Второго выстрела так и не прозвучало.
Глава 18. Алекс
Дурные предчувствия Алекса оправдались на сто процентов.
Они с Лизою были в городе к утру следующего дня. Не теряя времени, даже домой не заглядывая, тотчас поехали в околоток Кошкина: и уже по тому, сколько саней, колясок и возков брошено было возле крыльца, стало очевидно – что-то не так. Лиза послушно осталась в коридоре, а Алекс, коротко постучав, заглянул в кабинет Кошкина.
Здесь было с десяток человек, не меньше. Кто в полицейском мундире, кто в военном, кто в штатском. Кто угодно – но Кошкина не было. Они устроили настоящий кавардак, вывалили все из ящиков, из папок, с озадаченным видом перебирали листок за листком. Что-то искали. Давно искали и, видимо, не могли найти. А более всех внимание Алекса привлек господин лет пятидесяти. Подтянутый, с благородной сединою в волосах, одетый в штатское. Он держался в стороне, в обыске не участвовал, но Алекс сию же минуту определил, что именно он сим безобразием руководит.
– Вы к Кошкину? – преградил Алексу дорогу один из полицейских чинов. – Представьтесь!
Алекс спорить не стал. Глядя не на спросившего, а на того, кого полагал главным, отрекомендовался, назвав фамилию, название бывшего полка и прежнее звание.
Впрочем, не зная, с какой целью здесь эта компания, намерений выдавать не спешил.
– Могу я видеть господина Образцова? – спросил он.
Алекс знал, конечно, что кабинет Образцова не здесь, а в управлении на другой улице. И все же полицейский чин отчего-то разволновался, раскраснелся – и вопросительно оглянулся на пожилого господина в штатском.
Тот кивнул, и Алекса пустили внутрь. Пожилой господин оглядел его холодным изучающим взглядом и ответил сам.
– Господин Образцов мертв. Застрелился нынешней ночью.
Алекс тяжело сглотнул.
– А Кошкин? – спросил севшим голосом.
Господин молчал не меньше минуты – так Алексу казалось, по крайней мере.
– Ранен. Тяжело. Скорее всего, не выживет.
– Простите, мне нужно идти…
Алекс шагнул было назад. Немедля ехать к Кошкину! Куда его отвезли?
– Его оперируют, – ровным голосом продолжал господин. – В клинике доктора Алифанова, кажется. Вы ему ничем не поможете. Алекс, верно?
Холодность да отстраненность, с которой господин говорил о Кошкине, Алекса коробили неимоверно.
– Мы знакомы? – спросил он резковато, прожигая странного господина взглядом.
– Заочно: Кошкин вас просил разыскать. Пока был в сознании. – И, наконец, изволил хотя бы имя свое произнести: – Платон Алексеевич, граф Шувалов. Наслышан о вас, Алекс, еще по Петербургу. Ох и шуму вы наделали перед отъездом!
– Жаль, что я о вас не наслышан, – волком поглядел на него Алекс.
– Вот как? Удивлен!..
Господина его ответ как будто даже развеселил. Он задрал брови, и Алекс увидел, что глаза у него живые, синие, совсем молодые. А после Платон Алексеевич сделал жест, и в считанные минуты кабинет опустел. Он сам плотнее закрыл дверь и переспросил:
– Неужто Степан Егорыч не упоминал обо мне ни разу? И словом непечатным не крыл? Удивлен, право…
Алекс изо всех сил пытался припомнить, но Кошкин никакого графа Шувалова и впрямь не вспоминал.
– Я знаю лишь, что Кошкина выслали сюда из Петербурга за неподчинение…
– За невыполнение прямого приказа! – веско заметил господин. – Так точнее будет. Вы, Алекс, и сам служивый человек, и первое правило на службе наверняка знаете. Ежели хочешь, чтобы тебе подчинялись – научись подчиняться сам. Хорошее ли то, плохо ли – но уж как есть. Полагал я, что Кошкин хотя бы здесь подчиняться научится, да горбатого, видать, могила исправит… Господина Кошкина арестовали, давеча. Знаете, за что?
– За невыполнение прямого приказа? – кашлянув, спросил Алекс.
– Увы, – без улыбки отозвался граф.
– Так вы за Кошкиным приехали? Желаете его вернуть?
Платон Алексеевич не ответил. Заложив руки за спину, прошелся по крохотному кабинету Кошкина, встал у окна.
– Некоторое время назад, – заговорил он снова, – от проверенного человека мне поступил рапорт. О том, что в Екатеринбурге, мол, происходят убийства девушек: юных приезжих блондинок, чьи тела бросают на окраинах. Да спрашивали, не было ли похожих случаев в Петербурге за последние три года.
– Неужто были?..
Платон Алексеевич кивнул.
– Полное совпадение – и со способом убийств, и с жертвами. А после мне доложили, что запрос тот вместе с подробным рапортом поступил от старого знакомца, от Кошкина.
– Стало быть, вы все-таки за Кошкиным приехали? – насторожился Алекс.
– Если выживет, – резонно отозвался Платон Алексеевич. – Сыщик он толковый, хоть и не очень-то мне по душе норов его. Однако ж полиция наша с ног сбилась: искали душегуба в Питере, да без рапорта Кошкина, верно, и не подумали б никогда, что концы ведут в Екатеринбург. Как такими сыщиками разбрасываться? Преступление это…
Пожалуй, только после этих слов Алекс и расслабился немного, перевел дыхание. Пожилому господину, что назвался Платоном Алексеевичем, кажется, можно довериться.
