Наряду с церковными стараниями мозговым центром исторических изысканий выступает Посольский приказ, ведавший иноземными делами. Там действовала большая группа толмачей, переводивших зарубежные сочинения, включая хроники. Эту структуру в разное время возглавляли ярые полонофилы А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев, Е. И. Украинцев, В. В. Голицын. Они вдохновляли работу по составлению новых книг, которые во всё возраставших масштабах тиражировал Печатный двор — пропагандистский рупор того времени. За 1640–1680-е годы из его стен было выпущено в общей сложности около 400 различных изданий, предназначавшихся для массового читателя. Алексей Михайлович всячески подстёгивал переводные работы приказа. Так, по его прямым указаниям богослужебные католические тексты адаптировались под местную аудиторию. Для этого убирали ссылки на латинские источники и авторов, заменяли имена понтификов на вселенских патриархов, святых отцов, а Римскую церковь — на святую соборную восточную.
Заметной вехой стал труд под названием «История» дьяка Ф. А. Грибоедова (Грижбовского). Его цель — прославить «благоверный и благочестивый дом Романовых». Повествование сжато повторяло Степенную книгу, а затем — со второй половины ХѴІ столетия — использовался материал хронографов, Нового летописца, грамот, приказных документов. Поэтому подготовленный в 1669 году текст представлял не самостоятельное творение, а скорее, компиляцию. Автор стремился продолжить Степенную книгу, а потому главное внимание уделил позднейшим событиям: практически треть текста относилась к периоду Ивана Грозного, почти две трети — к Смуте и царствованию Романовых.
Причём историческая канва — войны, дипломатические договоры — не очень интересовали Грибоедова, сосредоточенного на выведении правящей династии от Рюрика, князя Владимира и др. Современные исследователи заметили, что старательный дьяк презентовал романовскую генеалогию аналогично «Сказанию о князьях Владимирских», послужившему затем основой Степенной книги (об этом говорилось во второй главе). Помимо этого «История» содержала ряд исторических экскурсов, посвящённых отдельным княжеским родам, например князьям и боярам черниговским, рязанским.
Если Грибоедов не делал акцента на Киевской Руси, то этот пробел восполняла хроника Феодосия Сафоновича, составленная в 1672 году. Этот игумен Михайловского монастыря в Киеве в первой части тщательно изложил период до конца ХІІІ века, основываясь на рассказах о Юго-Западной Руси. Во второй же части он поместил сообщения о наиболее значительных событиях в Московии и на Украине уже до середины ХѴІІ столетия. Знакомство с этим трудом поражает учёных обилием затронутых тем. Тут и всякие княжеские родословные, и «Сказание о Мамаевом побоище», описания Литвы, Польши, Османской империи и много чего ещё. Исследователи даже называют хронику Сафоновича энциклопедией исторических и географических знаний, имевшихся на тот момент. Нужно сказать, что малороссийский фактор начинает оказывать решающее влияние на историческую литературу.
Многие крупные произведения того времени подготавливались непосредственно в Киеве или прямо подражали изданным там книгам. Например, большую популярность в Москве приобрёл «Меч духовный» архиепископа Л. Барановича. Текст иллюстрирован прекрасно выполненными гравюрами, многие из которых затем воспроизводились в разных качествах. Так, например, была создана большая икона «Древо московского государства», где в виде дерева изображена родословная Рюрика-Романова вместе с отдельными святыми. В 1668–1670 годах в Посольском приказе выполнено четыре перевода ещё одной хроники, Матвея Стрыйковского, написанной в конце ХѴІ века. Такая востребованность была связана с тем, что этот поляк, осевший в Литве, рассуждал о славянском единстве, а также извещал о первой победе над татарами, одержанной литовцами в разгар нашествия Батыя.
Но наибольшую известность в ряду киевской исторической литературы получил знаменитый «Синопсис» (по-гречески «Обозрение»), изготовленный в Киево-Печерской лавре. Споры об авторстве до сих пор не утихают, кто-то указывает на архимандрита монастыря Иннокентия Гизеля, другие называют доверенное лицо Л. Барановича И. Армашенко, а Гизеля считают заказчиком этого произведения. Последнее вряд ли справедливо, поскольку заказчиком являлся сам царь Алексей: при личной встрече с архимандритом он попросил того подготовить популярное изложение прошлого, рассчитанное на самые широкие круги. Это удалось в полной мере: стиль произведения весьма литературен, тяжёлый слог заметно облегчён. В то же время повествование — и это примечательно — подтверждено ссылками на источники, то есть автор считает нужным не только рассказывать, но и доказывать.
А потому «Синопсис» представлял собой не просто популярное издание, а историографическую вершину того времени с широким использованием многих базовых хроник: Длогуша, Сафоновича, Стрыйковского, Повести временных лет, Густынской летописи и др. Первое и второе издания вышли в 1674 и 1678 годах соответственно. Окончательный же вид книга приобрела при третьем выпуске 1680 года, увеличенном вдвое за счёт вставки «Сказания о Мамаевом побоище» Ф. Сафоновича, о крещении славян М. Лосицкого и др. В общей сложности «Синопсис» вплоть до начала ХІХ столетия выдержал тридцать изданий: на нём выросло не одно поколение. О том, что эта книга предназначалась прежде всего для российского читателя, свидетельствует её распространённость именно в России: здесь сохранилось подавляющее большинство экземпляров.
