По силе таких причин радимичи и вятичи принуждены некогда были оставить свои прародительские земли и поселиться на крайнем востоке, по верховьям Днепра и около Оки. Те же причины двинули новгородских славян по бассейну Ледовитого океана вверх и на восток и способствовали расширению русской земли и сохранению племени в целости. Этому колонизационному стремлению благоприятствовало также направление рек, с Урало-Балтийской возвышенности растекавшихся на север и юг. Предприимчивость и отвага северного славянина, развившиеся в нем в длинном ряду колонизационных предприятий среди финно-тюркской расы, искали для себя нового простора, новой деятельности. И вот, упершись на северо-востоке в берег моря и в Урал, двигается он на юг и захватывает на пути все встречное. Но это не были захваты войны и насилия, это были победы практического ума, который заставлял соседние народы уважать себя, и они, не утрачивая своей национальности, верований и языка, локоть об локоть, как в строю, шли по пути развития, руководимые высшей расой.
Предание говорит, как однажды русский царь бился об заклад с мордовским ипозарем, у кого в народе найдется парень с наибольшею головой. И русский царь представил такую голову, какую не видывала мордва. На нее намотали вервие, которое обняло все Мордовское царство. Ипозарь Мордовский удалился к Синю морю[150]. Эта легенда может быть приурочиваема ко времени не позже XII ст., когда и начали образовываться среди инородцев эти русские острова и жилы; теперь они уже исчезают в Нижегородской и Тамбовской губерниях, но еще заметны в Пензенской и особенно в Самарской и Уфимской губерниях. Полной ассимиляции инородцев с Россией в течение семи столетий не могло произойти: того не дозволяет русский характер, не знающий насилия и ассимилирующий в год не более 0,8 %.
С Иоанна IV, когда ослабела деятельность верхневолжских ушкуйников, когда государство окрепло и почувствовало свою силу, предпринимается военный по ход во имя веры и Христа, против магометанствующих болгаро-татар в Болгарскую землю. Это колонизационное наступление вперед целым государством показало новый сильный пример частным попыткам в этом же роде. По пути, указанному Иоанном, Русь двинулась снова к востоку, на свободные татарские земли, и, заняв переселениями все Поволжье, отодвинуло ислам и язычество от берегов Волги в глубь лесов и степей. А одновременно утверждалась на юге, на Дону, своеобразная рать, казачество, выродившееся из ушкуйничества и состоявшее из всяких вольных людей севера и запада, которые на свой страх и помимо государственности охраняли славянство от напора тюркской расы. То же самое явление развилось еще восточнее, по Уралу.
Но кроме изложенных причин были также другие, имевшие громадное влияние на расширение территории и на округление границ России. Так, при Борисе Годунове уничтожение Юрьева дня породило массу недовольных новыми порядками, бросавшихся от центра на окраины. Точно так же никоновская реформа и преследование старообрядцев в продолжение двух столетий разогнали многих крепких духом русских людей по окраинам и за границу. Нам всегда казалось, что на старообрядчество не следует осмотреть исключительно со стороны вероучения. На знамени его начертана старина, которой русский человек является крепким поборником во всех отправлениях своей жизни: в вере, языке, нравах и обычаях. Во всех случаях соприкосновений с погаными — а такими, по мнению русского народа, были не только нехристиане, но и немцы в специальнонародном смысле этого слова, т. е. европейцы, — русские крепко отстаивали свою старину. Курбских было мало, и они являлись исключениями. И, к несчастию, это святое чувство народности, стесняемое и неправильно направляемое, выродилось в старообрядческий ригоризм. Преследуемые духовной и светской властями, старообрядцы бросились во все стороны за окраины. Но они останавливались вблизи границ Отечества в чаянии возможности снова в него вернуться. Киргизские степи, Кавказ, юг России, Буковина, Польша, Курляндия, Лифляндия и Финляндия — все эти пограничные местности получали русских поселенцев, людей необыкновенно крепких духом и телом. Селились они большею частью в таких трущобах, дебрях и недосягаемых с виду местах, которые, по народному смыслу, доступны только нечистой силе. И это стремление раскольников уединиться в укромных местах не было делом только необходимости, а представляет у них черту, общую со всем славянством. Издревле славянин любил селиться в местах недоступных. Так, первые славянские поселенцы Балканского полуострова сели в дебрях (Дибра на Дрине в Албании), где вполне дикая природа с расселинами и отвесными оврагами, где видны только ели, восходящие с темного дна глубоких рытвин и упирающиеся в высь поднебесную, где слышен только крик зверя. Там, на этом дьявольском месте (Деболь), на этой Проклятой Планине утвердились они, недоступные враждебным соседям. То же самое находим мы теперь в раскольничьих поселениях Курляндии, около Зельбурга; та же картина в Польше вблизи Августова, где по реке Гонче сидят поныне старообрядцы в числе 4500 д.[151]. В 1831 г., когда нашим войскам после долгих переходов по литовским землям пришлось спуститься в долину Гончи, они весьма были обрадованы открытием тут нежданно-негаданно целого ряда русских поселков. Звон колоколов, хлеб-соль, русская речь, русская изба с ее резною архитектурою, русская женщина с ее нарядом — все это родным, милым повеяло на наше войско и укрепило его дух на новые подвиги.
