Александр Владимирович ПыжиковСлавянский разломУкраинско-польское иго в России
Вступительное слово
В постсоветский период на нас обрушился целый поток всевозможных интерпретаций нашего прошлого. С одной стороны, целый ряд авторов, покинув историческую канву, оказались во власти разыгравшегося воображения, чьи построения разрабатываются, как правило, без должного учёта фактического массива. С другой стороны, многие специалисты-историки остаются на уровне представлений ХѴІІІ—ХІХ веков, ограничиваясь воспроизводством прежних схем.
Потребность в последовательном, но осмотрительном продвижении вперёд сегодня актуальна как никогда. Безудержным порывам непозволительно сметать очевидное, в то же время привязка к определённой традиции не должна блокировать то, что с помощью критического взгляда пробивает себе путь. Именно этот принцип — руководящий для данной книги. В её основу легли не предположения, домыслы, догадки, а свидетельства, уже находящиеся в научном обороте, то есть использованные в монографиях, трудах или опубликованные в различных сборниках документов. Опираясь на этот фундамент, автор по-новому пытается переосмыслить наработанную фактуру.
Ощущение, что немало страниц нашего прошлого сшито, что называется, белыми нитками, знакомо многим, кто решил не то чтобы углубляться, а просто бегло с ним ознакомиться. В этой ситуации требуется аккуратно распороть наложенные швы, а не кромсать историческое полотно в угоду амбициям. Чем больше вчитываешься в проведённые исследования, всматриваешься в давно минувшие события, тем лучше понимаешь, что весомая часть российской истории изложена исключительно с украинско-польских позиций. До сих пор этот очевидный факт совершенно не осознан, как и то, зачем и когда старательно сшивалось наше прошлое.
Официальная версия отечественной истории — это украинско-польский продукт, о чём пришло время сказать открыто. Различные немцы и прочие, обильно хлынувшие в элиту со времён Петра I, лишь укрепляли конструкции, возведённые не ими. Все вместе они относились к России с типично колониальным пренебрежением. Конечно, так же было и в Индии, где население находилось в фактическом рабстве у англичан, и в Южной Америке, где индейские народности горбатились на испанцев, и у африканских племён, угнетаемых французами и португальцами.
Но согласитесь: нигде колонизаторам не приходило в голову маскироваться под своих. Ни Лондон, ни Париж, ни Мадрид не объявлялись «родиной» для тех народов и территорий, которые подверглись захвату. У нас же именно это и произошло: во второй половине ХѴІІ века униатскую Киевщину провозгласили «матерью» необъятной страны, источником её государственности и духовности. Если называть вещи своими именами, то Россия подверглась идеологической диверсии, аналогов которой, пожалуй, не знает мировая история.
Многочисленные народы (поволжские, кавказские, северные, сибирские и др.) превращались в малые, «второсортные» на фоне тех, кто олицетворял исторический путь страны. Чужеродная элита с украинско-польско-немецким нутром, тыкая никонианскими пиками, столбила себе привилегированное положение. Но помимо этого она добилась того, о чём даже и не мечтали западноевропейцы. Те никогда не забывали: они непрошеные гости в странах, оккупированных силой и кровью, и рано или поздно придётся покидать облюбованные земли. А вот у киевских пришельцев подобных проблем не возникало: куда это убираться самым что ни на есть «коренным»?! Поднять на них руку значило покуситься на устои всего и вся. На такое, как нам внушили, способны только инородцы или маргиналы, коим безразлична держава.
Под гипнозом созданной в ХѴІІ веке никонианской власти, вылупившейся из «святой» Украины, мы все живём уже не одно столетие. Украинизированный образ России по сей день довлеет над нами.
Задача данной книги — заявить об этом, вытащить украинско-польские нити, коими прошита наша история с Киевской Руси и до Брежнева. Речь не о стечении обстоятельств, не о каких-то недоразумениях, а о сознательной перекройке нашего прошлого в угоду украинско-польскому элементу, разбавленному различными европейцами.
Мысли обо всём этом, конечно, станут откровением для многих. Их стимулирует и современное российско-украинское обострение, которое сейчас выставляют делом рук некой группы в Киеве. На самом деле перед нами очередная фаза конфликта, существующего не одну сотню лет. Собственно, официальная история, которую нам презентуют, — это умело заретушированное противостояние многонациональной Московии, России и элитных модификаций «колыбели». Можно долго спорить о названии, дискутировать, как правильнее именовать её: Украина, Малороссия, часть Речи Посполитой. Суть не в вывеске, а в другом: нужно наконец-то разглядеть и сбросить с себя этот «могильный камень», выдаваемый за спасительный амулет.
Тем более что сегодня те же силы, оправившись от советского удара, разъев СССР изнутри, жаждут возобновить своё господство, трезвоня о возвращении к «коренному», то есть к тому же государственно-церковному всевластию. На наших глазах вновь воспроизводятся монархическо-православные механизмы, обкатанные при Романовых. И этому нельзя положить конец, пока отечественная история будет находиться под их неусыпным контролем. Нужно помнить непреложную истину: наиболее опасен не открытый враг, а скрытый, маскирующийся под своего. Необходимо вырвать наше прошлое из их вёртких рук — только так можно обрести собственное будущее.