– А что же Образцов? Я подтвердить могу, что он невесть как, но замешан в убийствах! Лично видел его у дома матери одной из жертв. Он в самом деле застрелился? Или помогли?..
Платон Алексеевич обернулся и бросил в него резкий, удивленный взгляд. Даже замешкался немного, прежде чем ответить:
– Зрите в корень, Алекс. Образцова убили. И выставили все, будто он сам висок себе прострелил. По счастью, и исполнитель по горячим следам задержан. Однако, во благо следствия, полиция покамест сделает вид, будто верит в самоубийство.
– Полагаете, замешан кто-то из высокопоставленных людей?
Платон Алексеевич неопределенно повел бровью.
– Кошкин очнется и все расскажет, – упрямо сказал тогда Алекс. – Раз его пытались убить, выходит, он о многом догадался.
– Если очнется, – снова поправил Платон Алексеевич, – то да, расскажет. Там была женщина, госпожа Руднёва. Обезвредила стрелявшего хрустальной вазой, представьте себе. Остановила кровь. Она медик, кажется. А впрочем, повезло уже в том, что Кошкина живым довезли в клинику, да он успел со мной парою слов перекинуться. Сказал отыскать вас, Александра Риттера. Мол, вы все поймете. Кошкин вам доверял, судя по всему?
От этого упоминания – в прошедшем времени – Алекса снова передернуло…
И что он должен понять?
– Степан подозревал в причастности Аглаю Савину, – хмуро припомнил Алекс, – он намеревался допросить ее…
– Аглая Савина тоже мертва, – оборвал Платон Алексеевич. – Нам важно понять, где Кошкин мог спрятать улики или записи. Быть может, есть тайник в кабинете?
– Не знаю, право…
Стараясь сосредоточиться, не думать о том, чего изменить не в состоянии, Алекс огляделся в кабинете, где так часто бывал последний месяц. Здесь и мебели-то не имелось почти: пара массивных шкафов с папками – начисто распотрошенных; сейф, давно уже вскрытый, четыре скрипучих стула, протертый до дыр половик да письменный стол. Крашеные синим бревенчатые стены без обоев – с одним лишь портретом императора Александра, их украшающим…
Впрочем, это прежде в кабинете был всего один портрет. А теперь на письменном столе оказалась еще и фотографическая карточка в простой деревянной рамке. С лицом необычайно красивой женщины. Темноволосой со светлыми с поволокою глазами.
Алексу прежде всего подумалось, что это и есть та зазноба Кошкина, его femme fatale, из-за которой он до сих пор места себе не находит. Неужто она?
А еще Алекс совершенно определенно мог сказать, что прежде этого портрета здесь не было.
Он взял рамку в руки, покрутил. И обнаружил, что задняя крышка из тонкой древесины легко вынимается – а под ней… стопка плотно сложенных вчетверо листов, которые тотчас выпали на стол.
Платон Алексеевич немедленно Алекса оттеснил: велел пойти в коридор да позвать его людей…
– Я должен поехать в клинику, – сообщил Алекс, как позвал всех.
Впрочем, Платон Алексеевич его более не задерживал и даже не слушал.
* * *
В бумаги Кошкина сам Алекс так и не заглянул, не до того было. Не знал даже, насколько Кошкин приблизился к поиску душителя. Может, он его задержал и обезвредил, а может, убийца до сих пор ходит рядом…
Потому Алекс был не слишком настойчив в том, чтобы отправить Лизу домой, к отцу. Да и ехать она наотрез отказалась, рвалась увидеть Кошкина.
– Я столько ему наговорила в последний раз… и даже не успела извиниться. Если он умрет, я себе не прощу!
– Он не умрет, – слабо возразил Алекс – а Лиза огрызнулась:
– Откуда ты знаешь?!
На Лизе лица не было с того мига, как она узнала о ранении. Она даже плакала. Всю дорогу торопила извозчика, а у ворот клиники выскочила из саней и побежала вперед. Алекс догнал ее уже в коридорах, когда Виктор Алифанов пытался не пустить Лизу в палату к Кошкину.
– Операция шесть часов длилась, – устало отвечал Виктор на расспросы, – но, в целом, прошла успешно. Однако ж он слаб: пуля задела крупные сосуды, он уйму крови потерял…
– Я! Я могу отдать свою! – вмешалась Лиза. – Степан Егорович рисковал ради меня! Витя, я настаиваю, чтоб ему перелили мою кровь!
– В этом нет нужды, Лизонька, организм молодой и покамест борется…
Виктор говорил спокойно, мягко, не паниковал, не соболезновал. Постепенно Алекс поверил, что Кошкин и правда справится. Разве что излишне раздражали эти свойские обращения «Витя-Лизонька». Но Алекс стоял в стороне, хмуро глядел на них и крепился. До тех пор, пока Виктор ни сорвал с лица докторскую маску да ни заговорил с Лизою тоном светского повесы:
– Как ни были бы печальны сии события, я рад, что они помогли мне вновь с вами встретиться, Лиза. Я уж забыл, когда видел вас в последний раз. Вы будто нарочно меня избегаете…
Этого Алекс не вынес. Тем более что и Лиза сочла то неуместным и выдавить смогла лишь жалкую улыбку. Алекс шагнул вперед, чуточку оттесняя невесту от Алифанова, и всячески попытался сменить тему. Да и вопросы были не праздными: