т устья Вехры, на которой в XII веке мы видим смоленский город Мстиславль (1156 год; Ипат., с. 80), была занята кривскими заселениями, и радимичи не успели в ней утвердиться. Порубежье с северянами мы старались определить выше, именно водоразделом Посожья со Сновью, хотя есть основание предполагать, что восточные расселения радимичей или заходили в глубь Северской земли, или же, может быть, даже окружали ее с северо-востока, отделяя ее от по-окского населения вятичей. На такое предположение наводит целый ряд местных названий, напоминающих радимичей, который замечается в области Десны, Сейма и Верхней Оки. Так, мы видим: в области Десны, кроме Радогоща, Радоща, известного уже с XII века (1155 год; Ипат., с. 77; теперь Погар на Десне), Радомку к западу от Новгорода-Северского на Олешне, притоке Убеди, речку Пещань, с левой стороны вливающуюся в Десну, близ селений Радчина, Радинского и Радушина в южной части Брянского уезда; Радовище на речке Радовище, вливающейся в Вытебеть Карачевского уезда; речку Радицу, левый приток Болвы (на юге Жиздринского уезде), на Нерусе Радогощ, ниже Дмитровска, и на одном из левых притоков ее, к юго-западу от Дмитровска Радогощ (тут же к юго-западу от Севска Ратковичи); в области Сейма – Радубеж, Радегощ, Радудичи. Обилие местных названий, сходных с земельным именем радимичей в области Оки, указывает, что и радимическая ветвь славянства принимала деятельное участие в колонизации этого первоначально финского края. На правой стороне Оки такие названия не заходят севернее Упы, в области которой лежат Радугощ, Радугище и Радушное, к северо-востоку от Одоева, тогда как по левым притокам Оки они замечаются в области Жиздры, Угры, Протвы, даже Москвы-реки, хотя и в весьма незначительном числе[230]. Крайней на северо-востоке ветвью русского славянского населения были родственные радимичам вятичи. Их географическое положение летопись определяет Окой. Но и это определение, подобно многим другим летописным указаниям, можно понимать только как приблизительное и общее, ибо, по свидетельству этнографического введения той же летописи, еще в ее время в нижнем течении Оки, «по Оце реце, где потече в Волгу», сидело финское племя мурома. Сверх того мы видим, что поселения мери и мордвы должны были заходить также в область Средней Оки. Таким образом, земля вятичей занимала только часть Окской полости. Описание известной борьбы между Мономашичами и Ольжичами XII века, в которой земля вятичей является одним из главных мест действий, дает некоторую возможность определить, что именно разумелось под вятичами в этом веке, а свидетельство XII века имеет, конечно, важное значение для уяснения географического распространения этого племени в более раннее время. Из похода Изяслава Мстиславича Киевского на Святослава Ольговича в 1146 году видно, что в то время крайними на востоке черниговскими городами, не входившими в состав вятичей, были Корачев (Карачев)[231] и Дьбрянеск (1146 год; Ипат., с. 28–29) в Подесенье. Были ли то северские или радимичские города, неизвестно[232]; но по определительному указанию летописи, земля вятичей отделялась от Корачева лесом, и ближайшим к ним вятическим городом является Козельск на окском притоке Жиздре. Такими же черниговскими волостями, не принадлежавшими, однако, к земле собственно вятичей, являются Обловь, или Блове, с городом того же имени[233], несомненно, местность по течению левого притока Десны Болвы, Болдыж Лес, на пути из Севска в Карачев и Домагощ (на Нерусе). Так что лесистый и холмистый водораздел между деснянскими притоками Нерусой, Навлей, Ревной и Болвой с одной стороны и окским притоком Жиздрой – с другой может быть принят западным порубежьем земли вятичей. С юга их расселения едва ли не ограничивались побережьем Зуши, ибо в половине XII века город Мченеск (Мценск)[234] является уже вне Вятичской земли. Как далеко на север и восток простирались коренные поселения вятичей, определить трудно. С этих сторон они сходились с инородческими племенами мерь, мордва, мещера, которые должны были издавна отступить перед их колонизационным движением вниз по Оке и вверх по ее притокам. Нет сомнения, что в Рязанско-Муромском крае, даже в южной части Ростово-Суздальской области XII века, вятичи издавна составили один из важнейших элементов славяно-русской колонизации. Но связь этих областей с кривско-словенскими землями, замечаемая с первых времен нашей истории, дает основание предполагать, что в колонизации их более деятельное участие должны были принимать поднепровские и поильменские славяне. Во всяком случае, по летописным известиям XII века следует заключить, что земля собственно вятичей того времени простиралась от Зуши вниз по Оке, ограничиваясь ее течением с северо-запада, до Осетра, за котором начинались земли, первоначально занятые мордвой, в эпоху Русского государства уже колонизованные выходцами из разных концов восточного славянства. На юго-восток они могли доходить по Сосне до Верхнего Дона и Воронежа, в соседство северских расселений. В это время чисто вятичскими городами являются Козлеск, или Козельск (на Жиздре), Дедославль, где в 1147 году черниговские князья Давидовичи созывали вече вятичей (Ипат., с. 29; теперешняя Дедилова Слобода к юго-востоку от Тулы на Шивороне, притоке Упы); близ истоков Осетра – село Дедиловские Выселки; Лобынск (Люблинец Амосов) против устья Протвы, Неринск, как вероятно, у устья Нары, и Колтеск, теперешнее Колтово на Оке, выше Каширы, были порубежными вятичскими городами с Ростово-Суздальской землей (1147 год; Там же, с. 28, 29). В этих пределах открываются следы единственного города вятичей, известного начальному летописцу, именно Корьдны, о походе на которую упоминает Мономах в своем «Поучении» (Лавр., с. 103). Она приурочивается к подобнозвучащим теперешним местностям – Карнадьи, что на Зуше, к северо-востоку от Новосиля, или к Карникам и Карничкам, что на речке Карнике, через Шату вливающейся в Дон, к востоку от Тулы. Может быть, остатки земельного имени вятичей сохраняются доныне в названиях селений Вятского на реке Старке в Тарусском уезде, по Калужской дороге в Серпухов, Вятчина на реке Святице по дороге из Мосальска в Ельну.
