– А, ну да. – Бранемер вспомнил, что ему рассказывали о ее предназначении родить славного витязя, из‑за чего он и пожелала взять ее в жены. – Но кто же…
– Я не знаю, – тихо ответила Лютава, поняв, о чем он. – Искать пойду…
– Ну, ступай куда хочешь. – Бранемер тоже вздохнул, искренне жалея, что это не он. – Твоя судьба – тебе виднее.
– Ах, если бы так… – сама себе прошептала Лютава.
Она не знала ничего: ни где ей искать свою судьбу, ни хочет ли она ее найти.
Чем ближе был Ратиславль, тем настойчивее становились слухи о порче, наведенной на князя Вершину. Останавливаясь ночевать в той или иной веси, Лютомер с побратимами уже не раз слышали рассказ, довольно путаный, но в целом верный.
– Ох, Вершиславич! – радовался при виде его Замерень, старейшина рода Назимовичей. – Нам тебя боги послали! Расскажи, что там с князем‑то случилось? Неужто так сильно захворал?
– А что вы слышали?
– Да говорят люди, в Корочун князя какой‑то дух зловредный схватил! Только за богов и чуров выпили, только взял он чашу в руки за потомков пить, как вдруг закричит, завоет, забьется – и прямо так на стол и рухнул! Все кричать, бегать! Волхвов позвали. А он кричит, бьется. Так что и не подступиться. Еле угомонили. Уж его и водой наговоренной обливали, и волхвы там втроем над ним шептали, потом два костра развели, его между ними носили. А он кричит, бьется все. Потом, к утру, кричать‑то перестал, в себя пришел, а глаза такие мутные, как неживые. Теперь лежит все, молчит, душа в теле едва держится. Неужели помрет?
– Не помрет! – решительно заявлял Лютомер. – Со мной теперь великая сила – сама Вещая Вила, Дева Будущего! С кем она, тот во всяком деле успеха добьется и во всякой битве победу одержит. Она спасет отца моего, а вашего князя.
Везде его, старшего княжьего сына, настойчиво расспрашивали о прошлом, настоящем и будущем. Старались помочь, провожали наиболее удобными путями. И радовались при виде его так сильно, как Лютомер и не ожидал, зная о своей пугающей славе. А все просто: коли на стадо нападает волк, хорошо иметь другого волка на своей стороне.
– Слышали мы, будто князь своим наследником чернявого какого‑то робича хотел назвать, – сказал однажды Живобуд, старейшина Грудичей. – Брехали, конечно, псы пустоголовые! Какой робич, когда ты вот есть! Болтали даже, будто тебя в живых нет, да мы не верили!
Чем ближе к дому, тем тревожнее становились вести.
– Ой, помирает князь, совсем, говорят, помирает! – причитали бабы, собравшиеся на посиделки в беседе Беланичей. – Бабка Дергачиха давеча у нас была, у Лосятиной меньшой невестки дитя принимала – говорит, все лежит князюшка, ни ручкой, ни ножкой не шевельнет, ни на кого не глядит, ест – и не видит что, хоть сена ему дай!
– Помрет, верно помрет! – Старухи озабоченно качали головами. – Как на Корочун заскочил в него мертвый дух, так и не выйдет, пока всю кровь не выпьет!
– У князя жена – заморока, черный глаз! – шептали бабы тайком, косясь на хмурую, неразговорчивую Замилю, которую Лютомер вез с собой. – Иноземка, лицом черная, глаза, как у гадюки, – маленькие да злые. Она и напустила злого духа того! А как князь помрет, всех нас изведет!
Весну ожидали с такой тревогой, будто с первым громом должен был явиться Змей Горыныч и всех спалить огнем. Не растает снег, не прибавится день, не зазеленеют поля и луга, не родятся дети, если князем владеет бездна!
Но теперь с ними была Младина, Дева Будущего, и Лютомер, сам твердо веря в грядущую победу, заставлял поверить и других. Даже показывал маленький венок из засохших ландышей – травы молодильника, – если просили. Теперь ему все было нипочем: и Хвалис, и даже подсадной дух, которому оставалось грызть Вершину считаные дни.
О кольце Велеса он никому не рассказывал, а никто о нем и не спрашивал. Задав пару вопросов бойникам, Лютомер убедился, что кольца Темнозор на его руке никто, кроме него, не видит! Но сам он видел его мягкое мерцание и даже ощущал легкое тепло. И каждый раз при взгляде на него он думал о Лютаве, будто смотрел на дар своей обрученной невесты.
Невеста… Его единственной невестой теперь была Младина. О других ему отныне нельзя было даже думать под угрозой страшного проклятья, которое ляжет на всех его возможных потомков. Именно поэтому Зимобор так стремился избавиться от любви вещей вилы, несмотря на все преимущества, которые она давала.
А Лютомеру очень хотелось знать одно. Он встретил Зимобора и получил венок вещей вилы потому, что кольцо Велеса уже направило течения судьбы ему на пользу? Или кольцо Велеса поможет изгнать подсадку потому, что венок вилы обеспечивает ему успех в любом деле?
И вот наконец Ратиславль. Родичи высыпали навстречу стае, наперебой принялись расспрашивать о зимних событиях. Главное, что Лютомер уловил из бессвязных восклицаний родни: Вершина был жив, а значит, помощь не опоздала.
– Все будет хорошо! – объявил Лютомер, встав посреди двора в толпе галдящих родичей и подняв руки, призывая к вниманию. Рассказывать все в подробностях было слишком долго и сложно. – Вот, смотрите!
