Интересна словесная дуэль между Сихарием и Само. Приравнивание язычников к собакам в христианской традиции связано с евангельскими рассказами и словами Иисуса[432], на основе которых сопоставление язычников с псами становится одним из общих мест средневековой литературы.
Так, в «Обращении баварцев и карантанцев» приводится следующий рассказ: «Одного из этих (направленных к карантанским славянам — М. Ж.) священников звали Инго (Ingo), он был любим людьми и замечателен своей мудростью. Весь народ настолько был ему послушен, что никто не осмеливался нарушить его приказ, даже если он кому-то был передан без единой буквы. Он также действовал удивительным образом. Он призвал к столу истинно верующих слуг (vere servos credentes), в то время как их неверующих господ (eorum dominabantur infideles) оставил на улице есть как собак, поставив перед ними хлеб, мясо и грязные сосуды с вином, чтобы они приняли такую пищу. А слугам он поставил блюдо с золотыми кубками. Тогда знатные (primi), оставшиеся снаружи, спросили: «Почему ты так поступил с нами?». Он им ответил: «Вы не достойны с вашими нечистыми телами вкушать с ними священную трапезу, рождённую свыше от святой воды; но заслуживаете того, чтобы быть накормленными перед домом, как собаки». Тогда они тоже получили наставление в святой вере и охотно приняли крещение»[433].
В «Хронике Фредегара» имеется показательное уподобление собакам язычников-персов в легенде о принявшей в правление императора Маврикия (582–602) христианство жене персидского царя: «Цезара, жена персидского императора Анаульфа, оставив мужа… бежала к патриарху константинопольскому, блаженному Иоанну. Она сказала, что явилась одна, и уговорила епископа крестить её. Она была крещена самим епископом, а воспреемницей стала супруга императора Маврикия. Император персов много раз отправлял послов на поиски супруги, но Маврикий не знал, что эта женщина и есть жена персидского императора. Но августа, видя ее необычайную красоту, подозревая, не та ли их гостья, которую ищут послы, сказала им: «Из Персии к нам пришла некая женщина. Она сказала, что она — частное лицо. Взгляните на неё, быть может, она та, кого вы разыскиваете?» Лишь только посланники увидели её, простерлись по земле и сказали, что она их владычица, которую они разыскивали. Августа обратилась к ней: «Дай им ответ». Цезара ей отвечала: «Я не говорю с ними, так как они живут, подобно собакам. Если они, как я, обратятся в христианство, я им дам ответ». Послы по собственному почину приняли крещение. После этого Цезара обратилась к ним с речью: «Если мой супруг пожелает стать христианином и принять благодать крещения, я охотно к нему вернусь. Никак иначе я к нему не возвращусь». Как только послы доложили об этом императору, он сразу же отправил их в Константинополь с просьбой, чтобы блаженный Иоанн приехал в Антиохию крестить его. Маврикий приказал, чтобы в Антиохии были проведены самые пышные приготовления. Там персидский император был крещён с шестьюдесятью тысячами персов»[434].
Если персидские послы в легенде, приводимой Фредегаром, или знатные люди в «Обращении», от сравнения их с собаками теряются и принимают крещение, то Само и не думает этого делать, и в ответ на филиппику Сихария даёт ему жёсткий находчивый ответ. Обычно считается, что пикировка Само и Сихария, описанная в «Хронике Фредегара» имеет скорее литературный характер, но, на наш взгляд, вполне правомерно ставить вопрос о том, что Фредегар передал, в общем, вполне реальный разговор. На это указывает дерзость Само и неспособность посла-христианина найти ему достойный ответ.
Ситуацию, очень близкую к той, которая описана в «Хронике Фредегара» и «Деяниях Дагоберта I», с уподоблением правителя славян-язычников псу и его ответом с угрозой отомстить, находим в «Славянской хронике» Гельмольда из Босау (1120–1177): ««Князьями у винулов были Мстивой и Мечидраг, под руководством которых вспыхнул мятеж». Как говорят и как известно по рассказам древних народов, Мстивой просил себе в жёны племянницу герцога Бернарда, и тот [ему её] обещал. Теперь этот князь винулов, желая стать достойным обещания, [отправился] с герцогом в Италию, имея [при себе] тысячу всадников, которые были там почти все убиты. Когда, вернувшись из похода, он попросил обещанную ему девицу, маркграф Теодорик отменил это решение, громко крича, что не следует отдавать родственницу герцога собаке. Услышав это, Мстивой с негодованием удалился. Когда же герцог, переменив своё мнение, отправил за ним послов, чтобы заключить желаемый брак, он, как говорят, дал такой ответ: «Благородную племянницу великого государя следует с самым достойным мужем соединить, а не отдавать её собаке. Великая милость оказана нам за нашу службу, так что нас уже собаками, а не людьми считают. Но если собака станет сильной, то сильными будут и укусы, которые она нанесёт». Сказав так, он вернулся в Славию. Прежде всего он направился в город Ретру, что в земле лютичей. Созвав всех славян, живущих на востоке, он рассказал им о нанесенном ему оскорблении и о том, что на языке саксов славяне собаками называются… Когда герцог Бернард поднял при таких обстоятельствах оружие против императора, славяне, используя удобное время, собрали войско и «сначала опустошили мечом и огнём всю Нордальбингию, затем, пройдя остальную Славию, сожгли и разрушили все до одной церкви, священников же и других служителей церкви разными истязаниями замучили, не оставив по ту сторону Альбии и следа от христианства», «в Гамбурге же в это время и позднее многих из священников и городских жителей в плен увели, многих из ненависти к христианству поубивали»[435].
