Шестнадцатилетний Селимер родился от знатной матери, давно покойной первой Святомеровой княгини, и потому считался в их паре главным, хотя Чичера, сын Божехны, был старше его на год с лишним. Эти двое совершенно не походили друг на друга лицом, но из всех восьми Святомеровых сыновей с самого детства были наиболее дружны между собой. Селимер был высок и худощав, и хотя старшего брата еще не догнал, в будущем обещал вытянуться и стать таким же. Те же были тонкие черты лица и темные волосы. Чичера, напротив, был широк в плечах, буйные кудри соломенного цвета падали ему на глаза, а нос после какой‑то давней драки остался немного сплюснутым. Селята был сознательно отважен: даже если порой в коленках и замечалась дрожь, он старался ее не обнаружить и делать то, что нужно. Чичера же просто оставил Селяте решать, куда им надо, а куда нет: если брат говорил «идем», он обычно шел, считая, что тому виднее.
Поручением Доброслава оба гордились и старались выполнить его как можно лучше. Тем более что это было им как нельзя более по душе: оба давно считали себя взрослыми, созревшими для важных дел. Им, правда, уже выпал на долю один военный поход и даже две битвы, но это оказалось далеко не так увлекательно, как в сказании. «На войне, сынки, главное дело – ждать», – говорил им старик Гудияр. Он тоже погиб в прошлогоднем походе, положив конец предыдущему поколению гостиловских князей. Будь он жив, возможно, князем вятичей стал бы он, а Ярко и Доброслав отложили бы свое состязание еще на какое‑то время.
В тайный замысел Доброслав посвятил только их двоих, как самых верных и толковых парней из всей родни. И они охотно взялись за дело. С двоюродными братьями, в том числе Ярогневом, они с рождения как дружили, так и соперничали. И им вовсе не хотелось, чтобы кудрявый Ярко стал князем и с тем род Рудомера навсегда взял верх над ветвью их отца, Святомера. Теперь же им предстояло дело двойной важности: лишить Ярко знатной жены и этой же женой выкупить дружбу угрянского оборотня.
Для Чичериной матери и прочей родни они считались сбежавшими от скучных полевых работ на лов. Такие побеги отроки предпринимали и раньше, так что ничего удивительного тут не было. Доброслав обещал, что при возвращении пошумит для виду, но бить не будет. К тому же Селимеру была обещана невеста – меньшая угрянская княжна, а Чичере – средства на хозяйство, после чего он выберет какую захочет девку сам. Но все эти посулы лишь подогревали воодушевление парней, которые и во сне не видели такого захватывающего приключения. Выкрасть отцову вдову из Нави – почти настоящей – и тайком отвезти на Оку, к угрянскому оборотню! А Ярко останется в дураках.
К счастью, на самом деле лезть в Навий ельник от них не требовалось. Вернувшись после первой встречи с Лютомером, Селята привязал на кусте, в нужном месте на берегу Упы, белый платок. По уговору с Доброславом, Семислава через день‑другой приходила проверить куст: появление платка с одним узлом означало, что все условлено и угрянский жених ее ждет. Завязав на другом конце платка второй узел, она ушла готовиться. А парни, увидев это, должны были явиться за ней через день.
На рассвете Семислава уже ждала их. При ней был короб, и она еще немного дрожала после мытья в холодной воде Упы: перед этим она слишком долго не мылась, ибо жрицы Мары устраивают себе баню только после очередного огненного погребения. Но теперь она прошла через Пекло и должна была смыть прах прежней жизни и навьи тени.
У отроков было три лошади, уведенных из княжьих табунов. И все трое поскакали лесными тропками, пробираясь от петли, которую здесь делает Упа, к верховьям Дугны. Этот путь был короче, чем спускаться по Упе до ее впадения в Оку, а потом плыть вниз по Оке до устья Угры. От похитителей требовалось доставить женщину только до устья Дугны и там передать угрянам. Если родичи Ярко станут их преследовать – что Доброслав считал весьма вероятным, – от его братьев нужно было одно: не попасться и не дать повода обвинить его в этой затее. А уж когда Семислава будет передана оборотню… Насчет дальнейшего у Селяты имелись еще кое‑какие наставления старшего брата, которые он таил от беглянки.
Парни дело вели толково и были веселы – это заметно подбадривало Семиславу. Вблизи родных мест они хорошо знали все тропки и источники, умели пробираться вперед быстро, но так, чтобы никому не попадаться на глаза. Семислава была одета в самую простую домотканую одежду, как все здешние бабы, а на случай негаданной встречи с кем‑то закрывала лицо платком – под палящим солнцем никого это не удивило бы. Удивились бы лишь тому, что в самую жатву баба несется куда‑то верхом вместо того, чтобы кланяться ниве, как все.
От места встречи до Дугны путь был короток: даже пешком она дошла бы за полдня, а верхом они промчались, как вихрь, не успев утомить лошадей. На Дугне Семислава и Чичера остались ждать в роще, а Селимер ушел в селище с лошадьми. Потом вернулся, и братья откопали из‑под хвороста припрятанный в овраге челн.