В тексте обращает на себя внимание подробное описание древнейших событий до Владимира Мономаха, когда автор постоянно подчёркивает общность славянских судеб. Они выводятся из Библии, где Мосох — шестой сын Иафета — представлен прародителем всех славянских народов. Так проводилась мысль об их единстве ещё до призвания варягов. Разумеется, не обойдено татарское нашествие, о Куликовской битве говорится как о кульминационном пункте борьбы с иноверными. Таким образом, изложение подводило к центральной теме — союзу России и Украины. Строго следуя византийской схеме, «Синопсис» убеждает, что их историческое прошлое, а значит, и будущее, несмотря ни на что, неразрывно связано. Правда, неудобные моменты в тексте предусмотрительно обойдены. Очень скупо говорилось о Смуте начала ХѴІІ века, а вот что удивляет гораздо больше, так это полное игнорирование фигуры Богдана Хмельницкого. Видимо, в Москве память о предательских интригах последнего пока не изгладилась: это произойдёт позже, когда того выдвинут на роль зачинателя российско-украинского братства. Следует отметить и ещё одно важное обстоятельство: «Синопсис» уже не принимал во внимание Степенную книгу, близость с которой прослеживалась только тематически. Да и вообще из перечисленных выше персонажей лишь дьяк Грибоедов пытался опираться на неё всерьёз.
Украинские же деятели отказались от её использования, предпочитая ориентироваться на польские произведения. Во многом это связано с тем, что Степенная книга в силу строгого деления на степени-поколения по прямому родству не могла помочь в искомой преемственности Рюриковичей и Романовых. Доказать кровное родство последних с Иваном Грозным через его первую жену Анастасию не представлялось возможным, потому-то усилия дьяка Грибоедова на этой ниве были встречены сдержанно. Некоторые поступали иначе: доводили степени до Ивана Грозного, а после его венчания на царство предлагали считать всех последующих венчанных государей, включая Романовых, в равном положении вне зависимости от родства, хотя это тоже не очень вдохновляло. Тем не менее ближе к концу жизни Михаил Фёдорович «признал» в Иване Грозном своего деда, а Алексей Михайлович вслед за ним — прадеда. Оставалось только патриарха Филарета — племянника первой жены Ивана Грозного Анастасии — объявить не больше и не меньше как «сыном» самого известного московского царя, на что всё же никто не сподобился. Окончательно этот гордиев узел решительным образом разрубит лишь Пётр I, императорской затеей покончив с этим династическим цирком.
Если романовская родословная кое-как была утрясена, то с другой не менее важной проблемой дело обстояло сложнее. Речь о населении страны, превращённом в объект невиданного этнографического эксперимента. Насаждение никонианства во второй половине ХѴІІ века сопровождалось тотальной зачисткой народного эпоса. Эта трагедия освещена сегодня недостаточно, хотя по последствиям она нисколько не уступает религиозным потрясениям. До утверждения Романовых официальное православие, больше напоминавшее народное верование, а не строгую систему религиозных догматов, сосуществовало с устойчивыми традициями низов.
Эту ментальность издавна несли скоморохи, олицетворявшие публичный смех и веселье. Можно сказать, у людей той эпохи скоморох конкурировал со священником, поскольку и те и другие воздействовали на простой люд. Блиставшие церковнославянским красноречием попы побуждали паству к покаянию и слезам, необходимым для спасения, тогда как скоморохи на обычном, разговорном языке воспевали плодородие земли и человеческую радость. Первую атаку на народных любимцев предприняли иосифляне образца ХѴІ века (приверженцы униатства), укрепившиеся в церкви. На Стоглавом соборе 1551 года они требовали «удушения» любых народных традиций, но тогда их стремление не поддержал Иван ІѴ При Романовых же всё изменилось: успех задуманной церковной реформы по большому счёту зависел от того, насколько удастся вытравить память паствы.
В правление Михаила Фёдоровича, ещё отличавшегося осторожностью, объявлять открытую войну народному эпосу не решались. Известен указ 1627 года о недопущении в Москве так называемых языческих игрищ и суеверий. В тексте сказано, чтобы «впредь за старое Ваганьково никакие люди не сходились…», дабы не смущать православных игрищами мирскими, «коледы бы… не кликали». Однако результативность подобных указов была крайне низка. В 1636 году власти тревожились вновь: праздники проводятся не по-христиански, вместо духовной торжественности веселятся, кощунствуют, пляшут. Свадьбы без ведунов не справляются, многие по вечерам слушают скоморошьи песнопения, другие «по зарям» чародеев, волхвов призывают. Подобное наблюдалось не только в столице, но и во всех городах, не говоря уже о сельской местности.