Совпадение с историей Само прослеживается здесь по всем пунктам:
1) И Само и Мстивоя христиане за их язычество называют собаками;
2) И Само и Мстивой в ответ заявляют, что собака способна больно покусать обидчика;
3) И Само и Мстивой жестоко мстят за нанесённое им оскорбление.
Всё это указывает на возможную типичность подобной ситуации для эпохи борьбы Христианства и язычества: язычникам часто приходилось слышать от христиан разные уничижительные эпитеты в свой адрес и отвечать на них как словом, так и мечом, отстаивая своё достоинство.
Хотя в теории союзные отношения христианских правителей с языческими осуждались, на практике они, конечно, имели место, хотя факт исповедания одной из сторон язычества всегда потенциально мог быть использован христианской стороной для разрыва союза. Характерно, что в дальнейшем отношения «дружбы» со славянами утвердит Радульф, назначенный Дагобертом I герцогом в Тюрингию для отражения славянских набегов, но вскоре вышедший из повиновения франкских королей и устроивший мятеж[436]. Видимо, мятежник в понимании Фредегара стоял на уровне «собак» — язычников и мог водить с ними «дружбу», в отличие от добрых христиан, к каковым принадлежали франкские короли.
Само не боялся войны с Дагобертом I и не пошёл на уступки, он был готов нанести «сильные укусы» франкам и «рвать их зубами». Видимо, общеполитические противоречия и территориальный конфликт за пограничные земли между франками и славянами зашли к тому времени слишком далеко, т. к. едва ли само по себе ограбление купцов могло вызвать полномасштабную войну: в обстановке нормальных двусторонних отношений такой инцидент был бы быстро урегулирован. В нашем же случае они уже явно были недружественными.
Последующие события показали правоту Само: «Когда он (Сихарий — М. Ж.) сообщил это Дагоберту, тот надменно приказал [собранное] со всего королевства австразийцев войско двинуть против Само и винидов; когда тремя отрядами войско напало на винидов, также и лангобарды, за плату от Дагоберта, выступили в то же время как неприятели против славян. Славяне, со своей стороны, в этом и других местах приготовились; войско алеманнов с герцогом Хродобертом в [той] стороне, где оно вторглось, одержало победу. Лангобарды также одержали победу, и большое количество пленных из страны славян увели с собой алеманны и лангобарды. Когда же австразийцы окружили крепость Вогастисбурк, где заперся внутри стен многочисленный отряд стойких винидов, и три дня сражались, то многие из войска Дагоберта были там же уничтожены мечом и оттуда бегом, оставив все палатки и вещи, какие имели, возвратились в свои жилища. Много раз после этого виниды вторгались в Тюрингию и другие области ради разорения Франкского королевства. Также и Дерван, князь народа сорбов, которые были из рода славян и уже издавна относились к Франкскому королевству, предался со своими людьми королевству Само»[437].
Из этого рассказа видно, что «государство» Само воспринималось франками как очень серьёзный военный противник и подготовка к походу против него носила самый тщательный характер: была проведена мобилизация по всей Австразии и осуществлено привлечение к походу союзников (алеманнов как вассалов франков[438] и находящихся с франками в отношениях «вечной дружбы» лангобардов — за плату).
Локальные успехи франкских союзников, действовавших на окраинах «державы» Само никак не повлияли на общий, неблагоприятный для франков исход войны со славянами: собранная Дагобертом I армия франков, вторгшаяся в славянские земли, была разбита в сражении у крепости Вогастисбурк. Эта победа существенно упрочила международный престиж «державы» Само как в славянском мире, так и за его пределами, и способствовала её дальнейшему укреплению и расширению.
«Государство» Само становится признанным центром борьбы славян как с аварской, так и с франкской агрессией: другие славинии ищут его покровительства или союза с ним, вступают в его состав, а их князья признают старейшинство Само (можно полагать, что случай сербов и Дервавна был далеко не единственным), который становится «князем князей» («королём» в терминологии франкских источников) центральноевропейских славян