След Бремера — страница 40 из 51

Следующий коридор заставил Яму напрячься и подумать, не ведут ли его на допрос? Вдоль стен стояли министранты Красного баала – в мундирах и с ружьями, на поясе у каждого блестит шпага без ножен. Он и до этого видел в регии охранников, но здесь на вахте стояли десятки образцовых солдат: сильные и подтянутые фигуры, грудь выгнута вперед, подбородок смотрит вверх. В конце коридора из-за стола поднялся бритоголовый фламин с холодными немигающими глазами, похожими на ртутные капли. Он долго изучал переданные спутницей документы, читая каждую строчку и проверяя все печати, затем обыскал Яму на предмет оружия и только тогда пропустил их дальше.

Открылся разбитый на секторы зал. За письменными столами сидели погруженные в работу фламины всех цветов, сновали помогающие им министранты. Работа кипела, мелькали бумаги и документы, слышались обсуждения и горячие споры, щелкали клавиши печатных машинок, хлопали двери. Во всю стену раскинулась карта с Сандарумом и Ютеррой, с другой стороны зала тянулись стеллажи с книгами и документами. Яма предположил, что это идеологическое бюро, где баалисты разрабатывают учение и строят планы.

Они прошли через зал и остановились у белой двери, на которой была нарисована разноцветная звезда Культа баалов. Пять лучей: красный, голубой, желтый, зеленый, оранжевый. Женщина приказала Яме ждать и ушла за дверь. Он понял, что его привели прямо к понтифику. Время шло, Яма ждал, словно окаменев, по спине струйкой стекал холодный пот. В зале кипела работа, на Яму бросали мимолетные взгляды.

Мысли смешались в клубок. Лето еще не кончилось, а Яма уже достиг цели, остался лишь последний шаг. Что насчет посоха? Сможет ли Яма обмануть понтифика и поступить к нему в ученики – узнать суть баализма и сжечь культ изнутри? Старые мысли переплетались с недавними впечатлениями от общения с баалистами. Культ показал ему совершенно иную жизнь, которой он раньше не знал. Воинственный фламин Маркеллин, заметивший у Ямы выдающуюся силу воли, рассудительный господин Дамиан, поверивший в амбиции Ямы и давший подъемные деньги, забавная Фифи, с которой они вместе победили на конкурсе, веселая компания в поезде – все это заставляло Яму меняться и смягчать некоторые взгляды. Яма твердил себе об уничтожении культа, но уже без прежней уверенности. Да и регия кажется невероятно могучей силой – есть ли шанс что-то изменить, даже став учеником понтифика? Яма подумал, а не будет ли самым эффективным поступком воспользоваться случаем и убить понтифика?! Безусловно, после убийства выбраться из регии он уже не сможет… достойное самопожертвование.

Наконец женщина вернулась:

– Идите вперед по коридору в кабинет. Понтифик Годдард Оберон Амальрик ждет.

Кабинет понтифика напоминал уменьшенную копию предыдущего зала, но показался Яме осколком иного мира, такая здесь царила возвышенная и проникнутая великими думами атмосфера. Стену слева закрывали мировые и региональные карты, по правую руку находился витраж из окон от пола до потолка – из кабинета можно было обозревать внутренний двор регии как с балкона. Вверху играла солнечным светом звезда культа, собранная из разноцветных стекол. В глубине кабинета застыл огромный стол с множеством ящиков, просторный, роскошный, как королевский корабль. Из пола к столу поднимались прозрачные трубки для рассылки документов и посылок, какие Яма уже видел в других кабинетах. Стена позади стола полностью состояла из книжных полок, бесконечные ряды книг прерывал камин, украшенный полированным обсидианом. Яма приблизился к столу, неуверенно ступая по гладкому чистому полу, где во всю площадь кабинета была нарисована звезда культа.

За столом в кресле сидел человек в белой атласной сутане. На заре Пятой эпохи культ начинал деятельность как сеть монастырей, посвященных разным баалам, где монахи-баалисты разрабатывали учение под руководством наместника культа. Министранты тогда вместо галстуков носили цветные рясы. Сейчас пережитки прошлого сохранились в инсигниях и ритуальном облачении только высших адептов культа, тогда как основная масса одевается в соответствии с современными трендами.

Понтифик что-то писал и склонился над документами, отчего дорогая ткань собралась у плечей переливчатыми белыми волнами. Ярко выделяясь на белом фоне, на груди висел кулон с разноцветной звездой – инсигния понтифика. Каждый луч блестел драгоценным камнем: рубин, сапфир, желтый алмаз, изумруд, оранжевый гиацинт. Широкоплечий, грузный и с заметным животом, понтифик напоминал фигурой бывших спортсменов, с возрастом прекративших усиленные тренировки и оттого располневших. Седые волосы коротко стрижены и расчесаны на пробор. Понтифик брил усы, бороду и бакенбарды, не стесняясь обнажать глубокие морщины и складки у губ. Бледное лицо без загара говорило о постоянной работе в помещении. От регулярного недосыпания веки приобрели фиолетовый оттенок и тяжелыми тучами давили на глаза – неожиданно светлые и внимательные. Они излучали взгляд хрустально ясный и вместе с тем глубокий. Яма с удивлением и смятением отметил, что взгляд понтифика напоминает старосту Ирвинга!

