Славянский правитель Само и его «держава» (623-658) — страница 12 из 28

[280], имеются в виду славяне: «правившая в селении женщина… послала нам пищу и красивых женщин для соития. Это по-скифски знак уважения. Ласково поблагодарив женщин за предложенную еду, мы отказались от сношения с ними»[281][282].

Стоит при этом подчеркнуть, что славянские женщины того времени были не так просты и беззащитны: как минимум, некоторые из них несли военную службу и бились наравне с мужчинами. «Бревиарий» патриарха Никифора (758–828, патриарх Константинопольский: 806–815) рассказывает, что после того как византийский флот в 626 г. уничтожил славянские однодеревки, «среди тел убитых были обнаружены и женщины-славянки»[283].

Типологической параллелью к отношениям славян и аваров, охарактеризованных Фредегаром, является описание отношений русов с хаканом во главе[284] и славян Днепровского Левобережья[285] в первой половине IX в. в арабских источниках, восходящих к т. н. «Анонимной записке»[286], передаваемой рядом восточных авторов.

Гардизи (XI в.): «постоянно по сотне и по двести [человек] они (русы — М. Ж.) ходят на славян, насилием берут у них припасы, чтобы там существовать; много людей из славян отправляются туда и служат русам, чтобы посредством службы обезопасить себя»[287]; «у них (русов — М. Ж.) нет посева и земледелия, посев их — грабёж славян»[288]. Ибн-Русте (конец IX — первая половина Х в.): «нет у них (русов — М. Ж.) полей [пахотных], так как они едят то, что привозят из земли славян»[289]. Мубарак-шах: русы «не имеют посева и земледелия, постоянно совершают набеги, забирают у славян рабов… привозят товары и зерно, от этого имеют средства к существованию»[290].

Можно вспомнить и описание в «Анонимной записке» отношений кочевавших в то время в Восточном Причерноморье венгров со славянами: «Мадьяры господствуют над всеми соседними славянами, налагают на них тяжёлые оброки и обращаются с ними, как с военнопленными. Воюя славян и добывши от них пленников, отводят они этих пленников берегом моря к одной из пристаней Румской земли, который зовётся Карх. Греки выходят к ним на встречу. Мадьяры заводят торг с ними, отдают им пленников своих, и взамен их получают греческую парчу, пёстрые шерстяные ковры и другие греческие товары»[291].

Подобные отношения предполагают отнюдь не проживание на одной территории, но, напротив, определённое территориальное размежевание[292]. В летний период авары кочевали в своих степях, а на зимовку и для сбора дани какая-то их часть отправлялась в подчинённые славянские земли. Позицию авторов, полагающих, что славяне, князем которых стал Само, проживали непосредственно вблизи от аварских центров[293] мы считаем неверной и рассматриваем описанное в «Хронике Фредегара» аварское иго над славянами и его свержение как события, происходившие на определённом удалении от центров Аварского каганата.

Центральные области Аварского каганата славяне вынуждены были либо покидать, либо были там полностью подавлены политически и национально, и имели иные отношения с аварами, сопровождавшиеся их взаимной интеграцией (как впоследствии славяне Паннонии, по которым «прошлись» авары, смешались с пришедшими туда венграми, полностью утратив свою национальность), а вот на периферии каганата авары пытались установить своё жестокое иго над окружающими славянами, с которым славяне вели упорную борьбу, отразившуюся в фольклоре разных славянских народов.

Славянский эпос об аварском иге и борьбе славян с аварами, на наш взгляд, формировался преимущественно в тех славянских областях, которые граничили с Аварским каганатом и вели с ним жестокую борьбу. Ср. рассказ Константина Багрянородного о победе хорватов в Далмации (ещё одной периферийной относительно центра каганата области) над аварами, вероятно, восходящий к хорватскому эпосу[294].

В ПВЛ сохранилось предание о насилиях аваров над дулебами в годы правления византийского императора Ираклия (610–641), то есть во времена Само: «…при Ираклии цари, иже находиша на Хоздроя царя Перьскаго. Въ си же времяна быша и Обри, [иже] ходиша на Иръклия царя и мало его не яша. Си же обре воеваху на словенех, и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женамъ дулебьскимъ: аще поехати будяше обърину, не дадяше въпрячи коня, ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести обърена, [и] тако мучаху дулебы. Быша бо объре теломъ велици, и оумомь горди, и Богъ потреби я, [и] помроша вси, и не остася ни единъ объринъ. [И] есть притъча в Руси и до сего дне: «погибоша аки Обре», ихже несть племени ни наследъка»[295].

