К этой же категории нужно отнести и все олицетворения явлений или предметов природы, поражавших наивного славянина суеверным страхом. Таинственная глубина первобытных дремучих лесов и разнообразие лесных звуков олицетворились в Лешем, существе огромного роста, «выше лесу стоячего, ниже облака ходячего», который своим хохотом сбивал путников с дороги; а непроницаемая глубь вод — в Водянике, царе подводного царства. За последним группируются русалки (роса), водяные существа, упавшие в земные воды с небес.
В Сербии русалки известны под именем вил, дев, носящихся в облаках и по горам. В христианской окраске верование в русалок является как представление душ младенцев, которые умерли до крещения. В Малороссии они называются мавками[135].
Кроме упомянутых главных и второстепенных богов все славянство, от дальнего запада до далекого востока, разделенное на княжества, жупы и волости, имело в каждой из этих административно-народных единиц по особому для каждой волости, жупы или княжества обожаемому идолу или истукану. Каждая семья также имела у себя своего божка, что, однако ж, не мешало ни стихийному поклонению, ни поклонению Святовиту, Триглаву, Перуну и другим богам. Эти домашние божки, пенаты, были очень распространены и водились повсюду, от Истрии до Вагрии и от Ладоги до Днепра и вниз по нему.
Робкий духом, первобытный земледел искал объяснения всему, что случалось в его хате необычного, во влиянии на жизнь семьи души умершего предка. Домовой (Чур, Щур, Пращур) жил в каждом доме, охраняя семью от бед. «Милости просим на новое место», — говорит и теперь хозяйка, переезжая в новый дом и перенося с собою своего домового в горшке, не бывшем в употреблении. «Свой домовой ласков, чужой всегда проказит», — говорит народ, уверенный в том, что души умерших предков не перестают принимать участие в интересах своих семей и в отношениях их к другим семьям.
Переходя затем к изображению религиозной практики славянства, мы прежде всего должны заметить, что обрядность у восточных славян не развилась настолько, насколько замечается это у славян западных и юго-западных. Древнерусская мифология находилась ко времени принятия Русью христианства в той стадии своего развития, когда простое поклонение стихийным божествам начинает перерабатываться в определенный религиозный культ; поэтому обрядная сторона верований у русских еще не оформилась и не дошла до такой степени определенности, в какой является она у поморян. У наших предков стояли врытые в землю на холмах и буграх идолы, но не было храмов, не было также постоянных жрецов, кутин, сокровищниц, и поклонение совершал сам народ, хотя были уже волхвы, кудесники, вещуны, кочевавшие с места на место для совершение своих гаданий. Поморские конь, узда, седло, меч, копье и щит не фигурировали в древней Скифии как предметы поклонения, хотя и легенды о некоторых из них обращались в народе. Стихийное поклонение преобладало на востоке и в X веке, и в этом причина скорого забвения Перуна, Велеса, Ладо и других богов и необыкновенно быстрого распространения христианства между русскими. Таким образом, в последующих строках мы будем иметь в виду религиозно-обрядную жизнь преимущественно западного славянства.
Славянские храмы строились обыкновенно на таких местах, которые по особенности своего положения изумляли бы человека и были бы неприступны врагу. Высокая гора, остров, скала, места, окруженные водою, болотом, девственным лесом или полуостров с трудным с одной стороны подступом — таковы были эти священные места. Кругом их тянулся ров со стеною и одними воротами. Архитектура храмов была очень проста, зато резная работа из дерева отличалась большим искусством. Внутри храма лежали повсюду и были развешаны ковры, парчи и разные дорогие материи. Принадлежность истукана: узда, седло, меч, знамя, щит и т. п. предметы имели свое особое помещение, так точно как и конь. В городе Радогоще храм вмещал несколько богов-истуканов, между которыми главный был Сварожич, которого по-местному звали богом Радогоща. У каждого из радогощских богов было свое знамя, а конь служил только одному — Сварожичу. Гадание с конем было похоже на такое же в Арконе и Щетине. Радогощский храм был после Арконского самый знаменитый и известный; немцы его звали храмом Ретры, который стоял вблизи р. Доленицы на берегу Прильвицкого озера. Храм Ретры стоял среди девственного леса и имел вид треугольника с воротами на каждой стороне. Кругом шла стена с валом и рвом. В подобном же храме сохранялись истуканы в Коренице, на одном из полуостровов Раны, и всю эту местность в совокупности звали градом, по-исландски Гарц.
