остислава, из Паннонии. Начальство над этими колоннами было вверено трем королевским сыновьям. Вся Южная Моравия по Дунаву и Мораве была опустошена, и войска, шедшие из Баварии и Паннонии, соединились вблизи Градишки. Жители бежали в горы и там скрывались среди непроходимых лесов. Несмотря на такие успехи немецких полчищ, они по недостатку жизненных припасов должны были отступить, как при Карле В. 870 год был для Ростислава годом высшей его славы, а для славян — годом торжества над врагом; в том же году восточно-греческое богослужение на славянском языке распространилось в Паннонии у Коцела и далее к югу и западу, среди савских и горотанских славян. Положение франков становилось изо дня в день безотраднее; они не только теряли власть, но от них и от Рима отвернулись все славяне правого берега Дунава, находя защиту у Ростислава, а духовную пищу — у Со-лунских братьев. Тогда-то, как это уже бывало раньше и как это потом повторялось неоднократно, немцы прибегли к подкупу, который удался. Нитранский князь Свято — полк, человек честолюбивый и властолюбивый, поддался обещаниям и предал свое княжество в распоряжение Карломана, сына короля. Потом, пленив коварно своего дядю Ростислава, он препроводил его, как изменника, к своему покровителю, а тот, заковав старца, отослал его в Регенсбург к королю Людовику. Там франкские, баварские и славянские вассалы осудили его на смерть, но король Людовик нашел, что этого мало, и приказал выколоть ему глаза и бросить в темницу. Так-то немцы распоряжались всегда: Винитар на р. Боге, Людовик на Мораве, Оттон у Бранибора и Арнульф на Рабе, — это все люди одинаковых понятий и одинаковой нравственности: коварные, употреблявшие на гибель славянства бесчестные средства и чужие силы!
Страна, лишенная главы, опустошенная дотла, досталась врагу и была передана в управление маркграфу. Очень скоро эти правители доказали, на что они способны, вызвав со стороны князя Святополка сопротивление. Неожиданно его схватили и закованного препроводили на суд к Карломану. Продолжавшиеся после этого всякого рода насилия со стороны немецких правителей заставили мораван восстать под предводительством священника Славомира. Святополк между тем, оправданный и одаренный королем, был выпущен на свободу с условием помочь немцам подавить восстание. Самолюбивый, обесчещенный и полный мести, Святополк отправился с немецким войском в Моравию, как будто против своих. В действительности же он готовил страшное мщение, условившись об этом предварительно с моравскими вождями. В одной из битв он внезапно перешел на сторону восставших и тут же нанес немцам страшное поражение. Освободив Моравию от врага, Святополк искал союза с чехами, женившись в 871 г. на дочери к. Борзивоя, причем тут-то и произошло нападение на свадебный поезд невесты, о котором было помянуто выше. Здесь несколько слов о характере Святополка. Мирная политика Моймира, стремившегося обеспечить спокойствие страны согласием с соседями, ставила его в необходимость снисходительно смотреть на вторгавшееся латинство; а последнее не могло не иметь влияния на порчу доброго от природы и доверчивого славянина. Простота народной жизни исчезала, чистота нравов и отношений портилась под растлевающим влиянием католической пропаганды, действовавшей ухищрениями, не гнушавшейся бесчестными средствами для достижения целей. В таких условиях пришлось развиваться и молодому, пылкому и самолюбивому Святополку. Свидетель беззаконного низложения Моймира и нескончаемых предательств разных маркграфов и даже сыновей императора, Святополк во все время княжения Ростислава должен был лавировать между дядей и немцами, то поддерживая Ростислава, то склоняя ухо к выслушиванию наветов и наущений врагов, которые только и искали случая поссорить племянника с дядей для ослабления Ростислава.
Наконец вражеское влияние восторжествовало. Еще язычник, Святополк, по всей вероятности, сильно опасался, чтобы и с ним не поступили, как с Прибиною, изгнанным за сопротивление ввести христианство; возвыситься же до понимания национальных интересов и во имя их действовать в крепком единении с Ростиславом Святополк не мог при своем неразвитом уме и испорченном нраве. Это отсутствие государственного смысла и понимания, эта испорченность нрава и недальновидность, закрывавшие от Святополка истинные цели врагов, были причиною того, что он бросился в объятия немцев и предал им своего дядю. Может также быть, что ему был обещан великокняжеский престол, чего, впрочем, не только потом не сдержали, но и отплатили своему слуге черною неблагодарностью. Только тогда, сидя в тюрьме, он ясно понял своих приятелей и задался мыслью отмстить им. И понятно, что для осуществления этой задачи он со спокойным духом мог прибегнуть ко всякому средству: к обману, к измене. Сами немцы подавали пример такой системы действий. Почему же не употребить против них их же оружие, если не на пользу народа, то для своей собственной выгоды, для удовлетворения самолюбия, для грубой мести? Недальновидность Святополка доказывается еще и тем, что призванные Ростиславом первоучители, свв. Кирилл и Мефодий за все время княжения Святополка действовали на свой страх и не находили должной защиты у княжеского престола. Святополк их только терпел, но не любил и не покровительствовал, так что под конец Мефодий должен был искать защиты у византийского императора. Мы полагаем, что если б вместо Святополка сидел на великокняжеском престоле Ростислав, он не допустил бы папу говорить и делать сегодня одно, а завтра другое; он, вызвавший проповедь христианства на родном языке, сумел бы ее и отстоять и не потерпел бы около себя чужеземного епископа Вихинга, который сумел овладеть Святополком и даже восстановить его против Мефодия. Эта слабохарактерность вовсе не оправдывает Святополка, напротив, еще ярче выказывает его недостатки. Наконец, отсутствие государственного ума у Святополка доказывается его дружбою и даже покровительством своему злейшему врагу, маркграфу Арнульфу, который при первом удобном случае не только изменил своему куму Святополку, но даже навел на него тучу диких мадьяр, положивших конец Великоморавскому государству. Если во время княжения Святополка и сделано что-нибудь хорошее, то оно объясняется не добрыми побуждениями со стороны князя, а его безграничным самолюбием, ради которого он воевал и отстаивал прежде всего себя, а уже потом Моравию. Святополк был испорченный немцами славянин, который начал дурно и кончил гибелью своего государства.