Дугна – речка небольшая, узкая, и глубины в летнюю пору такой, что порой челн едва мог пройти. Ветви ив нависали над водой, почти полностью прикрывая от солнца, так что челн шел будто между зеленых стен. Толстые ветки обрубали местные мужики, но часто оба брата выскакивали в воду, достающую до колена, Селята отводил ветки в сторону, а Чичера пропихивал челн. Так и продвигались, пока ближе к устью берега не расступились. Семислава легла на дно, устланное сеном, а братья взялись за весла. От солнца и от взглядов ее накрыли дерюгой, и теперь со стороны было вовсе не разглядеть, что в челне кто‑то есть, кроме двоих неброско одетых отроков.
К сумеркам трое уже были на месте. Впереди виднелись высокие берега Оки – будто темно‑зеленые горы. Желтел закат, перечеркнутый серыми полосами облаков. У Семиславы сильно билось сердце: от усталости и голода, от напряжения всех сил души и тела, от невыносимого ожидания. Ей казалось, что все долгие годы своей жизни – и в девках, и замужем за Святомером – она ждала Лютомера, но одновременно мерещилось, что она его придумала. Уж слишком он был хорош – рослый, сильный, ловкий угрянский оборотень, причастный тайнам Нави, что влекли ее с детства, полный силы, что наконец позволит раскрыться и всем ее силам. Его несходство с прочими людьми бросалось ей в глаза и ослепляло; с первого взгляда – прошлым летом в роще – он показался ей сильнее и значительнее всех тех князей, с которыми она состояла в родстве и в браке. В его серых глазах она видела течение подземных рек и все, что позади них. Возле него мир стремительно расширялся и становился безграничным, а заодно и она сама. Живоносная сущность Лады вскипала в ее крови, превращала Семиславу в богиню и притом делала истинной собой. Она хотела, чтобы это превращение наконец свершилось наяву, а не в мечтах. Совершить это мог только он – Лютомер угрянский. И теперь Семислава понимала, что ждать больше нельзя.
Солнце уже клонилось за гору, но еще отражалось в воде Оки, и казалось, что видишь само ночное солнце Велеса. Горы почернели, облака зависли над водой, будто темно‑серые птицы, распростершие крылья. А те облака, что еще дальше, были словно другие горы за спинами ближних.
Глядя в пламя подводного солнца, Семислава пыталась перевести дух. Ее Велес был уже рядом, она ощущала это всем существом. И все же сердце билось, неслось вскачь, не давая ей вздохнуть. Она оторвалась от прошлого и сожгла собственный след, но еще не пристала к другому берегу. И на этой переправе челнок братьев Святомеровичей не мог ей помочь…
При слиянии рек имелось селище – серые избы в окружении кустов и полусжатых делянок, – но туда идти было нельзя.
– В полеске заночуем, а утром я пойду угрян искать, – сказал Селята. – Чтобы уж прямо туда тебя отвести. А ночью не пойду – они ж небось схоронились как следует.
– Но разве вы не условились, где они должны ждать? – встревожилась Семислава.
– Условились, – ухмыльнулся Селяшка. – Но вот дай мне по лбу, если Лютомер такой дурак, чтобы ждать там, где условились!
Святомеровы сыновья знали, что угряне им не слишком доверяют: они ведь ничего не предложили в залог своей честности. Поэтому Лютомеров стан предстояло еще поискать.
Братья нашли укромное место в полеске под горой: в густом березняке, подальше от луговин, где паслась скотина. Разводить костра не стали: перекусили хлебом нового урожая, печеными яйцами, что привезли с собой, пожевали вяленого мяса, запили водой из реки. Хлеб и яйца передала Боряша. Она очень хотела, чтобы ее старшая сестра нашла свое счастье, и надеялась, что та найдет его где‑то в другом месте и не с ее мужем… Потом парни устроили Семиславе лежанку из травы. Она легла, накинула сверху свиту. Селяшка тоже завалился спать, Чичера остался на всякий случай сторожить, хотя едва ли кто мог найти их в этих просторах.
Семиславе не спалось. Прошли уже сутки с тех пор, как она покинула избушку в Навьем ельнике. Утром старая Полазка проснется и увидит, что ее нет. До полудня, наверное, обождет – мало ли что? – а потом похромает старыми ногами в Гостилов. К вечеру доберется. И тогда ее, Семиславу, начнут искать. Она надеялась, что Чернава не сможет отследить ее путь гаданием по воде, в чем та была большая искусница. Но кто мог помешать Ярко и его родичам просто догадаться, что невеста сбежала? Или украдена.
А кто мог на нее посягнуть – сообразить не сложно. Нужно ожидать, что завтра на заре за ней уже пустится погоня. Вот только сумеет ли взять верный след? Семислава сделала что могла, пытаясь этому помешать, но не смела рассчитывать, что перехитрит Чернаву – женщину вдвое ее старше и опытнее. Парням она о своих опасениях говорить не хотела: они и так старались ради нее изо всех сил.
Ворочаясь, она заметила, что Чичера клюет носом: устал за целый день в седле и на веслах.
– Поспи, – предложила ему Семислава, поднявшись. – Мне не спится, я постерегу.
– Давай! – охотно согласился тот.
Потом натянул на голову свиту от комаров, свернулся на траве и мигом заснул.