В Поморье, где мифология славян развилась наиболее, каждый храм имел своего постоянного жреца, которому были подчинены второстепенные жрецы разных местностей, одного и того же племени. Таким образом, жрецы арконский, радогощский, щетинский заправляли всем краем в смысле религиозном, и подчиненные им жрецы, руководя волостью, жупою, проводили идеи и действовали по воле главного жреца. Такая солидарная деятельность давала народу одно общее направление, которое нередко касалось политики страны и затрагивало экономическое состояние народа. Главные жрецы возвещали волю богов, они руководили народными предприятиями, назначали время общественного служения, установляли праздники, пророчествовали, охраняли храмы, были их хозяевами, и только им одним был открыт вход в святилища. Жрец же распоряжался всеми доходами, пользуясь особенным почетом и не нуждаясь ни в ком.
Носили жрецы обыкновенно белую одежду (друиды), отпускали длинную бороду и волосы. Власть этих жрецов на острове Ране была выше княжеской. Они имели своих прислужников и помощников, которые ведались с народом и приготавливали его к восприятию всего того, что имело быть предложено главным жрецом. При всем том жрецы, как показывает историческое прошлое западного славянства, не могли принести своему племени той политической пользы, какой следовало бы ожидать от них сообразно со степенью их властного влияния на народ. Материальная обеспеченность жрецов и недостаток духовного общения между ними вследствие обособленности самих племен; малообразованность, недальновидность и узость взглядов жреческого сословия, иногда же и ограниченность лиц, — все это были веские причины, почему политическая роль жреческой касты не особенно выдается в истории западных славян. Узкий эгоизм и своекорыстие жрецов препятствовали славянам сплотиться воедино для противодействия напиравшим из-за Эльбы немцам. Случалось даже, что жреческая личность направляла деятельность народа во вред ему самому. И несмотря на это, борьба славян за веру и родину длилась с VIII по XII столетие, а окончательное торжество христианства над язычеством, постепенно ослабевавшим в борьбе с немецкою пропагандою, совершается только в конце XIV и в начале XV вв. Иначе шло дело в Древней России, где жречество не имело кастового устройства, подобного западнославянскому. Там начиная с IV столетия, славянские вещуны, кудесники и волхвы, чтобы спасти страну и веру от чужеземцев, по собственному почину навели на готов гунн и одним дружным напором освободили от врага все восточное славянство. Эти волхвы, не составляя касты, как то было в Поморье, жили с народом в тесной связи и потому могли и должны были чувствовать все то, что переживала масса.
А между тем эта же вера отцов спустя шесть столетий, при Владимире, рушится разом, и христианство водворяется на Руси с потрясающею быстротою. Точно так же скоро торжествует она над язычеством в Чехии, Моравии, Польше, Венгрии и Болгарии благодаря тому, что проповедь христианского учения повсюду шла на родном языке. И как на Востоке этот важнейший фактор в деле усвоения народами новых идей сильно помог Владимиру уничтожить язычество и водворить христианство, так на Западе устойчивость, с которою язычество целые столетия держалось в Полабии и Поморье, объясняется не столько энергиею жрецов, сколько внутреннею несостоятельностью самого католичества и ошибками немецкой пропаганды. Но и католичество, которое тогда по внутреннему содержанию было очень слабо, убедившись, что славян следует учить по-славянски, говорить с ними их языком, весьма легко одержало победу над язычеством и не только искоренило его, но и обратило западных славян в ревностнейших католиков и защитников немецких интересов.
Влияние жрецов в Поморье, увеличиваясь все более и более, дошло в IX ст. до того, что некоторые храмы имели свое постоянное войско. Так, известно, что арконский Святовит охранялся тремястами отлично вооруженных и снаряженных всадников, которые, случалось, принимали участие в войнах как постоянные, регулярные войска. Радогощский храм имел также свой постоянный гарнизон. Содержались эти воины на счет казны храма, представляя собою что-то особенное, неизвестное в то время Европе. Как бы там ни было, но ватиканская гвардия напоминает несколько погибшее в боях первое славянское и европейское постоянное войско.
Выше было говорено о знаменах и копьях; из них особенно замечательна станица Святовита, которой воздавались почти божеские почести. Ее несли впереди войска, и под ее покровом отваживались на удивительные дела храбрости и самоотвержение. Знамя Живы имело такое же значение. По некоторым признакам оказывается, что каждое племя имело свое знамя, свою всем видимую святыню, за которую дрались, побеждали и умирали, благословляя небо. В Волыне стоял столб с воткнутым в него копьем, которое почиталось за особую святыню за необычайную древность. Вообще копье было в большом употреблении у славян: им защищались, оно составляло принадлежность Святовита и т. п. Неудивительно, что волынское копье, неведомо кому и когда принадлежавшее, почиталось как эмблема защиты.
Удобное расположение приморских городов с их храмами и оживленные торговые сношения с отдаленнейшими странами, с Киевом, Грециею, Даниею, Скандинавиею, Англиею, Франциею и Паннониею, должны были привлекать чужеземных торговцев, между которыми чаще других встречаются греки, как постоянные гости Волыни, Щетины и др. городов. Одинако разъезжали поморские торг