с ваграми, бодричами и сербами, которые если и не могли противиться появлению одиночных проповедников, зато умели их обходить, смеялись над ними и оставались при своих убеждениях. Чтобы двинуть дело христианства, нужно было укрепить его сначала у саксов, которых обратили в христианство и удерживали в нем только силою. Чего же можно было ожидать от независимых славян? Тем не менее уже и тогда некоторой части славян приходилось терпеть от германцев: это именно тем, которые сидели в Старой мархии, когда последней еще не было, когда сюда не приходили еще саксы, которые впоследствии, будучи принуждены спасаться от напора франков, двигались на восток к славянам. Даже в XIII ст. еще упоминается здесь род липлян около Данненберга, живший среди липового леса. Толь ко с Карла Великого, покончившего с саксами, Старая мархия становится немецкою. Дальнейшее движение германцев за Лабу находилось в полной зависимости как от даровитости правителей, так и от тех средств, которые придумывались для покорения. Генрих I Птицелов сделал в этом отношении для своего государства чрезвычайно много.
До его вступления на престол Германия будто разлагалась, славяне забыли о Карле, были вполне независимы и совершенно оправились; христианство неподвигалось, а с ним разумеется, не могла идти вперед и колонизация, которая могла развиваться только под прикрытием монастырей, укрепленных мест, или у покорных и обложенных данью славян.
Движение немцев из Старой мархии
Тем не менее и тогда вся германская политика состояла в том, чтобы разъединять славян между собою, ссорить их всякими способами: за княжескую власть, через перебежчиков, покровительствуя недостойным и предателям и, наконец, как то случалось неоднократно, бесстыдно нарушая международное право. Бывало, что князья и главари вместо ожидаемого гостеприимства предательски умерщвлялись, а народ, осиротев, попадал после этого в кабалу чужеземцев. Все это подтвердится впоследствии примерами, а до того покажем, как действовал Генрих I. Он прежде всего укрепил свои границы и города, в том роде, как то и теперь делает Пруссия, со стороны России. Потом он придал этим городам военное устройство, причем девятый человек должен был постоянно жить в городе, а восемь могли заниматься хлебопашеством кругом, отдавая треть жатвы в запас казне. Общественные дела решались сходками. В военное время все должно было быть готово защищать свой город. В особенности сильно укреплялись Магдебург (Девин), Мерзебург (Межибор) на Лабе, в тылу Кведлинбург, а впереди, среди сербов, пострадавших раньше других, Мышин, ныне Мейссен[108].
Таким образом, от Мышина до устья Лабы Генрих считал себя обеспеченным, а четырехугольник помянутых крепостей совершенно окружил сербов между Лабою и Солявою. Точно так же германцы стали лицом к лицу с бодричами и стадорянами по правой стороне Лабы. Для противодействия последним и чтобы тревожить их во всякое время, вокруг Мерзебурга были поселены разные головорезы, разбойники, преступники. Укрепившись, Генрих бросился на стадорян и гаволян, обложив их главный город Бранибор, ныне Бранденбург (Погорельцы); зимою город принужден был сдаться. Отсюда Генрих двинулся на залабских сербов и, опираясь на Мышин, покорил и их, чтобы таким образом отрезать северных славян от южных, чехов. После того ратары, велеты и бодричи стали платить дань. Но, недовольные своею зависимостью, помянутые славянские роды соединились, взяли город на Лабе Валишево, ныне Ваньслебен на Эльбе, южнее Магдебурга, и вторглись в Сербскую мархию. Под Лончином (ныне Лензен) на Лабе, вблизи Виттенберга (Витобор), сошлись оба войска. Германская конница после упорного боя обогнула славянскую пехоту и смяла ее. Вся пехота была избита. Пленных женщин и детей увели в Германию. Эта битва доставила Генриху обеспеченные дани, но вместе с тем доказала, что борьба нелегка, так как германцев легло также немало. Управившись после этого с венграми и датчанами, Генрих в 934 г. двинулся на укрян, внутрь славянской земли и также обложил их данью. После этого хотя и были восстания, в особенности среди ратар, но все они оканчивались скоро и опять побежденные приходили в прежнее положение. В 938 г., при Оттоне I, случилось новое нападение венгров на Тюрингию, причем и славянам досталось от них немало. Вероятно, это обстоятельство послужило к тому, что кто-то из бодричей, взявшись быть проводником мадьяр, завел их в болото Дремлин (Древлянское), между Брауншвейгом и Остербургом, где они все погибли. Неизвестно, какая участь постигла этого Сусанина, который несомненно существовал, как подобный же в России и другие в Балканах