Остается еще затронуть самый трудный предмет, вопрос, который мало известен, мало понятен и извращен за границею. В наших пределах его обходят по боязни, неприязни, по непониманию во многих случаях его величия и славы и из желания если не уязвить, то, по крайней мере, промолчать, будто это недотрога, притом такая, которая всегда дерется. Не разделяя ни одного из этих мнений и обращаясь к нему только со стороны строго научной, мы не можем не признать ряда последовательных фактов, доказывающих, что великорусский элемент, в силу своего физического строения и выработанного веками быта, представляет собою последнее слово всего славянства. Это юноша, каков был Геркулес, это ум и соображение, это пока еще бродячая идея, не установившаяся, но имеющая впереди целую будущность, с началами просвещения, объединения, добра и такого света, который может сокрушить западное направление, дав ему другое течение, обновленное, свежее и вполне здоровое.
Так как великорусский образ вырос на почве Европейской России, то, предварительно всяких других аргументов, мы заметим, что из всего состава ее населения на его долю приходится 49 %. Из всего же славянства считается этой отрасли 41 %. Такие почтенные цифры без особенно уважительной силы притяжения составиться не могут. Ведь ни одно из наречий Европы не смотрит такою плотностью, таким однообразием, как великорусское. Зато так же сколько зависти, наветов, лжи! Так трубят во всеуслышание, что он не более как неповоротливый колосс на глиняных ногах, приравнивая его, должно быть, к тем массивным, рослым готам Южной России, которых пигмей, ныне колосс, прогнал на запад и шел им вслед до Шалона и Равенны. Далее говорят, что эта масса поддерживается иноплеменниками: тюрками, которых на всю Ев. Россию 4,4 %; угрофиннами — 3,5 % и, наконец, семитами — 3,7 %, а всех их вместе в Ев. России около 12 %[35]. Если б еще Россия исповедовала, как Хозария, иудейство или говорила бы по-турецки, как многие малоазийские греки, болгары-помаки или мамины — иудеи, то, может быть, подобные обстоятельства могли бы вконец сбить с толку как верхоглядов, так и вообще наших приятелей. Наяву же великорусская речь вторгается, по своей разработанности, и законченности в укромнейшие уголки иноплеменников и идет параллельно с движением православия среди язычников и иноверцев так сильно, что, с одной стороны, в Чехии, Болгарии и в других славянских землях русская речь уже признана, как наиболее соответствующая объединению, тогда как с другой — само население России нарастает видимо на счет чуждых народностей, которые, в силу основных законов господствующей религии, не могут быть отторгнутыми.
Русская речь и русский человек торговлею, промыслами, предприимчивостью, неустрашимостью и умом двигаются из центра своего постоянно во все стороны. Далекий путь проложен по Сибири; леса Севера и Северное море испещрены искателями полезных приключений. Средняя Азия до Тибета и Гиндукуша как на ладони, а Малая Азия с берегов Черного моря и от древнего Хорса (Карс) изведана давно. Все это есть результат жизни великого народа, со времени утверждения его центра между Волгою и Окою, где тихо, спокойно, не спеша, могло зреть государственное зерно, вдали от Запада, за лесами и горами, которые нелегко допускали туранскую расу до пределов новейшего и последнего вида, того государственного строя, откуда вышла нынешняя Россия.
Славянские роды, собираясь в общины и имея потом своего князя, были первоначально на западе по разрозненности и географическим причинам так слабы, что всякое проявление самостоятельности трудно удерживалось при первом появлении противника, более сплоченного. Тем не менее самостоятельные славянские государства появлялись одно за другим, и только недостаток погибших летописей скрывает одновременность их основания со всеми другими западноевропейскими государствами.