Понтифик Годдард Амальрик кивнул и взглядом показал на кресло. Яма сел напротив. Понтифик сказал:

– Вот мы и встретились. Это конец старого и начало нового. Поздравляю с успехами, Алекс Крамер.

Яма вздернул брови и широко открыл глаза, язык прилип к небу. Откуда они знают его настоящее имя? Во всех письмах в регию он подписывался исключительно прозвищем, даже в паспорте, который он показывал секретарю, не записаны фамилия и данное при рождении имя. "Алекс! Алекс!" – кричали ребята, бросившие его в колодец. Яма молча кусал губы, понтифик правильно понял реакцию и ответил на невысказанный вопрос.

– Мы собрали о тебе данные, чтобы знать, с кем имеем дело. Ты можешь отвечать совершенно свободно, не боясь выдать себя. Перед нами у тебя нет тайн.

– Вы получили мое письмо? – сказал наконец Яма. – Я хочу сделать карьеру в культе. Чтобы узнать баализм лучшим образом, я надеялся на ученичество…

Понтифик на секунду закрыл глаза и провел рукой по лицу.

– Хорошо. Тогда объясни, зачем путник, владеющий практикой факарам, прошедший обучение у хранителя Пути решил вступить в Культ баалов?

Яма растерялся и задал самый глупый вопрос в своей жизни:

– Откуда вы знаете?

– Разве это проблема в наше время? Связаться с городом Аженом по телеграфу и получить от пресвитеров исчерпывающий доклад – дело пары дней. Но мы навели более подробные справки. Повторяю: мы знаем о тебе все.

Алекс Крамер, он же Яма, осмотрелся по сторонам, ожидая, что сейчас его схватят министранты Красного баала. Внутренний голос подсказывал, что это глупые мысли. Его не пригласили бы в высокий кабинет только затем, чтобы удивить и арестовать.

– Не бойся, – сказал понтифик мягко и слегка брезгливо. – Ты слишком мало знаешь о мире. Твоя вера не запретна. Знай, среди баалистов есть путники, и среди путников есть баалисты. Я тоже путник.

– Как?! – воскликнул Яма. – Как такое может быть?

– Подумай сам. С чего бы вдруг учению о Пути и баализму противоречить друг другу?

Яма хотел сказать о порочности и легкомыслии баалистов и поклонении выдуманным идолам вместо Создателя, но мысли смешались, слова застряли в горле. За последние месяцы он увидел и познал много нового и еще не успел разложить все по полочкам.

– Путь – это следование Истине, очищение и совершенствование, дорога вверх, – пробормотал он. – А баалисты следуют собственным прихотям, сеют скверну и морально разлагаются, и это дорога вниз, – закончил он совсем тихо, подсознательно опасаясь оскорбить понтифика.

Понтифик улыбнулся, снова напомнив хранителя Ирвинга терпением, мягкостью и мудростью. Только Годдард Амальрик был во всем сильнее – терпеливее, мягче, мудрее.

– У путника есть два пути: один вертикальный, к Создателю, другой горизонтальный, в мире людей. Правильно?

– Да, – сказал Яма. – Нужно душой подниматься вверх, а в жизни идти вперед и делать свое дело наилучшим образом. Непреложная истина.

– Именно так, я рад, что ты сведущ в учении. Знай, культ занимается горизонтальным движением: баалист становится сильным и богатым, окружен красотой и удовольствиями, он смеется над этим миром, и мир смеется вместе с ним. Баалист всеми силами обретает земное счастье. Так почему же некоторые требуют от культа духовных истин и вертикального движения? Нет, эта почетная привилегия принадлежит учению о Пути. Так где же тут противоречие?

– Разве возможно быть одновременно путником и баалистом? Поклоняться Богу и одновременно обожествлять свои страсти? – спросил Яма. – В человеке главное дух, а не тело. Ноша путника, которую он унесет в вечную жизнь, – это сокровища духа, а не материальные блага.

В глазах понтифика мелькнула злость, однако он медленно моргнул, возвращая взгляду прежнюю лучистость, с терпеливой улыбкой покачал головой и возразил:

– Разве путник не может быть сильным, богатым, красивым? Разве учение о Пути заповедует нам быть несчастными?

Яма задумался и промолчал. У него кончились каверзные вопросы. В глубине он осознавал, что и на заданные вопросы ответов не получил, но не повторять же вопросы снова. Годдард Амальрик сам перешел к вопросам:

– Скажи, чем всю свою жизнь занимаются путники?

– Совершенствуют свою душу, служат Богу и улучшают мир, – медленно сказал Яма, задумавшись над смыслом этих слов сильнее обычного. Понтифик продолжал, не давая Яме погрузиться в размышления.

– Прекрасно. Однако это общие слова. Чем конкретно? Например, деревня, в которой ты вырос. Там жили путники под руководством хранителя Пути. На душу и служение Богу культ не претендует, но как вы улучшили мир?

Яма молчал.

– Алекс, не стесняйся ответить, в деревенской жизни нет ничего постыдного. Вы занимались хозяйством и читали старинные книги. А что делает культ, моя регия? Мы днем и ночью работаем во славу человека и всех людей.