И вынул из‑за пазухи мешочек, в котором лежал маленький, засохший ландышевый венок. Ратиславичи тянули шеи, пытаясь разглядеть, что в нем такого особенного.
– Это – дар Младины, самой Девы Будущего. Венок ее любого излечит и омолодит. Завтра же отец мой здоров будет, как прежде.
Все затихли. Каждый знал о вещих вилах, иначе называемых Рожаницами, удельницами. Иные говорят, что их две – Доля и Недоля. Другие знают трех – Деву, Мать и Старуху. А еще говорят, что их семь сестер и именно они смотрят на нас с неба, с созвездия из семи звезд, называемого Волосыни. Так или иначе при каждой роженице, при каждом умирающем ставили три лучины, чтобы им было виднее прясть нить судьбы приходящего в мир или резать – нить уходящего из мира.
Но никто и никогда не видел вещи, принадлежащей одной из них. Однако как было не поверить ему, сыну Велеса? И померещился ли запах свежих ландышей, вдруг поплывший над двором, такой непривычный в смеси с духом тающего снега?
Замиля уныло вошла в собственную избу – будто воротилась в темницу, откуда неудачно пыталась сбежать. Теперь здесь было голо и неприютно: все ее занавеси, покрышки, цветное платье и яркую посуду увез смолянский князь.
За ней вошел Лютомер. Даже у него замирало сердце при мысли, что сейчас он увидит отца… У оконца сидела с прялкой Темяна. Обняв бабку, Лютомер повернулся к князю, на которого та ему кивнула.
Вершина обнаружился на лежанке за печью. В избе было тепло, однако князь кутался в старую соболью шубу. За эти три месяца он постарел лет на двадцать: волосы совершенно поседели, на лбу появились резкие глубокие морщины, словно пропаханные плугом Марены, лицо сильно осунулось, щеки запали. Весь он похудел и как‑то высох: лицо стало безжизненным, и в нем явственно проглядывал череп. Но страшнее всего были глаза: без блеска и жизни, устремленные в одну точку. У Лютомера волосы шевельнулись на голове при виде этого злого чуда, которое так быстро превратило сорокалетнего, полного сил мужчину в дряхлую развалину. Он заранее примерно знал, что увидит, но все же увиденное воочию поразило его.
Он оглянулся на Темяну. Та мрачно кивнула:
– Видишь? Мы никого из своих‑то сюда не пускаем уже, не то что чужих. Просто говорим, что болен. Незачем людям знать, что теперь с князем сталось. Краше на краду кладут.
Лютомер покачал головой и вышел. Ему предстояло непростое дело, и нужно было отдохнуть хотя бы до утра.
Переночевав на Острове, назавтра Лютомер снова явился в Ратиславль. Вершина был в том же положении.
– Отец! – окликнул Лютомер. – Ты меня видишь?
И на этот раз его присутствие не осталось незамеченным. Но только заметил его вовсе не князь. Вершина беспокойно пошевелился, по телу пробежала дрожь. И было в ней нечто столь нечеловеческое, неприятное, похожее на суетливые движения ящерицы или извивы ускользающей змеи, что Богорад, пришедший с Лютом, невольно вздрогнул и отступил на шаг.
Лютомер застыл на месте, как волк перед прыжком. Он знал, что встретится с врагом, и вот этот враг явил себя. По коже хлынули мурашки – первый признак близости Нави, сосредоточения всех сил перед оборачиванием. Лютомер не собирался менять облик, но все его силы ему сейчас понадобятся.
Из тусклых глаз отца на него взглянуло… нечто. Это не был взгляд Вершины, это вообще не были глаза человеческого существа. Ясно вспомнился тот жуткий серый зверозмей, с которым он бился в глубинах Нави, его пустые выпученные глаза. И теперь те же глаза смотрели на него с лица князя Вершины. Обращаться к Вершине было бесполезно – его дух был порабощен совсем иным, чуждым. И именно с этим хозяином тела придется схватиться.
– Уходи, дядька, – не оборачиваясь, одними губами шепнул Лютомер Богораду. – И баба Темяна пусть лучше уходит. А то… заденем.
– Может… пособить тебе как?
– Я сам.
Богорад вышел, терзаемый тревогой и желанием посмотреть, как все будет происходить. Лютомер с нетерпением ждал, пока останется один, сторожа малейшее движение своего врага. Подсадной дух понял, что к нему пришло, и без боя не сдастся. В любой миг он способен напасть первым.
– Дух подсадной, насланный! – тихо начал Лютомер, поднимая руку с кольцом. – Именем кольца Темнозор, силой солнца полуночного на руке Велеса, Навьего Владыки, заклинаю тебя… Пошел вон! – яростно рявкнул он и со всей силы вдарил кольцом Вершину в лоб.
И тут же выскользнул в Навь – подхватить с той стороны бытия. Дух ведь мало просто изгнать из тела, его нужно отправить туда, откуда он больше никому не причинит вреда.
А тело Вершины содрогнулось и вскочило с лежанки. Раздался дикий вопль, совершенно нечеловеческий; его услышали и Богорад с Темяной, ждавшие в сенях, и родичи, толпившиеся вокруг княжьей избы во дворе. По всему городцу люди в испуге вскинули головы и схватились за обереги: рядом творилось нечто ужасное. Все содрогнулись, подались ближе, Богорад было взялся за дверное кольцо, но Темяна перехватила его руку и покачала головой: не надо. Она знала, за какое дело взялся ее лесной внук и как опасно может быть происходящее дл