Баларгимов затормозил.
Высокий пьяный казах Адыл подошел к машине.
— Вот! Один компас остался…
Он сунул свою ношу в окно кабины.
— Водка есть? — спросил Баларгимов. Кто-то из мужчин передал бутылку в кабину. Баларгимов молча откусил и выплюнул станиолевую пробку и, далеко запрокинув назад голову, влил в себя почти половину содержимого, отдал бутылку Адылу. Казах допил остальное.
Отброшенная пустая бутылка покатилась по скрипучему песку.
Баларгимов уже гнал дальше. Он был пьян и, казалось, не разбирал дороги.
— Суки ненасытные! — кричал он своим невидимым врагам. — Сволочи! Самих вас сжечь! Сколько вам ни плати — все мало…
— Дай мы выйдем! — просила женщина. Машина неслась теперь по пустому городу.
У водной милиции Баларгимов резко затормозил, не выключив мотора, скользнул из машины.
Халилова видела, как он добежал до дежурки, застучал ногой в дверь.
— Вас самих сжечь… Сволочи! Дармоеды! Открывай дверь…
На пороге показался Веденеев.
— Ты куда пришел! Пятнадцать суток захотел? Я тебе устрою…
— Хрен ты мне устроишь… Это я вам устрою! Где Бураков? — Баларгимов ударил его по лицу, повернулся, побежал назад к машине.
Он уже снова жал по безлюдному городу.
— Садык… — просила Халилова. — Мы выйдем!
У одного из домов он затормозил.
— Возьми… — Увидев рядом на сиденье компас, он сунул его ей в руки. — Ну, давай!
Халилова, прижимая к себе ребенка, сумку, компас, вылезла из кабины и Баларгимов сразу уехал.
Проблесковые огни еще с секунду висели в темноте улиц.
Халилова с ребенком уже подходила к дому, когда в ночи, где-то невдалеке взметнулось к небу высокое огненное пламя…
— Вот этот компас. Он так у меня и остался… — Римма положила на стол морской компас, плавающую, как домашний гриб в банке, большую черную шайбу.
Тура и Силов помолчали. Тура спросил:
— Сколько времени прошло между тем, как вы вышли из машины и увидели пожар?
Она задумалась.
— Точно не помню. Наверное, минут десять…
Взгляд ее прошел по кукольному ряду. Игрушечные модницы — в шляпках, в черном кружевном белье, в боа — смотрели со стены.
— У него было что-нибудь с собой? Ружье, нож?
— Только ракетница. Он всегда ее возит. И канистра с бензином… — Халилова вдруг заволновалась. — Что-то меня всю трясет! Мы еще до дома не дошли — видим пыхнуло в пол-неба. Люди говорят: «Рыбнадзор горит!»
— Вас не допрашивали под делу Умара Кулиева?
— Нет.
— В ту ночь вы Баларгимова больше не видели?
— Нет.
— А на утро?
— Я встретила его на другой день. Когда посадили Умара Кулиева…
— А вы не связываете поджог инспекции с угрозами Баларгимова?
Она отвела глаза:
— Связывала… Но старалась не думать. У нас — чем меньше человек знает, тем дольше живет. А у меня маленькая дочь…
Тура остановил «Ниву» у ворот с надписью «Восточнокаспийская морская инспекция Рыбоохраны».
— Точно! — Он взглянул на часы. — От того места, где Баларгимов высадил Халилову с девочкой, восемь минут…
— И две минуты на то, чтобы пробежать с канистрой… Они вышли из машины, прошли в глубь двора.
На месте сожженного строения стояло новое — такое же легкое, временное.
Тура и Силов прошли внутрь. В коридорах было пусто. В одном из кабинетов два инспектора резались в шахматы, они не обратили на Туру и Силова никакого внимания.
— Вы извините, ребята…— не терпевший невнимания к себе, когда находился на службе, положил, как бы нечаянно, руку на доску. — Как я понимаю, кто-то из вас сегодня ответственный…
Один из инспекторов — тучный, с мясистыми щеками, вздохнул.
— Ну, я!
— У начальника водной милиции к тебе вопрос… — Он кивнул на Саматова.
У инспектора испортилось настроение, он с сожалением взглянул на доску, потрогал фигуры. Тура сказал:
— У нас вопрос: уничтожала ли Рыбоохрана какую-нибудь браконьерскую лодку в день, когда подожгли здание Рыбнадзора…
Инспектор почесал затылок:
— Это вам лучше бы у Кадырова узнать…
— Я понимаю, сынок, — важно сказал Силов, — многим бы хотелось, чтобы мы непосредственно обращались к покойнику. Но ты уж сделай такую милость — загляни в свои книги…
Инспектор, не прекращая вздыхать, нехотя полез в бумаги, долго перекладывал с места на место.
Наконец он извлек нужную страницу, показал Туре:
— Нет!.. В тот день никакие браконьерские лодки не уничтожались… Иначе бы составлялись акты! С этим у нас порядок…
Тура и Силов вернулись к машине.
— Звонил прокурор Бассейна, — заметил Тура, садясь за руль. — откомандирован в следственно-оперативную группу, которую они создали… Хотят раскрутить тут большое дело. Выйти на самый верх…
— Судя по тому, как произошло с Вахидовым, здесь это им вряд ли удастся… Слишком большие деньги шли… Поэтому и прикрытие серьезное. Впрочем, посмотрим… Глаза боятся, а руки делают!
