– Я путник, – напомнил Ноланд кир-филаку и самому себе.
– Люди называют себя по-разному, но ведут зачастую одинаково, – пожал плечами Ликург. Жест был как будто полон безразличия, но от Ноланда не укрылся испытующий взгляд кир-филака.
– С недавнего времени я стараюсь соответствовать.
– И я желаю тебе успехов на этом тяжелом пути. Какую же услугу тебе оказать?
Ноланд размышлял так долго, что даже Ликург потерял терпение и вернулся к телескопу. Ноланд думал и размышлял над тем, как формируются мировоззрения и складываются судьбы. Вчера он кое-что изменил в себе, принял неожиданное для самого себя решение, и сегодня его судьба уже совсем другая. Прежний Ноланд до сих пор ехал бы по Старому тракту в фургоне, правя лошадьми и беседуя с Вереском. А сейчас он облачен в одежды чужого народа, находится среди уважающих его благородных воинов и волен просить что душе угодно. Кто бы мог подумать. И переход до сих пор продолжается. Сегодня он получил возможность повлиять не только на себя, но и на мир вокруг, пусть и совсем чуть-чуть. Если в мире чего-то не хватает, нужно это создать – такому правилу он решил следовать. На одно мгновение Ноланд увидел мысленным взором какой-то новый пазл, огромный и сложный, а в нем ветвистые схемы событий и решений. Он ничего не запомнил, но понял, что сейчас его решение действительно что-то изменит.
– Я прошу освободить сэра Арчибальда, – сказал Ноланд. – Вы уполномочены выполнить такую просьбу?
Кир-филак отпрянул от телескопа и удивленно посмотрел на Ноланда. Некоторое время губы клетта беззвучно двигались, словно он собирался что-то сказать, но каждый раз передумывал. Наконец Ликург совладал с эмоциями и сказал.
– Мне понадобится объяснение, потому что освободить его значит нарушить правила.
Ноланд не удержался и спросил:
– А когда мы говорили про немедленную казнь – в том случае вы закон не нарушили бы?
– Речь не о букве закона, а о других правилах. Арчибальд напал на филаков Эпимахии. По сути он представляет собой некое зло – порочный человек, называющий себя рыцарем Ордена Совершенства. На мой взгляд, увеличить его наказание допустимо, но уменьшить – не правильно.
– Я понял вас, но смотрю на ситуацию с другой стороны. С сэра Арчибальда при освобождении нужно взять обет не причинять вреда семье Бремеров и нашим близким и не мешать нашему исследованию, будь то словом или делом.
Клетт посмотрел на Ноланда с разочарованием.
– Ты полагаешь, он станет соблюдать клятву?
– Для рыцаря Ордена Совершенства обет священен.
– Мы уже затрагивали эту тему. Он лишь называет себя рыцарем, но не является им.
– Я начал размышлять об этом несколько дней назад, после первой встречи с Андроником. Оценивать людей по поступкам – метод мудрый и надежный. Но мировоззрение, точнее, желание и намерение быть кем-то, стать кем-то – не пустой звук.
– Если только человек не лицемер, – покачал седой головой Ликург.
– Конечно. Но если человек искренне считает себя кем-то, допустим, рыцарем, то он и есть рыцарь. Потенциально.
– Я недостаточно хорошо говорю на северных языках. Приведи метафору.
Ноланд потер лоб. Слово "потенциально" казалось исчерпывающим.
– Желудь, – сказал он наконец. – Желудь не дуб, но как бы хочет им стать.
– Так… – задумчиво протянул Ликург.
– Потенциально желудь является дубом. И он им станет, если с желудем обращаться как с будущим дубом. Если его посадят в лесу, он станет настоящим деревом, а если в цветочный горшок – нет. Поэтому рыцарю надо дать возможность быть рыцарем или хотя бы не лишать его этой возможности.
– Интересный тезис, – сказал Ликург после некоторого молчания. – По своему опыту скажу, что подобные размышления и разного рода личная философия обычно являются самоутешением. Иначе говоря, так человек убеждает себя в собственной значимости, выдает желаемое за действительное, мол, раз я считаю себя рыцарем, то я он и есть. Но если речь не о себе, а о другом человеке… такое предположение окажется либо беспочвенной фантазией, либо мудростью.
– Надеюсь на второе.
– Я не закончил мысль. Делать такое предположение, когда доверие к человеку может обернуться для тебя гибелью, – неразумно. Теперь закончил. Веди свою мысль дальше.
– Также нужно взять с него обещание быть рыцарем.
– Зачем? Он и так мнит себя таковым.
– Обет принимается целиком или отвергается целиком, – сказал Ноланд, вспоминая посвященные рыцарству героические песни. – С таким обещанием рыцарь не сможет потом отвергнуть обет, сославшись на то, что обет противоречит кодексу рыцаря или был дан под принуждением.
– И чего ты хочешь всем этим добиться?
– У меня для этого нет логического объяснения. Только смутные ощущения.
– Не хочешь ли ты сказать, что видишь суть людей?
– Нет, в людях я, к сожалению, разбираюсь так себе, – покачал головой Ноланд. – Я в основном проводил время с книгами и мне кажется, что вижу суть историй. Легендарных и реальных. Древних и… и я чувствую героические предания, когда они пишутся прямо сейчас.
Ликург долго молчал. Когда он заговорил, то голос его как будто стал моложе и звонче.
