[281]. Всех их распяли, и трупы их оставлены были надолго на крестах в назидание другим врагам. Такое зверство возмутило Баламира, который решил после этого покончить с готами и их царством, покорить и подчинить его себе. Если бы Баламир не был близок к славянам, он не жаждал бы мести, не подвергал бы себя опасностям. В совершившемся событии он не только сочувствовал антам и погибшим, но ясно узрел, что дальнейшее укрепление Винитара разрушит все его планы и опять может появиться новый Эрманарик. По прошествии года несметные полчища гуннов, славян и финнов двинулись под предводительством Баламира против Винитара. Место сражения неизвестно, но, соображая, что Винитар после совершенного им зверства двинулся к Днестру, покорил всех антов, а оттуда, должно быть, пошел вверх, в Польшу, можно думать, что первые две встречи произошли у истоков Днестра, З. Буга и Припети. Полагают, что это было около Холма в Червонной Руси. Третья кровопролитная встреча, долженствовавшая решить дело, была на р. Эраке. Река Эрактон встречается у Птоломея[282], который помещает ее к стороне Карпат и истоков Днестра, там же вблизи берет начало З. Буг, который, должно быть, так и зовется у Иорнанда. Как бы там ни было, третья и последняя встреча Баламира и Винитара случилась в стране бужан, прежних антов, около З. Буга. Винитар был убит лично Баламиром, и его царство покорилось победителю. Чтобы прочнее сесть и безопасно управлять от моря до моря, Баламир женился на племяннице Винитара — Валадамирке, или Володомирке, а Готское царство вручил своему подданному Гунимунду, сыну Эрманарика. Все эти имена совершенно ясно указывают, какая в то время была тесная родственная связь между славянами и гуннами, между последними и готами и между готами и славянами. Вероятнее всего, как то делается и теперь, князья готов, гунн и славян брали себе в жены княгинь соседственных народов, отчего и происходили Баламиры у гунн, Володимирки и Гунимунды у гот. Впоследствии мы видим в числе подвластных Аттиле готских князей трех братьев: Валамира, Теодемира и Видимира, вероятно, сыновей от славянок[283]. И это указывает уже на то, какое влияние имели в тогдашнее время славяне на быт окружающих кочевников, представляя им пример оседлой жизни в своих поселениях по Днестру, в городах и городищах.
После того до воцарения Аттилы нет сведений о том, что делалось в России; зато замечается особое движение гот и алан к Балканскому полуострову и на запад по Дунаю до крайних пределов. Движение алан в особенности для нашего дела тем замечательно, что и у них опять является предводитель с именем, очень близким русскому слуху, именно Радагайс, или, вернее, Радагощ. Западники зовут Ростислава Моравского Растицем, в котором невозможно узнать славянина. Таким же образом они поступали с Радагощем, именем, столь известным в Черниговской губернии (г. Радагощ на р. Судосте, притоке Десны[284]) и в Северной Германии (г. Радагощ, главный город лютичей, уважавшийся на всем Балтийском поморье[285]). Этот Радагощ вывел, вероятно, по соглашению с гуннами алан и с ними славян, которых повел по Дунаю в Италию, а потом они очутились на Луаре, возле древних антов, в Вандее. И здесь мы находим вблизи устья Луары речку Дон, а к северу, у Бреста и в Бретани, множество урочищ с окончанием он. Это вовсе не случайность, а тесно связано с историею гунн и славян. Почему алане пошли именно к Луаре, к древнему Лугдону? Не была ли это разведка, не была ли это погоня за кем-нибудь: за готами, за визиготами, которые уже начали двигаться из Паннонии к западу, одновременно с утверждением гуннов на Среднем Дунае? Далее, эти же аланы при Аттиле ищут его защиты против римлян и вестготов, и они же потом с вандалами громят Испанию. Не без того, чтобы вместе с этими аланами не шли также и славяне-анты с Днестра, и их, вероятно, было немало. Как бы там ни было, но утверждение алан на Луаре, там, где Дон, Шалон, Краон и т. д., имело большие последствия. Этот передовой отряд Востока под предводительством Радагоща, двинувшись в 400 г. из Бессарабии, был причиною движения Аттилы, 50 лет спустя, к Каталаунским полям, на помощь королю алан — Сангибану. И эти аланы должны же были усесться именно на Луаре, в кругу древнейших славянских поселений. А отсюда понятны как цель движения гуннов, так и присутствие в орде алан-славян и то, что предводителем их был Радагощ, истый радимич, которого предки были когда-то изгнаны кельтами, влахами или римлянами из их первобытного местожительства на берегах Атлантики. За аланами шли вандалы, т. е. славяне с некоторою примесью суэвов или свевов. Вандалы, виндилы или винделицы не что иное как суэвы, поселившиеся среди славян в Слезаке, около Исполиновых гор, там, где ныне город Немец и гора Суботка[286]. В продолжение нескольких веков, около четырех, они смешались до того со славянами, что их нельзя было отличить от порабощенных, и затем их собратья назвали их в насмешку вандалами — название, близкое к имени венедов, или вандов. К концу II столетия они спустились к югу, в нынешнюю Паннонию, где и сидели до 407 г. по Р.