Гезель стучала на пишущей машинке.
Тура диктовал:
— «Председателю Президиума Верховного Совета СССР тов. Громыко А. А. Копия Генеральному прокурору СССР тов. Рекункову Т. В., Москва. Срочная. Связи со вновь открывшимися обстоятельствами прошу немедленно приостановить исполнение смертного приговора Кулиеву Умару Джафаровичу, осужденному обвинению умышленном убийстве инспектора Рыбоохраны поджоге Рыбоинспекции. Начальник отделения водной милиции Восточнокаспийской зоны подполковник милиции Саматов».
— Теперь это срочно отправляй, Гезель! — сказал Тура.
На телеграфе людей было немного. У окна приемщицы стояло несколько человек. Первой стояла солидного вида дама с пачкой пакетов, она готовилась сдать их, когда появилась Гезель.
Секретарь Саматова величественно проплыла к окошку. Очередь проводила взглядом ее огромный живот, но Гезель объявила торжественно:
— Срочные правительственные телеграммы…
Дама, стоявшая первой, недоверчиво взглянула на нее, но все-таки разрешила Гезель передать бланки.
Приемщица привычно положила их перед собой, вооружившись карандашом, начала читать. С каждой строчкой ее недоумение все возрастало.
Она неожиданно выскочила из-за стола, быстро направилась в угол зала, где сидела старшая, легла грудью на стол, пока та знакомилась с содержанием. Потом обе они скрылись за тяжелой дверью управляющего.
Очередь у окошка застыла.
Из-за двери обе телеграфистки показались уже в сопровождении самого управляющего.
— Где? — управляющий скользнул взглядом по очереди.
Телеграфистки подвели его к окошку, где, ожидая квитанцию, стояла Гезель…
Невзрачная «стекляшка» на берегу, скрывавшая за незавидным фасадом ресторан для посвященных, была знакома Буракову.
Старший оперуполномоченный водной милиции подъехал на новом «Москвиче», который сам вел. Вышел. Несколько секунд смотрел на сверкающую лаком машину.
Сам Бураков выглядел неважно: бледный, с припухшими веками.
Постояв, он запер машину, обогнув стеклянный фасад, направился во двор.
Никто не встретился ему ни во дворе, ни в тусклом коридоре, которым он дальше проследовал. Только в конце служебного столика он увидел молоденького, в очках, мальчика-официанта.
Бураков взглядом поинтересовался: «Пришел?»
Официант молча кивнул на дверь. Это был тот самый кабинет, в котором несколько дней назад ужинали Тура и Анна.
Бураков вошел.
У включенного телевизора в кабинете сидел полковник Агаев, как всегда, свежевыбритый, аккуратный, в отглаженном костюме. Слушал кого-то из отечественных политологов.
— Народ… Силы демократии и социализма… — неслось с экрана.
Услышав шаги Буракова, он обернулся.
— Привет! Что с тобой? — Агаев поднялся, они поздоровались. — На тебе лица нет…
Бураков подошел к столу, там стояло несколько бутылок воды, коньяк; сбоку на блюде была разложена легкая закуска.
Было видно, что Бураков не может говорить, ему требовалось успокоиться. Он нашел открывалку, откупорил бутылку с водой, сделал несколько быстрых глотков.
— Мне кажется, Саматов уже договорился с водным прокурором о моем аресте… — Он сделал еще глоток, голос его дрожал. — Меня от всего отстранили. Я, фактически, не у дел… Живой труп. По-моему, Силов уже отбыл на тот берег за санкцией…
— Ну, прокурор может и не дать санкцию на арест, — Агаев, чувствовалось, не очень верил в то, что говорил; просто обязан был успокаивать по своему положению старшего. — Водный прокурор тут раньше работал. Он знает ситуацию…
— …Сам тут работал! Во-во… Знает… — Бураков не собирался смотреть на случившееся глазами Агаева. — Сейчас всю грязь на кого льют? На милицию! Газеты, телевидение… Это вот те, кто от Щелокова… — голос Буракова дрожал. — От Николая Анисимовича награды, премии, машины принимали… А теперь льют на нас, на милицию… Почем зря! Так что прокурор, по-моему, побоится взять меня под крыло!
— Ну, я думаю, ты преувеличиваешь! — с апломбом возразил Агаев.
— Что значит «преувеличиваешь»? Они только и ждут, чтобы взять меня под стражу. А там начнется! Опросы, допросы, разработка. «Откуда?» «Что?..» Соседский глаз-ватерпас… Такого наплетут…
Бураков откупорил еще бутылку воды.
— …Начальник участка расскажет, что вы его заставили оформить Баларгимова на работу! И в моем присутствии! А потом прижмут — и он расколется. Скажет, что Баларгимов денег не получал, а всю зарплату отстегивал мне! Потом устроят нам с вами очную ставку… Вот…
— Придется все отрицать! А какой выход?
— Что значит «какой выход?» Нажмите на своего друга! На Саматова!
— Это бесполезно! Ты сам знаешь… Саматов не пойдет ни у кого на поводу, у него собственное представление о порядочности!
— Что значит «бесполезно»? Зачем вы его вызвали сюда?
— Приехал бы подонок, было бы еще хуже. Ты сам сказал — «время такое»! Милицию сделали крайней. Обком, горком, горсовет, торговля — все чистые. А вот грязная — милиция. Мусора… Кто-то это действительно здорово придумал… У тебя машина на тещу записана?