Так, в VII ст. формируются впервые Богемия с Хорутанией, потом следует Болгария, Моравское царство, Польша, Сербия и наконец Киевское княжество. Чем больше к востоку, чем дальше от запада, тем это дело шло лучше. Но вместе с тем имеется меньше данных, чтобы утверждать, что на Днепре до 862 г. уже существовало государство. Однако ж Иорнанд, готский летописец, повествует совершенно ясно, что у скифов были князья, а где князь, там и власть, разумеется, не над пустым пространством. Да и до призвания варягов в Новгород были изгнаны такие же властители, как то повествует летопись, значит, и на севере было то же самое, что на юге. Да неужели же вправду это огромное пространство, на котором жили скифы, не представляло подобие хоть того, что мы нашли теперь в Хиве, Бухаре и в подобных первобытных по своему устройству странах? Этому верить невозможно уже из одного ответа, который был дан этими скифами Дарию Гистаспу. Далее, нам известно, что эти скифы, и именно землепашцы, привозили свой хлеб в Ольбию, продавали его правильно, поставляли его в определенный срок, как бы законтрактованный. Неужели для всего этого не существовало законов, хотя бы по преданию? Жизнь человека, даже примитивного, вырабатывает во всех случаях практические правила, которые со временем обращаются в целый свод народных законов, привычек и порядков. Семейные дела, добыча, объявление войны, защита, охрана собственности — все это такие принадлежности жизни, без которых не только государство, но и общество, род и семейство обходиться не могут. Блюсти же за всем этим приходится старикам, сходке, старшим, а при совокупности частей высшей власти, в каком бы она роде ни проявлялась. Арабы повествуют, что русские в Белой Веже (Белгород) и в Итиле (Астрахань) имели своего особого судью. Князья, предводители, нам известны уже со времен переселения народов, и если б всего этого не было, то невозможно, чтобы в тысячу лет сотворилось что-нибудь подобное тому, что пред нами теперь. Народ, который при всех невзгодах мог сохраниться так, как это нам известно… для подобного дела мало тысячи лет! Мы крепко верим, что и среди славян были свои героические времена, одновременно с греческими, и что все это нам знакомо, но только под другими именами, которые, однако ж, всплывут наверх с новыми открытиями и при дальнейшем движении вперед славянской науки, едва появившейся над горизонтом. Римляне с основания имеют своих царей, государство, законы и т. п. Неужели они были сделаны из другого материяла, нежели как все остальные народы? Нет, только одно географическое положение Рима и такое же Греции, с которою он сблизился, породило тот временный порыв, который их отличал от остальных народов древнего мира и в особенности от бездорожного Востока. Но очень скоро началось также их постепенное падение, причем первый удар был нанесен именно этим Востоком, парфянами, а потом уже погибли легионы Вара и появился на границе страшный Марбод (Марибор) с его маркоманнами, т. е. граничарами в Чехии и южнее, на Драве у Марбурга (Марибор), а там Децибал Дакийский, Радогощ Аланский и наконец Аттила.
Оставляя это расследование для будущих глав, мы имели намерение только показать, что и Суздальское княжество и Московское потом суть не что иное, как последствие не только Киевской истории и всего предшествовавшего Киеву славянства, мало нам известного, но вполне знакомой жизни, по сродству чувств. Этому славянству не давали покоя, а оно хотело устроиться и под смутным сознанием, двигаясь постепенно на восток, улучило наконец время и сделало то, что ему было нужно. А до того весь этот восток обладал редким населением, он был покрыт сплошными лесами в виде западных герцинских, тюрингских или еще наших недавних брянских. Реки были полноводны, а многие теперешние суходолы — судоходны. Большие болота, в виде пинских, новгородских, рязанских, покрывали огромные пространства. Между ними было немало озер, остатки которых по сю пору так многочисленны в Северо-Восточной России и к северу от Москвы. Везде в то время, от Волхова до Царицына и южнее, жили отдельными хуторами, поселками, на лужайках, по берегам рек и озер финны, а восточнее угры. Такая-то местность, при северном климате, продолжительности зимы, недостатке средств к существованию, заставляла этих финн жить разбросанно, до того далеко и разрозненно друг от друга, что их можно уподобить жителям Кавказа, где люди прошли бок о бок века, не ведая этого. Оттого там народилась целая гора языков, наречий, которая встречается и у финн, где один род не узнает другого, где совершенно утеряно воспоминание о прошедшем. Жить иначе в то время было невозможно, жизнь висела на волоске от недостатка пропитания, зверя, непогоды. Всякое искусство лежало под спудом. Только веками, благодаря русским, финны уподобились людям и, когда просветлело, стали жить лучше, слились, образовали нацию, которая, благодаря России, пользуется теперь всеми богатствами государственного благоустройства. Единственное занятие этих людей в то отдаленное время было рыболовство и лесной промысел, охота. Скотоводства почти не существовало. Земледелием занимались кругом полян на очень небольшом пространстве. Настолько же им было известно и понятно рудокопство. В довершение всего леса были переполнены зверями, которые не давали покоя людям не менее стихий, которые в полые воды, во время бурь, нередко уничтожали и уносили эти щепки человеческого искусства. Спасаясь от зверя, большинство поселений жило около озер или на озерах, вроде наших теперешних тоней на взморье. Пища была самая неприхотливая: рыба, дичь, улитки, белки, сороки. Убить лося, кабана, оленя удавалось редко; ловили более капканами, терпением, выжидая случайной добычи.
В таком-то виде была Восточная Россия за Волховом и Десною, куда вследствие разных причин пришлось плыть, идти, бежать, лишь бы избавиться от страшнейшего врага — западного соседа. Таким впервые показал себя с запада кельт, потом пришли с юга азы, далее с севера готы, за ними явились с востока всякие тюркские народы, из которых последние и самые страшные — татары.
При каждом подобном натиске как западное, так и южное славянство двигалось во множестве семейств к северо-востоку по единственным путям — рекам. И в это