Данная книга не является исследованием в полном смысле этого слова. Автор не претендует на создание какой-либо новой концепции, что не может быть сделано в одиночку и требует значительных сил. Предлагаемый текст выполняет больше черновую работу: намечает путь, по которому можно было бы продвигаться вперёд, и прежде всего молодому поколению. Ему предстоит жить, ему возвращать память о своих предках, а значит, и о себе. На это мы и надеемся.
1. Киевско-литовский зад Европы
Начала отечественной истории скрыты от нас толщей столетий. Однако это не единственное препятствие на пути желающих проникнуть в наше прошлое. Куда большие проблемы связаны непосредственно с самими источниками, дошедшими до нас. Нет большого секрета в том, что используемый в научном обороте летописный комплекс представляет собой не беспристрастное повествование, а изложение, обслуживавшее конкретные, причём менявшиеся политические цели. Иначе говоря, широко разрекламированные как «наше всё» летописи следует воспринимать в первую очередь как инструмент идеологической борьбы далёкой эпохи. В этом смысле они немногим отличаются, например, от известного «Краткого курса истории ВКП(б)», проливая свет на реальные события примерно в той же степени.
Киевская Русь (до начала ХІХ века её называли Древней) является продуктом юго-западного летописания. Его альфа и омега — это христианизация, а также создание государственных начал на обширных землях, где впоследствии раскинется многонациональное Московское царство. Со второй половины ХѴІІ столетия образ киевской «родины-колыбели» подаётся в качестве цивилизующего источника, давшего жизнь необъятной стране. С тех пор и по сей день усилия направлены на оберегание его чистоты, а любые сомнения на сей счёт воспринимаются крайне раздражительно. Однако привычный свет киевской православной идиллии заметно тускнеет, если на первый план выдвигать детали, очевидность которых ранее просто игнорировалась.
Принятие христианства князем Владимиром произошло, как известно, в 988 году, после знаменитого диспута о выборе веры, описанного Повестью временных лет. Христианизация проходила тогда в орбите соперничества двух крупнейших религиозных центров — Рима и Константинополя. Глубокие расхождения между ними наметились в так называемый «иконоборческий период», когда с 726 по 843 год в Византийской империи господствовала, мягко говоря, крайне своеобразная церковная модель. Уничтожение икон и мощей, разгон монахов, закрытие монастырей — визитная карточка тех лет. Подобная практика вызывала отторжение в западном мире и привела к отчуждению от восточных собратьев, чьё христианство с тех пор ставилось под большое сомнение.
Возврат к привычной церковной практике (середина ІХ столетия) не восстановил репутацию Константинополя, выглядевшего теперь в глазах Рима и Западной Европы второсортным. Усилия известного патриарха Фотия придать православию новое дыхание сосредоточились на вовлечении в сферу изрядно дискредитированной Византии славянских земель. Стремление вернуть утраченные позиции быстро инициировало конфликты с римским понтификом, взаимные отлучения и анафемы, поэтому задолго до официального разделения, зафиксированного в 1054 году, каждый пребывал в полной уверенности в собственной правоте.
Проводником греческого православия среди славян стали Константин (перед смертью принял имя Кирилла) и Мефодий. Двум знаменитым братьям — уроженцам знатного семейства в Салониках — выпала честь познакомить с христианской книжностью целые народы. С давних пор они считаются культовыми лицами и в России, вооружившими православную веру. Старший брат, Мефодий, начинал военным, обладал административными способностями, затем принял монашеский постриг; младший рано окунулся в научно-религиозный мир, став библиотекарем при Константинопольском патриархе, совершал миссионерские поездки к хазарам, к арабам.
Но главным делом Константина явилось просвещение славян, чем тот занялся по поручению того же патриарха Фотия. Такова официальная версия РПЦ, причислившей братьев за заслуги перед православием к лику святых. Однако на деле эта история выглядит совсем иначе, а поскольку она базовая для понимания религиозной обстановки в Киевской Руси, то об этом нужно сказать несколько слов. Тем более что кирилло-мефодиевская проблематика во многом превратилась в вотчину церковных апологетов, а также исследователей церковнославянского языка.
Просветительская деятельность братьев — наглядный пример того, каким острым противоборством Рима и Константинополя отличалась атмосфера той эпохи. Крупнейшие государственные образования Средней Европы (Болгария, Моравия) превратились в арену ожесточённого религиозного соперничества. Особенно это касается Моравии, включавшей тогда Словакию, часть Чехии, южную Польшу, Лужицу. В местной церкви хозяйничало баварское духовенство. Но моравский государь Ростислав тяготился немецкой опекой, пытаясь сбалансировать их влияние. К тому же паства с трудом воспринимала латинские религиозные тексты: мысль об использовании народного языка витала в воздухе. Прибывший туда Константин взялся создать особый алфавит для передачи славянской речи и адаптировать греческое богослужение. За три с лишним года он перевёл весь круг богослужения и подготовил кадры для поставления в церковные степени.