С Петра Великого к прежним условиям народного расползания по окраинам прибавилась еще рекрутчина. Для староверов и вообще для народной массы, не любившей новшеств, эта вечная солдатчина, с ее непонятными народу содержанием и формами жизни, была чистым наказанием Божиим, и потому побеги еще более усилились. В тесной связи и зависимости от таких центробежных движений русского народа стоит возникновение и развитие казачества, явления совершенно самобытного и оригинального, подобного которому не представляет история других народов. Этот своеобразный продукт народной жизни всегда был и теперь страшен Западу; как грозная туча, разражался он всеразрушающим ураганом над всем, что враждебно было его вере, народности и быту. Но не одною только грубою силой и отвагой держалось казачество: оно было крепко духом, богато умом. Такие типы, как Ермак, Богдан Хмельницкий, обнаруживают необычайную мощь и силу духа породившей их среды и вместе с тем свидетельствуют о богатстве и разносторонности ее духовных сил. Уральский Кромвель, сибирский Мориц — саксонский и украинский Елачич дают блестящее доказательство того, как эта казацкая масса была способна к крепкой организации, какие военные таланты в ней жили и каким политическим смыслом и дипломатическим тактом она отличалась.
Итак: западные враги заставили некоторых славян двигаться с первоначально занятых мест на восток; здесь переселенцы оседали по течению рек, среди инородцев; превосходство славянской расы, просвещенной к тому же христианством, пред тюрко-финскими туземцами повлекло за собой религиозное и национальное слияние последних с первой; развитие государственности, уничтожение Юрьева дня, раскол и рекрутчина произвели отлив русских людей от центра к окраинам. Вот исторические условия распространения и разрастания славянского элемента на востоке при одновременном ослаблении его на западе.
И в настоящее время продолжается малозаметная, по непрерывная колонизация пустопорожних мест юга и всего востока России. Туда ежегодно сбывается не менее 30 т. д., причем главными причинами выселения являются теснота и нужда. Эти переселения, которые совершаются пред нами воочию, имеют тот же самый характер, каким отличалось первоначальное движение славян из Индии в Европу.
При настоящем переселении редко, если поднимается целое общество; большею частью идут в одиночку или семьею. Сколько из всего числа переселяющихся принадлежит обществам, сколько одиночек и сколько семей, пока не исследовано, зато слишком хорошо известны причины, двигающие тех или других. Деревня, общество поднимается в том случае, когда испробованы все средства, потрачены все силы для улучшения благосостояния, а оно все-таки из года в год ухудшается и все наконец приходят в совершенную нищету. Такая нищета обуславливается обыкновенно отсутствием в данной местности особого промысла или ремесла, тогда как главный источник благосостояния — земледелие, хлебопашество — стеснен густотою населения и истощением почвы. До окончательного решения выселяться общество доходит медленно; ему нелегко оставить на произвол судьбы родительские могилы, веками насиженные места. Но мысль о переселении, первоначально забежавшая в голову одному или нескольким лицам, передается затем всему поселку, всей общине, пускает корни в мирской душе глубже и глубже, крепнет на почве новых житейских неудач и наконец переходит в твердое намерение искать новых мест.
Одинокие люди, стесненные обстоятельствами, а также широкие натуры, смекалки, бывалые люди, твердые характеры, верующие в удачу, решаются на отлучку скорее, иногда мгновенно; их не пугает неизвестность предстоящего; они, как бездомные, скоро находят себе кусок сытного хлеба. Переселения подобных людей отражаются благотворно более на северных, чем на восточных и южных окраинах России. Там, среди северных лесов и вод, увеличивается от этого число промышленников, которые, пожив жизнью охотника, рыболова, искателя приключений, обзаводятся со временем семьею, иногда из своих, и подвигаются все более и более вглубь, богатея, не нуждаясь ни в ком, сами себе господа, сами себе начальники. Нечаянное открытие подобных сельбищ совершается ежегодно, к удивлению администрации, к неудовольствию найденного поселенца.
Иначе двигается семейство, иным образом общество, т. е. несколько семей или род. У первых все решает старший, глава; ему советом помогает жена, руки — дети. Когда решено ехать, то выбирается такая местность для будущей оседлости, где понаслышке хорошо, а то бывает и так, что покажут рукою на восток или на юг и отправляются по пути, пока не усядутся. Все обращается в деньги, поднимаются с пустыми руками и двигаются как Бог послал. Прежде всегда шли с повозкою, с будою, нагруженною самым необходимым скарбом. Прежде, да и ныне случается, что семья останавливается там, где излюбилась местность. В былые времена их было много пустопорожних, теперь путь длиннее, место отдаленнее. Таким-то способом заселилось еще весьма недавно все Среднее Поволжье, а ныне двигаются на подобный лад за Урал, в Сибирь и к Синю морю. Глава семь