Националистически настроенная партийно-советская верхушка усиленно раскручивала кадры, зарекомендовавшие себя на этой ниве. Среди них выделялся молодой поэт Микола Хвылевой. Несмотря на пребывание в рядах большевиков, этот сын украинского народа открыто утверждал: национальная культура должна ориентироваться не на Россию, а на Европу. В ходе литературных дискуссий он договорился до того, что не стоит уповать на русскую культуру, от неё украинцы должны убегать как можно быстрее. Хвылевой воспроизводил перлы историка М.С. Грушевского, дескать, всё русское тяготело над нами, как над рабами, несколько веков. В общем-то представить, куда вывела бы в конечном итоге подобная политика украинизации, несложно.
Однако она так и осталась манящим миражом, поскольку борьба в большевистских верхах привела к резкому идеологическому развороту, инициированному Сталиным. С начала 1930-х годов национально настроенные группы, существовавшие в республиках, подверглись демонстративному уничтожению. Началось всё с Украины, где прогремел процесс по делу Союза освобождения Украины, проходивший в 1930 году в помещении Харьковского оперного театра. Как сообщали газеты, эта подпольная контрреволюционная организация противопоставляла местное крестьянство — носителей подлинного национального духа — рабочему классу, состоявшему преимущественно из пришлых великороссов, боролась за независимость, стремясь к отрыву республики от советского государства с последующим свержением социалистического строя. Национальные идеи в республике воспевала интеллигенция, которая романтизировала украинское прошлое. Спустя непродолжительное время покровители такой политики в руководстве ЦК КП(б)У в лице Шумского, Скрыпника и другие были репрессированы.
Время национальных приоритетов уходило в прошлое, уступая место патриотической доктрине, которая становилась новой основой империи. Русский народ провозглашался самым передовым в мире, оказывающим бескорыстную помощь другим братским народам. «Правда» писала: «Всей силой своего могущества РСФСР содействует бурному росту других советских республик… все нации, освобождённые от капиталистического рабства, питают чувства глубочайшей любви и крепчайшей дружбы к русским братьям… Русская культура обогащает культуру других народов». Иначе говоря, русский народ объявлялся «старшим среди равных»; им гордятся, как гордятся своим старшим братом. Именно русские подняли знамя освобождения, совершили Октябрьскую революцию и указали другим путь к светлой и радостной жизни.
О том, как в новой доктрине уживались интернационалистические ноты и патриотические мотивы, можно продемонстрировать на примере А. С. Пушкина. В СССР его реабилитация и признание величайшим русским литератором произошла в начале 1930-х; до этого он считался типичной буржуйской обслугой. К 1937 году — к столетию со дня гибели поэта — в стране уже процветал его культ. Теперь его именовали подлинным сыном русской земли, чьё творчество связано с ней тысячами неразрывных нитей. Но Пушкин настолько велик, что его произведения близки всем народам, прежде даже не слышавшим его имени. И хотя он принадлежит русской нации, его гений интернационален. Русские всем предоставляют возможность наслаждаться бессмертными пушкинскими творениями. И так же, как с Пушкиным, обстоит дело с русским народом: взойдя на высоты революции, он готов делиться её плодами со всеми, кто готов к ним приобщиться.
Перед нами совершенно новое издание марксизма, где канон о приоритете мировой революции отодвинут на задний план, теперь его место занимает идеологический концепт «русский народ — старший брат»; именно он прокладывает путь в светлое завтра, а не питает надежду на мировую революцию в более подходящих для этого странах. Ни один народ мира не может встать вровень с великим и передовым русским народом, который обладает к тому же бесценной культурой и героическим прошлым. Согласимся: о возведении подобных патриотических воззрений в ранг государственной политики в своё время не могли мечтать и такие апологеты патриотизма, как М. Н. Катков и К. П. Победоносцев. При самодержавном строе никто не позволил бы им развернуться во всю патриотическую удаль. А при Сталине, в условиях господства космополитического марксизма, мощно спрессованная патриотическая доктрина обрела явь! Конечно, переход большевизма, по сути, на черносотенные рельсы не может не поражать. Как метко замечено, большевистская партия, по сути, создала «деформированного близнеца» того государства, против которого боролась.
Но отличия всё же имелись, и немалые. Новое советское государство отличалось от романовской России тем, что её основой явилась именно Россия, а не Украина, как это повелось с последней трети ХѴІІ века. Украинские представители в советской элите занимали весьма скромное положение. Даже при расцвете местного национализма в советских одеждах этнические украинцы никогда не находились у руля республиканской компартии. После Э. Квиринга и Л. М. Кагановича в 1930-е её возглавлял поляк С.В. Косиор, а «смотрящим» по республике был сталинский эмиссар из политбюро ЦК ВКП(б) П. П. Постышев — выходец из промышленного Иваново-Вознесенска.