Земли северян, радимичей и вятичей вошли в состав Русского государства в разное время и на различных условиях, но благодаря географическому положению своему уже в период Начальной летописи они являются в тесной связи между собой. О подчинении радимичей киевским князьям мы имели уже случай говорить. Признав над собой добровольно, по соглашению, власть Олега, освобождавшего их от хазар в 885 году, они через сто лет сделали неудачную попытку восстать против Киева и затем почти без следа исчезают из истории. Несколько раньше были подчинены северяне, обнаружившие по отношению к Руси более земельной самостоятельности и особности. Покорение их Олегом, которое летопись относит к 884 году, совершилось не без борьбы. Олег должен был лично предпринять поход на них, и из краткого летописного известия видно, что он встретил сопротивление главным образом в той части Северянской земли, которая стояла в более тесной связи с хазарами[235]. Чтобы удержать за собой северян, он возложил на них «дань легку». Близость неприязненных и еще сильных соседей хазар заставила киевских князей обращать особенное внимание на эту окраинную землю. Уже при Олеге у поднепровских северян возникли княжеские города Чернигов и Переяславль, мало-помалу сделавшиеся центральными пунктами. Первый – для Северянского Подесенья, второй – для Посулья. Как известно из Олегова договора с греками, в них сидели князья «под Олегом сущее», и на них взяты с греков особые уклады. Здесь они являются уже со значением первенствующих городов на Руси после Киева. То же самое замечается и в Игореве договоре. Нет сомнения, что уже в это отдаленное время, под влиянием Чернигова и Переяславля, стало ослабевать земельное единство северян, что у них тогда еще начали вырабатываться волости, во второй половине XI века окончательно сложившиеся в особые княжения Черниговское и Переяславское. Тем не менее из раздела Русской земли между сыновьями Владимира Святого и из последующего хода событий нельзя не заключить, что в X и в начале XI века русским центром Северской земли служила отдаленная Тмутаракань. При Владимире Святом Тмутаракань является единственным княжеским уделом на восточной стороне Днепра, уделом, в который должны были входить все славянские земли по левую сторону этой реки, подчиненные Руси. То была волость Владимирова сына Мстислава, в борьбе которого с братом Ярославом усматривается, как было замечено выше, такая тесная связь Тмутаракани с северским населением. Усиление Тмутаракани было естественным последствием войн Олега и особенно Святослава с хазарами и походов русских дружин, которые, разрушив Хазарское царство, раздвинули пределы Русского государства до Кавказских гор. Необходимость борьбы с кочевыми выходцами из Азии, с соседними горными племенами и греками заставили русских князей выбрать эту окраину центром своей военной и административной деятельности на юго-востоке и притянуть к нему славяно-русские земли Восточного Поднепровья. Впрочем, невыгоды такого центра скоро обнаружились. В начале XI века Мстислав, овладев левым побережьем Днепра, перенес свой стол в Чернигов, и уже с того времени Тмутаракань снизошла на степень второстепенного удела Черниговского княжения. Попытки князей-изгоев оторвать ее от Чернигова и образовать из нее отдельную и самостоятельную волость не имели успеха. Отдаленность ее от Поднепровья, слабость местного славяно-русского населения и усиленный наплыв азийских кочевников повели за собой падение в Тмутаракани русской власти. К концу XI века она выходит из ряда русских волостей. Летопись говорит о ней в последний раз под 1094 годом, а из XII века о ней дошло до нас только имя в поэтических сказаниях «Слова о полку Игореве»