.
В «Фульдских анналах» под 845 г. сообщается, что Людовик Немецкий (843–876) «встретился с четырнадцатью герцогами Богемии (XIV ех ducibus Boemanorum cum hominibus suis), которые желали со своими людьми принять христианскую религию, и велел им креститься на восьмой день после Богоявления»[348].
Цифра чешских civitas в «Баварском географе» практически совпадает с числом чешских князей в сообщении «Фульдских анналов», из чего можно заключить, что Чехия первой половины IX в. представляла собой объединение 14–15 славиний во главе со своими князьями.
Этноним чехи (чешское češi) образован при помощи уменьшительного форманта *-хъ от праславянского *čel- (продуктивный корень kellkol-, ср. *pokolení, *koleno), отражённого в словах *čelověkb, *čelеdь (исходное значение «дети, младшие члены семьи»), *člen и т. д., с первоначальным значением «род», то есть чехи — это буквально «члены одного рода (единой общности)». Исходное значение славянского понятия «чех» сохранилось в словенском čeh, означающем одновременно «пастух» и «мальчик в возрасте 10–15 лет». Последнее значение, очевидно, первично (первое образовалось на основе семантического сдвига: «подросток в семье помогает пасти скот» → «пастух»)[349].
Данный этноним резко контрастирует с другими именами славянских «племён» Чешской долины, которые (за исключением этнонимов неясного происхождения дулебы и хорваты) имеют стандартные для славян формы на -ане, либо на -ичи[350]. На наш взгляд, это указывает на то, что имя чехи представляет собой новообразование, вызванное к жизни определённой политической ситуацией: выходцы из нескольких традиционных «племенных» общностей, составив новое объединение, подчёркивая это своё новое единство, назвали себя «членами (нового) рода (или новой общности)»[351].
Типологической аналогией имени чехи в славянском мире является этноним сербы, имеющий близкую семантику. Согласно наиболее убедительной этимологии Г.А. Ильинского, он связан с украинским присербитися — «присоединиться, пристать, привязаться» (от глагола сербити — «связывать, цеплять, соединять»), общеславянским пасерб — «пасынок» (русское пасерб; пасербка, пасербица — «падчерица»; украинское пасерб; болгарское пасерб; польское раsiеrb). Серб — изначально «человек, который является членом родового союза» или задруги, в отличие отпасерба (образование, параллельное pa-synьkъ — «пасынок», pa-dъkterica — «падчерица» и т. п.) — «незаконного или вообще неполноправного члена того же союза (задруги)»[352]. С тем же кругом понятий связывал этноним сербы и Х. Шустер-Шевц, который обратил внимание на русское диалектное сербáтъ — «хлебать» и сопоставил его с древним обычаем молочного родства[353]. Согласно Х. Поповской-Таборской славянский этноним сербы происходит из того же слова, что и кашубские sěrba и sěrbizna, которое имело первичное значение «сосать, лакать». Изначально понятие сербы означало тех, кто сосал молоко одной и той же матери и было термином семейного родства, который затем вторично был расширен до «племенного» названия в значении «члены одного рода (общности)»[354]. Г.Ф. Ковалёв отметил, что вероятными следами этого древнего значения слова сербы являются белорусское сябры/сябар[355], и заимствованные из восточнославянских языков латышское sebrs и эстонское sōber — «друг»[356].
Путь формирования новых этнополитических объединений из осколков старых общностей является одним из стандартных. Э.Д. Фролов констатировал, что в античной Греции «распространённым способом перерастания протополиса в подлинный город-государство, в полис, был синойкизм, т. е. сселение всех или значительной части жителей данной области в одно большое, более укреплённое и более жизнеспособное поселение, соответственно достижение таким простейшим путём как социально-экономической интеграции, так и политической консолидации всего живущего в этой области этноса… Для формирования самого городского центра — основы и оплота такого полисного единства — несомненное значение имели узколокальные объединения расположенных по соседству сельских общин-демов»[357].