Не можем при этом случае не обратить внимание читателя на особенное сходство в положении Великоморавского княжества и в политике его правителей с гогенцоллернскою монархиею, которая чрез 800 лет повторяет то же, что было сделано Моймиром и Ростиславом. Фридрих Вильгельм I был миролюбив, домовит, скуп и истинный хозяин своей страны. Той же политики придерживался Моймир, которому наследовал победоносный Ростислав, умный и дальнозоркий воин, хороший политик, любимец народа и грозный враг своего соседа. Он с пользою употребил накопления Моймира, как впоследствии Фридрих Великий воспользовался скопидомством своего отца. Он обратился к востоку, желая избавиться от Рима и императора: Фридрих II подобным образом держал себя в отношении к Австрии и католичеству. Тот и другой боролись с ничтожными силами против громадных полчищ и одинаково счастливо отстаивали свою страну. Разница в том, что Ростислава погубила измена, а Фридриха спасла Россия! Но из этого еще не следует, чтобы для России не нашелся новый Арнульф!
Святополк в союзе с чехами и вспомоществуемый народом, в 872 г. изгнал врага из пределов Моравии и вторгнулся в Германию. Император Людовик, обессиленный столь продолжительным противодействием, искал мира и заключил его в Форхгейме в 874 г., причем Моравия снова сделалась независимою. Этот удачный акт живет в памяти народа до настоящего времени, и имя Святополка воспевается по сю пору, хотя история говорит об этом князе другое, и не в его пользу. Вскоре княжество Святополка обратилось в действительности в великое: славянские князья в Малой Польше, на Красной Руси, в Слезаке, под Солявою и Девином (Магдебург) до Спревы, Вислы, Стрыя и Дуная — все признавали верховенство Святополка и платили ему дань. Такое распространение власти к востоку вместе с несогласиями, возникшими с маркграфом Каринтийским Арнульфом, были причиною, что в 882 г. болгары в союзе с немецкими вассалами вторглись в Моравию, причем Святополка было приказано убить, хотя бы изменою.
Держава Святополка
Тогда снова возгорелась война; мораване перешли чрез Дунай и заняли Паннонию, т. е. правый берег Дуная до Рабы, которая после счастливой для Святополка битвы осталась за ним до конца его жизни. После этого не удивительно, если сам император Византийский называл Святополка государем, царем, самодержавным императором, а царство его известно было грекам под именем Спендоноплокоса.
О князе Коцеле в это время больше не упоминается; по всей вероятности, он умер вскоре после Форхгейм-ского мира, около 877 г. Также вероятно, что после сего Святополк заявил свои права на Блатное княжество, т. е. на Моравскую Паннонию.
В 885 г. заключен был мир с Арнульфом, подтвердивший приобретение и независимость Святополка. До 890 г. отношения соседей были наилучшие, так как в это время Арнульф искал королевской короны, которой добился благодаря содействию и Святополка. Последний за оказанную услугу на рейхстаге в Обермунстерберге был утвержден ленным владетелем Богемии.
Одновременно с этими событиями Византия вела нескончаемые войны с болгарами, против которых призвала наконец на помощь мадьяр. С 888 г. многие из их родов кочевали и утвердились в Восточной Паннонии, т. е. в нынешней Большой Венгерской низменности. До́лжно полагать, что они действовали отчасти по внушению Арнульфа, так как последнему было нужно разорвать союз, нарушить доброе соседство и согласие моравян с болгарами, у которых в то время княжил замечательный князь Борис-Михаил. Вот этих-то мадьяр Арнульф направил на Моравию с востока, сам же со своим войском и с вассалом, хорватским князем Брячиславом, вторгся в нее с запада и юга. Снова началось беспощадное разорение Моравии, которое в 894 г. едва не стоило жизни самому Арнульфу. Отбиваясь во все стороны, Святополк скончался в том же году в самом разгаре войны. Обстоятельства кончины его неизвестны. Следует, впрочем, полагать, что здесь опять орудовала измена