Странный это был визит.
Ирина поглядела сперва на розы, потом на него самого и вдруг тяжко вздохнула. Так и не пригласила войти.
– Не нужно вам больше ко мне ездить, Степан Егорович, – тихо молвила она, отведя в сторону взгляд. – И венчанию не бывать. Неправильно это все…
– Глупости какие! Лишь нам с вами решать, что правильно, а что нет!
Кошкин хотел рассердиться – но тут увидел, как из уголков ее глаз катится влага.
– Я не могу, – настойчивей сказала Ирина. – Гляжу на вас – а вижу его! И тотчас всплывает в памяти, как он ударил меня, а потом схватил за руку и потащил в сани. Он бы увез меня, если б тогда, по счастью, Виктор не выглянул на крыльцо! Я тогда и поняла, что никогда это не кончится! Гляжу на вас – и вижу, как в том трактире я лекарство ему в чай наливаю, покуда отвернулся…
– Тише! – Кошкин нервно оглянулся, нет ли кого рядом. Легонько подтолкнул плачущую Ирину вглубь квартиры. – Да что на вас нашло?! Мы ведь договорились никогда более не вспоминать!
– Да, простите… – она принялась вытирать слезы. – Но, покуда вы рядом, я не могу забыть, от чего вы меня увезли.
Снова Ирина подняла на него взгляд – мягкий, но неожиданно решительный. С железной, прежде незнакомой Кошкину ноткою в голосе, сказала:
– Это даже хорошо, что вы меня не любите. Любили бы – мне труднее было б вас прогнать. Уходите! Я полжизни провела в клетке, Степан Егорыч. Не хочу и вторую половину быть в заточении.
Кошкин, до крайности пораженный, не двинулся. Тогда Ирина сама обошла его и шире распахнула дверь.
– Спасибо вам, что оплатили квартиру до конца месяца, Степан Егорыч, – сказала Ирина уже вдогонку. – Я устроилась сестрою в клинику… с первого же жалованья верну все до копейки.
Кошкин был против, но деньги она действительно вернула. Пообещала хоть иногда давать знать о себе и при первой же необходимости к нему обращаться. А впрочем, это был последний раз, когда они виделись.
А потом… беда пришла, откуда не ждали.
Младшая сестрица Варя в отсутствие Кошкина успела таки поступить на курс к Немировичу-Данченко, как и намеревалась прежде. Училась она в Москве, где и проживала с матушкой, а нынче, в последних числах сентября 1893 года, участвовала в постановке «Пиковой дамы» в петербургском театре. Пела Варя за старуху-графиню – ведущую женскую партию. Пела меццо-сопрано, таким насыщенным и обволакивающе грудным, что несколько раз у Кошкина по коже пробегали мурашки, и он изумленно смотрел на сцену, до сих пор не вполне веря, что вот эта дива, которую, одновременно затаив дыхание, слушали полтыщи человек – его смешная неуклюжая Варька.
…а потом опера кончилась. И покуда зал тонул в аплодисментах, на сцену вдруг вышла она. Светлана Дмитриевна Раскатова. Графиня. Ее супруг, низенький, толстенький, отчаянно потеющий человечек лет тридцати, стоял позади нее, то и дело поправляя пенсне.
Светлана его не видела. Без интереса она скользила взглядом по залу и благосклонно улыбалась распорядителю театра, который благодарил и восхвалял их с мужем. Она, кажется, возглавляла благотворительный фонд помощи молодым артистам – или что-то подобное… Кошкин не особенно слушал. Он смотрел на Светлану во все глаза – и сам не знал, хочет ли, чтобы она его заметила?
Все решила Варя.
Вероятно, мать рассказала, и она что-то знала о них со Светланой. А потому, явно желая задеть графиню, Варя, едва ее увидела, вдруг презрительно хмыкнула поставленным своим голосом. И демонстративно отказалась аплодировать меценатам.
Все бы ничего. Это было даже мило. Да только Варя, гордо задрав подбородок, теперь взирала на Кошкина, отыскав его взглядом. Мол, видишь, братец, как я за тебя отомстила? И взгляд тот сию минуту перехватила Светлана. Проследила за ним – и встретилась глазами с Кошкиным.
Ничего не ушло, ничто не кончилось – ни у нее, ни у него самого. Кошкин понял это, глядя в зеленые русалочьи глаза Светланы. Видя, как она побледнела разом, как исчезла ее самоуверенная улыбка, и как, вместо того, чтоб стыдливо опустить голову, она шагнула вперед – будто готова была немедля сойти к нему, в зал. Она так и смотрела на него, покуда распорядитель не кончил свою речь, и толпа людей меж ними не стала слишком уж плотной.
Кошкин не знал по-прежнему причин ее замужества, причин, по которым она предала его, нарушив все данные когда-то клятвы. Но теперь уж то и не важным казалось.
Важным было лишь, что вечером того же дня, после спектакля, Светлана просто и безыскусно постучала в его дверь. Одетая в простое дорожное платье. С той же затейливой прической, что на спектакле. Без кольца на безымянном пальце. С маленьким чемоданом в руках. Глядя на него с жаром, с затаенным в глазах страхом – что выгонит – она долго не смела переступить порог. Только молвила чуть слышно:
– Я ушла от него. Совсем ушла.
июнь 2020 года
–-
В оформлении обложки использована фотография автора Ironika «bloody Countess Batory. gorgeous flower, rosebuds fall on white cold snow. sexy fairy. winter forest. long elegant red dark dress with train. bare shoulders. Wind fluttering blond hair. black trees» с сайта https://www.shutterstock.com.