[363]. Поверхность сосудов обычно коричневатая, изредка несколько сглаженная, большинство их не имеет орнаментации, лишь изредка встречаются горшки с косыми насечками по верхнему краю венчика. Пражская керамика изготовлялась без гончарного круга.
Как и для других славян, для «пражцев» характерно ношение височных колец как важной детали женского головного убора. Атрибутом женщин пражской культуры были эсоконечные височные кольца, проволочные (или дротовые), различного диаметра, у которых один конец завит в виде латинской буквы S. Носились они на висках одной или обеих частей головы, а прикреплялись, как правило, к налобной ленточной повязке или к головному убору.
Глава IVБорьба «державы» Само с Аварским каганатом и с королевством франков и её историческое значение
То страшное иго, которое авары установили над среднеевропейскими славянами, описанное в «Хронике Фредегара» и в ПВЛ, не могло не вызывать сопротивления. Оно унижало славян, тормозило развитие славянской экономики, культуры и политической жизни, принуждало их воевать за интересы своих поработителей.
В параллель к рассказу Фредегара об аварском иге над славянами Чешского региона можно привести сообщения византийских источников об отношениях аваров со славянами. Они относятся к другим территориям, преимущественно к районам, находящимся к югу и востоку от Паннонии, которые, в первую очередь, были в фокусе внимания византийцев, но помогают лучше понять характер аваро-славянского противостояния, развернувшегося по всему периметру Аварского каганата.
Менандр Протектор (VI в.) сообщает: «Правители антов (одного из славянских этнополитических объединений — М. Ж.) были поставлены в бедственное положение и против своих надежд впали в несчастье, авары сразу же стали опустошать [их] землю и грабить [их] страну»[364]; «С того времени более, чем раньше, стали они (авары — М. Ж.) разорять землю антов, и не переставали порабощать жителей, грабя и опустошая [её]»[365]; «Когда же [Баян] (аварский каган — М. Ж.) переправился на противоположную сторону потока, то немедленно принялся жечь деревни славян, разорять поля, всё грабить и опустошать… [славяне] были ему [Баяну] ненавистны из-за собственной вражды»[366].
Тот же автор передаёт слова аварских послов, сказанные в Константинополе в 565 г., которые, дабы получить дары от императора Юстина II (565–578), в числе прочих заслуг аваров перед империей указали: «и отца твоего, дарами нам изъявлявшего расположение, мы отдаривали тем, что и имея возможность, не совершали набегов на ромейскую [землю], но выказывали [и] нечто большее. Ведь из ваших соседей мы разом истребили варваров, постоянно грабивших Фракию, и никого из них не осталось для набегов на фракийские пределы. Ибо боятся они силы аваров, дружественно относящихся к державе ромеев»[367].
Очевидно, что «варвары, грабившие Фракию» — это, преимущественно, славяне, ведь далее Менандр рассказывает: «[Тиверий] (отец Юстина II, византийский император в 578–582 гг. — М. Ж.) побуждает его (кагана авар — М. Ж.) поднять войну против славян, чтобы те, кто разоряет [землю] ромеев, отвлекаемые своими бедствиями и желая помочь отеческой [земле], скорее бы прекратили разграбление ромейской [земли], а другие приняли на себя опасности своей [земли]»[368].
Менандр Протектор говорит и о том, что славяне оказывали аварам серьёзное сопротивление. Один из славянских правителей, Даврентий (Δαυρέντιον)[369], так ответил аварам на их требование подчиниться и платить дань: «родился ли среди людей и согревается ли лучами солнца тот, кто подчинит нашу силу? Ибо мы привыкли властвовать чужой [землёй], а не другие нашей. И это для нас незыблемо, пока существуют войны и мечи»[370].
По сообщению Феофилакта Симокатты (580-е гг. — середина VII в.), в 602 г. «хаган (авар — М. Ж.)… отправил Апсиха с войсками, чтобы уничтожить племя антов, которое было союзником ромеев (византийцев — М. Ж.)»[371]. Удалось ли аварским войскам выполнить задуманное — неизвестно, скорее всего, нет[372], но показательно само намерение, хорошо передающее колорит аваро-славянских отношений.