Х. По настоящее время пограничных со Штириею жителей около Дуная зовут вандалами[287]. Отсюда они неоднократно предпринимали походы до Италии в Рецию и Галлию, но всегда эти походы оканчивались неудачею. В 407 г. они почти одновременно с Радагощем двинулись по Дунаю вверх, вошли в Галлию, а оттуда в 411 г. перешли в Испанию вместе с аланами и свевами. Вслед за ними шли визиготы, или вестготы, которые, напирая все больше и больше, принудили вандалов переправиться в 429 г. в Африку, где на пепелище старого Карфагена основалось новое, грозное для Италии царство Гейзы, или Гейзериха. Этот король знал о гуннах точно так же хорошо, будто жил по соседству с ними. Множество славян, живших в вандальской орде и прошедших Западную Европу до крайних пределов, до Вандалии, Андалии (теперь Андалузии) и основавших потом около Карфагена Журжу, Журжево, одноименную с придунайскою, видались по пути с разными родами и остатками славян. Паннонские, баварские, ретующие, итальянские, ронские, луарские и испанские славяне слушали проходящих и рассказывали им о себе. Это общение поддерживалось и потом, во время морских разбоев по берегам Средиземного моря, и распространялось на славян у Лионского и Венецианского заливов, около Роси и Руссильона, около Венеды, в Истрии и Далмации. Слава гунн и Аттилы между тем все росла. Вестготы, изгнанные Баламиром из Паннонии, рассказывали о гуннах и их предводителе небылицы и служили сами лучшим доказательством силы и могущества славяно-гуннских орд. Вестготы не щадили также и сродственников славян — вандалов и, как сильнейшие числом, гнали их все дальше, пока те не ушли в Африку. Там племенная вражда продолжалась и закончилась семейной драмой в королевском доме. Сын Гейзериха, Гунерих, был женат на дочери вестготского короля Теодорика. Гейзерих из ненависти к Теодорику (или в действительности невестка желала отравить тестя) отрубил красавице нос и, изуродовав ее навеки, отослал к отцу в Испанию. После этого Гейзерих вошел в прямые сношения с Аттилою, которого приглашал идти вместе против вестготов с целию уничтожить их окончательно. Сам Гейзерих хотел двинуться морем и подать руку Аттиле, что имело последствием появление гуннов в Галлии и Италии в 451 и 452 годах[288].
Таким-то образом заранее подготовлялась почва для принятия гунно-славян, которые, двигаясь по разным направлениям, везде наталкивались на родные гнезда. До какого года царствовал Баламир, осталось сокрытым для истории. Известно, однако ж, что около 305 г. гунны, подобно потоку, разлились по Малой Азии, а разные германские народы, не находя дома покоя, должны были оставить окончательно берега Одры, Ду-нава и Лабы и устремиться на Балканский полуостров, в Италию, Францию, Испанию, Африку и Азию. Вся Европа пришла в движение, все разрушилось, все созданное готами и римлянами, которые были ненавистны гуннам за коварство и бесчеловечность. Около этого же времени начал царствовать над отделом гуннской орды Мунчук, отец Аттилы. Соправителями его над другими родами гунн были Октар и Руя, или Роас, по-нашему Рус, которому досталась в удел вновь покоренная Паннония, откуда гунны изгнали вестготов силою, вслед за победою Баламира над Винитаром[289]. Этот Рус известен тем, что ходил в Мизию и, вероятно, проникал до сердца Византийской империи, Острома, который принужден был платить ему дань. После смерти этих братьев главенство над гуннами досталось сыновьям Мунчука — Бледе и Аттиле. Последний, по особенности своего характера самолюбивый, гордый, дальновидный, умный и хитрый, не мог разделять власти и, убив брата в 443 г., сделался самодержавным властелином громаднейшего царства, какие только и возможны на Востоке. Вся нынешняя Россия до Ладоги и по Дону до Кавказа, Германия до Одры, Паннония, Иллирика до Адриатического моря и Савы — все это подчинилось его власти. Византийская империя платила дань, Запад трепетал, и слух об Аттиле предшествовал его славе и делу. Усевшись в своей столице в Паннонии, в нынешнем Токае, Аттила сидел тут, как орел, озираясь во все стороны из центра, места, весьма искусно избранного. Римский полководец Аэций был его приятелем; в Риме его знали, боялись, уважали и удивлялись; Карфаген на него смотрел и надеялся; Византия и Персия его трепетали; на Луаре и в Андалузии родные славяне ждали его прихода с нетерпением. Чрез Токай — Тока проходил торговый путь с севера от Балтики к Адриатике; а по Дунаю и Тиссе шел другой такой же путь с запада на восток. Все богатства проходили мимо Аттилы, он решал, что пропускать, с чего взять выкуп, что следует сделать, чем воспользоваться. Как тонкий знаток людей, дипломат, он у проходящего люда все выведывал, все знал и вел образцовые переговоры, словесные и письменные, смотря по надобности. И при этом в сознании своего могущества и величия он отличался необыкновенною простотою в жизни, обхождении, в одежде, потребностях, в пище и во время покоя. Закаленный в боях, солдат, обладающий всем, Аттила любил только славу и… женщину. Первой он достиг: его имя не помрет; от второй он умер, хотя и в старости.