«взгляда на мир», историко-географического мировоззрения (world view, conception du monde). Один из первых параграфов книги назван исключительно современно: «Мир, известный Начальной летописи». Он совершенно точно определил, что описания языческих народов, в том числе славян, запрограммировано у летописца его христианским мировоззрением. Н. П. Барсов, зная об византийских источниках летописи, хорошо показал влияние «классических» образцов византийской историографии на схемы географического описания, заложенные в архитектонике летописного текста. В этом аспекте постановка его исследовательской задачи была очень созвучна самым современным идеям исторической географии[290].
Н. П. Барсов и его рецензент Л. Н. Майков открывают еще одну междисциплинарную грань исторической географии – историческую этнографию. Здесь также Н. П. Барсов отталкивается от разбора «общих этнографических понятий летописца». Прежде всего применительно к вопросу о локализации и идентификации славянских племен Восточной Европы. Н. П. Барсов был первым, а вслед за ним рецензент Л. Н. Майков, кто стал считать, что «племена» восточных славян были не этнографическими, а политико-территориальными общностями. Идея сама себе спорная, но доминирующая во всей последующей историографии. У него зародилась также не менее плодотворная идея о том, что за этнонимами начального летописания могут стоять и этнографические, и территориальные, и политические общности[291].
Заключения у книги нет. Это вполне в духе Н. П. Барсова и его поколения ученых, изложенный фактический материал и его авторская интерпретация должны говорить сами за себя. Так и получилось: комплексное изучение летописной текстологии, палеогеографии, палеоэтнологии и топонимики позволило создать историческое исследование, сохранившее если не в целом, то во многих частных наблюдениях (а это уже много!) свое значение до наших дней.