«Племя» дулебов известно с одной стороны на Волыни, где его фиксирует ПВЛ[296], а с другой стороны — в Чехии. У ал-Мас‘уди в «Золотых копях и россыпях самоцветов» назван народ дулаба с правителем по имени Вандж-Слава, отождествляемым традиционно с чешским князем Вячеславом (святой Вацлав; чеш. Svatý Václav, лат. Venceslaus, нем. Wenzel; 924–935), видимо, маркировавший всех чехов в целом[297]: «ещё племя, называемое дулаба, царь же их называется Вандж-Слава»[298]. В Южной Чехии известен город Дудлебы (Dudlebi), упоминаемый Козьмой Пражским в числе владений зличанского князя Славника (ум. 981)[299][300].

Этимология этнонима дулебы и механизм его распространения в славянском мире к настоящему времени надёжно не прояснены. Р. Нахтигал выводил его от германского Dudleiba — «страна волынок» и видел в славянском волыняне калькирование германского dudlěba — «дулебы»[301].

Согласно О.Н. Трубачёву «в слав. *dudlebi скрывается герм. *daudlaiba- с этимологическим значением «наследство умершего, выморочное наследство», что хорошо вяжется с раннеисторическим процессом освоения славянами земель, покинутых одно время германскими племенами»[302].

Отталкиваясь от предложенной О.Н. Трубачёвым этимологии, В.В. Седов предположил, что «поскольку этот этноним (дулебы — М. Ж.) имеет западногерманское происхождение, то, видимо, нужно допустить, что славянское племя дулебов сложилось ещё в римское время где-то по-соседству с западногерманским населением. Оттуда дулебы расселились в разных направлениях. Средневековые письменные источники фиксируют дулебов на Волыни, в Чехии, на Среднем Дунае, между озером Балатон и рекой Мурсой, и в Хорватии на Верхней Драве»[303]. В более поздней своей работе В.В. Седов уточнил, что, по всей видимости, «племенное образование дулебов сложилось ещё в римское время, когда на территории пшеворской культуры имели место внутрирегиональные контакты славян с германцами, в том числе и с западногерманскими племенами»[304].

Ряд историков предполагал, что «прародина» дулебов находилась на Волыни, а толчок их расселению оттуда дало аварское нашествие[305]. С.В. Конча, напротив, пришёл к выводу, что дулебы на Волыни — это выходцы из Среднего Подунавья, бежавшие туда от аварского ига, они же и были носителями предания о его тяготах, попавшего в летопись[306]. А.С. Кибинь обратил внимание на то, что «согласно грамоте 1086 г., в которой сохранилось описание границ пражского архиепископства 970-х гг., эти границы доходили именно до Буга и Стыря (Inde ad orientem hos fluvios habet terminos: Bug scilicet et Ztir cum Gracouua civitate)», то есть до Волыни, и именно с её вхождением в орбиту влияния державы чешского князя Болеслава I Грозного (935–972) связал возможность появления на Волыни дулебской идентичности[307].

С.В. Назин высказал гипотезу, что «славянское слово *dudlěbъ — «дулеб», а вернее его первую часть, следует выводить из того же источника, что и венгерское tót («славянин» — М. Ж.). Вероятно, оно образовано из сложения двух тюркских корней: «тат» и «оба». Последнее слово родственно китайскому «бу» — «часть», «племя» и неоднократно встречается в наших летописях в названиях половецких племён, таких как тортобичи (четыре рода), етебичи (семь родов), токсобичи (от названия тюркского племени «тухси»). В китайских источниках неоднократно упоминается жившее в Манчжурии племя (кумо)хи/(кумо)си, которое в тюркских надписях называется татабами, что следует понимать как «чужое, татское племя». Прообразом славянского «дулѣбы» могло стать тюркское словосочетание, которое в современном турецком произношении звучало бы как *tatli oba / татлы оба — «татское племя»[308]. По мысли историка, авары называли подвластных им славян «татами» — «зависимыми земледельцами», что стало у аваров, а затем и венгров, синонимом этнонима словене (ср. летописное «дулебы, сущая словены»).