– Ты решился на большой риск. Основания твои туманные и фантастические, но благородные. Я исполню твою просьбу. Более того, я разделю с тобой риск и мудрость – рыцарь также должен дать обещание никогда не выступать против филаков и соблюдать правила заповедников.
– Осталось только, чтобы сэр Арчибальд согласился дать клятву, – сказал Ноланд.
– Без сомнения, согласится и с радостью покинет тюрьму. Вопрос в том, будет ли этой клятве следовать.
Глава 21. Свобода Арчибальда
Наконец-то ему дали побриться. Арчибальд избавился от колкой щетины, и его мясистая челюсть снова стала похожа на гладкий серый бетон. Стянутые в косу русые волосы визуально уменьшали лоб, придавая лицу форму груши. Неделя, проведенная в камере, сказалась на фигуре, Арчибальд с удивлением заметил, что перевязь шпаги болтается, в поясном ремне нужно проделать новую дырку. Чувствовал он себя неплохо, полученные в драке с клеттами раны уже затянулись, вздутые от мышц запястья сохранили прежнюю силу, от непривычно долгой трезвости сознание день ото для прояснялось и преподносило новые размышления, как будто он находил в собственном доме новые комнаты и коридоры. Клетты накормили его, разрешили помыться и вернули все вещи, даже оружие. Первым делом Арчибальд схватился за жестяную коробочку с монпансье – после недели на хлебе и воде сладкие фруктовые леденцы порадовали как никогда.
Все это произошло сразу после того, как он согласился подумать над предложенной клятвой. Комендант форта в свою очередь согласился, что принесение обета требует торжественной обстановки и не полагается произносить громкие слова, будучи грязным и скованным кандалами.
К полудню Арчибальда вывели на крепостной двор, где под знаменем Эпимахии клеттов выстроились в две шеренги патрульные в полном вооружении: серебристые ружья и копья блестели на солнце, белые тоги резко контрастировали с загорелыми бородатыми лицами. Клятву принимал комендант Ликург, рядом с ним стоял клетт помоложе, бледный и с кругами под глазами, видимо, недавно оправившийся от тяжелых ранений. У обоих на тогах сверкали золотые фалароны – признак высоких офицерских чинов.
Предварительно старый клетт потребовал, чтобы Арчибальд выучил клятву наизусть и декламировал текст самостоятельно. Рыцарь давал обет на родном луарском языке, а затем и на альтурусе, чтобы его поняли все присутствовавшие клетты. Слова чужого языка Ликург разрешил прочитать с листа. Арчибальду показалось, что даже присяга Ордена Совершенства, проводимая в роскошных залах собора, не была столь торжественной. Там на речь Великого магистра, обращенную ко всем новобранцам, достаточно было хором ответить "клянусь", особо не вдаваясь в формулировку. Здесь же он давал клятву под открытым небом, уходящим вверх в бесконечность, вместо гобеленов, воспевающих победы ордена, картин с портретами Великих магистров и щитов с гербами рыцарских домов висело одно лишь клеттское знамя с мужчиной, разбивающим изнутри скорлупу гигантского яйца, как будто рождающимся из него.
Сейчас Арчибальд проехал на своем буланом коне уже так далеко, что форт скрылся за горизонтом. Рыцарь ехал на север, чтобы встретиться с отрядом "Громада", но что сказать приору – не знал. В мыслях своих он снова и снова проходил между шеренгами клеттских воинов и, обнажив шпагу, декламировал слова странной клятвы.
Соблюдать законы заповедных земель и не сражаться с патрульными – здесь все ясно. Именно из-за этого он и угодил в плен, клетты вполне справедливо хотят пресечь подобные конфликты в будущем, сделать рыцаря Ордена Совершенства своим союзником, а не врагом. Это принять легко, поскольку орден не враждует с клеттами, а каста патрульных Эпимахии – достойные воины. В какой-то мере Арчибальду даже льстило, что клетты столь серьезно отнеслись к его выходкам.
К следующим частям обета явно приложил руку Ноланд Бремер, невесть почему имеющий влияние на клеттов. Комендант Ликург объяснил, что решение освободить Арчибальда принадлежит именно Ноланду, но какие на то были причины и почему клетты послушались молодого чужестранца – осталось загадкой.
Этот баргенец весьма непрост, несмотря на юный возраст. Без страха шпионит в кабинете приора. Господин Ферапонт и мессир Вереск его дружно покрывают. После ранения в голову он поправляется за считанные дни и уже шныряет по диким землям, мимоходом вытаскивает из тюрьмы своего преследователя, связав ему заранее руки хитроумным обетом, и суровые патрульные выполняют его распоряжение. Хорош пассаж! Где тренируют таких шпионов?
Если следовать клятве, то теперь Арчибальд не может причинять вред Бремерам и их близким, а также мешать их научным исследованиям. Вредить Теодору или его сыну в намерения рыцарей не входило, ученый нужен лишь для того, чтобы найти сферу. Стрельба в Ноланда – случайность, тем более тот сам попался с поличным и орден имел право задержать лазутчика. Что же касается запрета мешать исследованиям Бремера, то это прямо противоречит миссии отряда. Археолог наверняка воспротивится уничтожению древнего артефакта. Арчибальд не сможет участвовать в походе и заслужить пятый перстень, а это вряд ли получится объяснить командованию, да и самому себе. Конец карьере. Скоро доживет до сорока лет, так и не обретя пяти колец, не став полноценным рыцарем. Станет ходячим анекдотом, как престарелый юнга. Позор. Опять же, если следовать клятве.