И на всесоюзном уровне в довоенную пору коренные украинцы не могли похвастаться значимым присутствием в верхах. Пожалуй, наиболее видным представителем республики можно назвать наркома финансов СССР Гринько, репрессированного в 1937 году. До этого его подпись украшала советские купюры достоинством 1, 3 и 5 рублей. Да Тимошенко, быстро отставленный, промелькнул на посту министра обороны. И после Великой Отечественной войны ситуация не во многом изменилась. К концу жизни Сталина в правительстве, насчитывавшем свыше пятидесяти министров, украинцами являлись лишь шестеро.
Однако удержать государство на новой антиукраинской платформе было не суждено. Во многом это произошло потому, что гуманитарная наука 1920-х годов, возглавляемая М. Н. Покровским, не смогла осмыслить исторический путь России и идеологически обосновать новый фундамент державы. Патологическая увлечённость экономическими схемами, классовой борьбой как дань марксистской догме не позволили осознать многого. Прежде всего, того, что для украинско-польского элемента Россия являлась жемчужиной созданного колониального режима (а уже затем окраины: Кавказ, Средняя Азия). А в изображении того же Покровского Украина и Польша представали такими же пострадавшими от «русского гнёта», как и все другие народности.
Все проклятия адресовались русским, которые выставлялись надсмотрщиками, администрацией тюрьмы народов, именуемой Россией. К тому же романовской концепции истории марксистская школа Покровского ничего по большему счёту противопоставить не смогла. Привлечённые Сталиным старые профессорские кадры сделали всё для реабилитации дореволюционных взглядов. Поэтому те силы, которые в течение столетий унижали и грабили нашу страну, благополучно смогли уйти от ответственности, сохранить реноме, а значит — шанс снова обрести статус хозяев.
Эти поползновения, не заставившиеся себя долго ждать, связаны с именем Н. С. Хрущёва. После дележа сталинского наследства ему достался пост первого секретаря ЦК КПСС. Тогда эта позиция не являлась ведущей. Партия была, как говорили, «не на хозяйстве»; реальные рычаги управления концентрировались в Совете Министров. Возглавив Центральный комитет, Хрущёв начинает активно оспаривать у Совмина право солировать в экономике, апеллируя к ленинским традициям, попранным Сталиным. Он неустанно повторяет: только партия должна быть центром принятия любых хозяйственных решений. Кроме того, Хрущёву удалось зафиксировать лидерство в рамках партийного аппарата, и здесь он опирается на одну из сильных парторганизаций, вторую после РСФСР — украинскую.
Вообще-то Хрущёв не считался там признанным вожаком; в качестве руководителя он появился в этих краях только в 1938 году, в разгар борьбы с «врагами народа». В 1949-м его вновь отзывают в Москву, к тому же около четырёх лет его украинской эпопеи фактически вычеркнула война. Однако пост первого секретаря ЦК позволял проявить себя, чем Хрущёв и воспользовался. 19 февраля 1954 года он делает поистине царский жест: по его настойчивой инициативе в честь 300-летия присоединения Украины к России этой республике передаётся Крым. Восторг украинской элиты вообразить несложно. В итоге на Хрущёва начинают ориентироваться местные кадры, а поскольку они не пользовались большим спросом в правительственных структурах, первый секретарь пропихивает их куда только можно, особенно, разумеется, по партийной линии.
Именно Хрущёву обязан карьерой незабвенный землемер Л. И. Брежнев, у которого до московского этапа жизни в паспорте красовалась запись «украинец». Хрущёв, ещё будучи «на республике», выдвигает этого подающего надежды деятеля первым секретарём Запорожского, а затем Днепропетровского обкомов партии. С 1950 года тот возглавляет Молдавскую парторганизацию и на ХІХ съезде ВКП(б) включается в расширенный президиум ЦК. Правда, после смерти Сталина Брежнева задвигают, и он даже просится обратно к родным пенатам — на Украину. Но Хрущёв перебрасывает своего протеже в Казахстан, а вскоре переводит под своё крыло в Центральный комитет, где сосредотачиваются преданные ему кадры.
Хрущёв способствовал также возвышению Н. В. Подгорного, А. И. Кириченко, А. П. Кириленко и др. Если поначалу все они циркулировали внутри украинской номенклатуры, то после 1953 года устремились за пределы республики. Например, Кириленко в 1955–1962 годах поработал на посту первого секретаря Свердловского обкома, привечая всё тех же украинцев. Так, первым секретарём Нижнетагильского горкома, вторым секретарём Свердловского обкома при его поддержке становится уроженец Черниговщины В.И. Довгопол, приехавший до войны на Урал для учёбы и маявшийся по различным предприятиям региона. А местного комсомольского функционера Ф.Т. Ермаша Кириленко подтягивает сначала в обком партии, а потом берёт с собой в ЦК, и в итоге тот оказывается в кресле председателя Комитета по кинематографии СССР.