Можно указать конкретные события, которые могли стать катализатором недовольства славян, находившихся в зависимости от аваров. В 626 г. аварский каган подступил к стенам Константинополя. В его войске были и славяне, на которых он особо рассчитывал в действиях на воде (у кочевников-аваров не было лодок, а у земледельцев-славян они были[373]). Данные факты описаны в ряде византийских источников, среди которых особое внимание привлекает «Пасхальная хроника» (30-е гг. VII в.), поскольку её рассказ содержит параллель к словам Фредегара об использовании аварами славянской пехоты в первой боевой линии, что указывает на то, что речь в двух источниках хотя бы частично идёт об одних и тех же славянах (в подчинении у аваров, очевидно, находились разные славянские «племена» из разных регионов, а Фредегар знал только славян, живших близ границ Франкского государства).
«(29 июня 626 г. авангард аварской армии появился у стен Константинополя. 31-го произошли первые стычки, но до 8 июля передовые части врага оставались в удалении от города. Авары с помощью костров-сигналов координировали действия со своими союзниками персами, стоявшими на другом берегу Босфора, у Хрисополя.)
29 июля сам богомерзкий хаган подступил к стене со всем своим сбродом и показал себя горожанам. Через день, то есть 31 числа того же июля месяца, он явился, готовый к бою, и вёл его с раннего утра и до 11 часа [у городской стены] от так называемых Полиандрийских ворот до ворот Пемпта и даже дальше… Там он расположил свои огромные полчища, а вдоль остальной части стены, так, чтобы их было видно, выставил славян. Он оставался там, осаждая [стены], от рассвета и до 11 часа. В первой линии [у него были] пешие легковооруженные славяне, а во второй — тяжеловооруженная пехота. А к вечеру он поставил несколько осадных машин и «черепах» от Врахиалия и до Врахиалия.
(Горожане сжигают некоторые орудия. Магистр Вонос предлагает хагану дань, но он требует себе весь город.)
…Он попробовал спустить на воду моноксилы, которые привёз с собой, но ему не позволили [этого ромейские] военные корабли. В конце концов на третий день осады он подготовил их к спуску у моста св. Каллиника. Он подготовил моноксилы к спуску именно там потому, что места там были мелкие и военные суда не могли туда подойти. Корабли остались в пределах видимости с моноксил, [расположившись] от св. Николая до св. Конона, что на стороне Пиг, и не позволили моноксилам проскользнуть.
(В субботу 2 августа к хагану прибыло византийское посольство. Он опять требовал отдать ему город, указывая на присутствующих персидских послов и говоря, что персы пришлют ему трехтысячное подкрепление. Переговоры прервались. Византийцы захватили персидских послов при их возвращении и убили.)
В это воскресенье проклятый хаган отправился в Халы и спустил на море моноксилы, которые должны были переправиться на другую сторону [пролива] и привезти ему персов, согласно их обещанию. После того как это стало известно, вечером и с нашей стороны, несмотря на встречный ветер, отплыло в Халы около 70 кораблей, дабы воспрепятствовать моноксилам переправиться.
(Переговоры горожан с аварским военачальником Гермицисом.)
В понедельник, когда начало светать, их моноксилы безуспешно пытались обмануть наши дозоры и переправиться к… [персам. Ромеи] потопили и перерезали всех находившихся на моноксилах славян.
А армяне вышли за Влахернскую стену и разожгли огонь на близлежащем портике [храма] св. Николая. Те славяне, которые вплавь спаслись с моноксил, из-за [этого сигнала] огнём решили, что стоящие у моря [люди] — это авары. Они выбрались [на берег] в этом месте и были перебиты армянами. А те немногие славяне, кто, спасшись вплавь, вышел [на берег] в том месте, где стоял безбожный хаган, были убиты по его приказу. [Так] по велению Божию, чрез предстательство Владычицы нашей Богородицы в мгновение ока потерпел [хаган] поражение на море. Наши вытащили все моноксилы на сушу. После того, как всё это случилось, проклятый хаган возвратился в свой лагерь. Он отвел от стены осадные приспособления, которые там поставил, а также заграждение, которое выстроил, и принялся разбирать осадные башни, которые изготовил, а ночью сжег свой лагерь и башни, содрал шкуры с «черепах» и ушёл.