Тит Ливий (59 г. до н. э.–17 г. н. э.) рассказывает о формировании римской гражданской общины при Ромуле: «(4) Город (Рим — М. Ж.) между тем рос, занимая укреплениями всё новые места, так как укрепляли город в расчёте скорей на будущее многолюдство, чем сообразно тогдашнему числу жителей. (5) А потом, чтобы огромный город не пустовал, Ромул воспользовался старой хитростью основателей городов (созывая тёмный и низкого происхождения люд, они измышляли, будто это потомство самой земли) и открыл убежище в том месте, что теперь огорожено, — по левую руку от спуска меж двумя рощами. (6) Туда от соседних народов сбежались все жаждущие перемен — свободные и рабы без разбора, — и тем была заложена первая основа великой мощи»[358].
Аналогичное сообщение есть и у Плутарха (ок. 46 — ок. 127) в жизнеописании Ромула: «едва только поднялись первые здания нового города (Рима — М. Ж.), граждане немедленно учредили священное убежище для беглецов и нарекли его именем бога Асила; в этом убежище они укрывали всех подряд, не выдавая ни раба его господину, ни должника заимодавцу, ни убийцу властям, и говорили, что всем обеспечивают неприкосновенность, повинуясь изречению пифийского оракула. Поэтому город быстро разросся, хотя поначалу насчитывал не больше тысячи домов»[359]51.
Тот же смысл имеет и история «похищения сабинянок» и формирования римской общины как объединения двух прежде разных общин: римской во главе с Ромулом и сабинской во главе с Титом Тацием[360].
Подобная ситуация у славян Чешского региона могла сложиться в ходе восстания против аваров, возглавленного Само и формирования его «державы»: собравшиеся под скипетром удачливого вождя-иноземца, не связанного ни с одним из местных «племён», славяне, рвавшие со своей привычной «племенной» средой, могли назвать себя новым именем, подчёркивающим их единство, но принципиально отличным от традиционных «племенных» славянских имён, производных либо от местности расселения, либо от имени легендарного первопредка. Так через распад «старых» славянских «племён», и соединение их частей на новой основе (явление типологически сходное с греческим синойкизмом или формированием римской общины) вокруг князя Само, сформировался «новый род» славян — чехи[361], ставший ядром кристаллизации политического объединения славян Центральной Европы от лужицких сербов до карантанцев.
Таким образом, мы считаем, что центр «державы» Само находился на территории современной Западной и Центральной Чехии, а той славинией, которая стояла в её главе, и вокруг которой группировались входящие в её состав разные славянские «племена», был этнополитический союз чехов или их предков. Возможно, что именно с образованием «державы» Само связано и формирование самого этнонима чехи, как новой славянской общности, возглавившей прочие славянские объединения региона Чешской долины, а затем и всей Центральной Европы.
Территория Чехии, где располагался центр «державы» Само была в VI–VII вв. составной частью славянской пражской культуры, существовавшей на значительных территориях Центральной и Восточной Европы от Эльбы до Дуная и среднего Днепра. Её ареал охватывал южную и часть северной Польши, Чехословакию, восточные районы Германии, Белоруссию (Полесье и район верховьев Двины), среднюю часть Правобережной Украины, Молдавию и часть Румынии. Название она получила по характерной лепной керамике, впервые обнаруженной близ Праги чешским археологом И. Борковским[362].
Пражская культура является базовой для большинства славянских культур, которые либо восходят к ней напрямую, либо связаны с ней более глубоким родством.
Основными памятниками пражской культуры являются неукреплённые поселения (селища). Они имели в основном небольшие размеры и состояли в среднем из 8–20 домов. Для пражской культуры характерны жилища-полуземлянки с печами-каменками.
Погребальные памятники пражской культуры представлены на раннем этапе бескурганными могильниками, позднее распространяется курганный обряд. Умерших хоронили по обряду трупосожжения, известны как урновые так и безурновые захоронения.
Базу хозяйства «пражцев» составляли земледелие и скотоводство. Земледелие было пашенным; для вспашки применялись рала с железными наконечниками или без них, в качестве тягловой силы выступали лошади и волы. «Пражцы» культивировали пшеницу, ячмень, рожь, овёс и т. д., разводили крупный рогатый скот, свиней, овец, кур и т. д.
Основу пражской керамики составляли высокие горшки, расширяющиеся в верхней части, со слабо выраженными округлыми плечиками и чуть намеченным прямым венчиком. Они находят свои прототипы в керамических памятниках полиэтничной пшеворской культуры II в. до н. э. — IV в. н. э., в составе населения которой были кельты, германцы и славяне, которые преобладали в восточной, привисленской, части пшеворского ареала