ания был прямо-таки восхитительным. Хотя и... чреватым в какой-то степени.
И категорическое требование прокурора тоже не сильно его взволновало. Надо отыскать свидетельницу? А он что делает? Ищет... пока. Главное, чтобы какая-нибудь нелепость либо непредвиденная случайность не поломала вялотекущее расследование.
Не боялся он и показного гнева своего шефа. За годы работы с Демидовым Игорь уже узнал эту тайную для посторонних, да и для большинства своих же сотрудников, особенность характера прокурора. Вот он гоняет, ругает следователей, причем по какому-нибудь совершенно ничтожному делу, а потом словно меняет точку зрения и дает указание не торопиться, не рвать поджилки, передать дело другому следователю, у которого и своих-то, нераскрытых, — вагон и приличная тележка, где ж тому еще и новое форсировать?
Нехорошев уже подумывал, что, скорее всего, и это убийство шеф предложит передать кому-нибудь из коллег, а затем и следующему, чтобы уже окончательно утопить расследование, которое и без того катится ни шатко ни валко. '
И тут вдруг — нате вам! Звонок из Генеральной прокуратуры! Поневоле забегаешь! А потом этот неуместный сыщик, к которому явилась — черт же ее, старуху, принес! — Светкина тетка! И пошло-поехало... Подумалось даже, что простыми служебными неприятностями, замечаниями там и прочим, пожалуй, на этот раз не отделаешься. И теперь надежда на одного Демидова, который в курсе всех событий по этому делу. Ну почти всех. И он не захочет сдать, так сказать, своего верного сотрудника.
Однако слишком напористый и решительный вид посетителей заставлял Игоря Борисовича нервничать. Он не знал, что им известно, и боялся неожиданностей.
А Филипп внимательно наблюдал, как непроизвольно меняется выражение лица следователя, вынужденного выслушивать сухие и внешне вроде бы корректные, но на самом деле чрезвычайно обидные пассажи «важняка» из Генеральной прокуратуры Рюрика Николаевича Елагина — человека педантичного и въедливого в отличие от темпераментного Курбатова, который молчал и лишь яростно посверкивал глазами. Такая вот впечатляющая картинка. И когда Рюрик сделал логический вывод о том, что никуда, по всей видимости, Волкова из Москвы не уезжала, Филипп заметил, как напрягся Нехорошев, и, грозно уставившись на сникшего следователя, неожиданно для всех выпалил:
— Признавайся, засранец ты этакий, куда девку спрятал?
Нехорошев даже побелел от ярости. Но Филя, не обращая внимания, продолжил:
— Ладно, за «засранца» я извиняюсь. В конце концов, ты же хотел ее от бандитов спасти, так? Отвечай! А то хуже будет! Хотел?
И Нехорошев вдруг словно обмяк. Вытер дрогнувшей рукой вспотевший лоб и ссутулился.
— Хотел... Они ее не оставили бы в живых.
— Кто — они?! — Давить так давить, решил Филя.
— Убийцы... киллеры...
— Да это понятно, что не старушка тетушка. Ну спрятал, и правильно сделал, — уже спокойно закончил Филя. — А ее, кстати, никто у тебя отнимать и не собирается. Пусть даст показания и прячется себе дальше. Верно, мужики? — Филя победным взглядом оглядел «важняков».
— В общем, да, — ухмыльнулся Саша Курбатов и поощрительно хлопнул Нехорошева по плечу. — А я хотел тебе яйца оторвать, понял теперь, чего ты избежал? Вот и благодари Филиппа... Ладно, как ты считаешь, Рюрик, беседу нашу, — он кивнул на Игоря, — на прокурорский уровень выносить не будем?
-Ну а зачем? — без тени юмора ответил Елагин. — Если Игорь Борисович уже взвалил на свои плечи тяжкую ношу обеспечения безопасности свидетельницы, пусть себе и дальше ее тянет. Да и нам раскрывать место ее нынешнего обитания тоже ни к чему. Я правильно понимаю проблему?
Курбатов захохотал, почти заржал, как жизнерадостный жеребчик при виде кобылы.
— Правильно! — весело и нагло поддержал его Филипп. —Это ты верно подметил! Раз уж взялся, пусть сам и тянет, а мы ему мешать не будем. Но только после того, как Светлана Алексеевна ответит на наши вопросы. Мы-то ведь ее ни в чем не обвиняем. Опять же и тетя волнуется. Есть возражения?
Нехорошев убито молчал, словно прощался навеки со своей синей птицей, со своей едва не сбывшейся мечтой.
— Возражений нет, — с удовольствием констатировал Филя. — И чего, спрашивается, темнил, чудак... Ну что, мужики, тогда поехали?
Глава четвертаяПОХИЩЕНИЕ
1
Виктор Петрович Гоголев, заместитель начальника ГУВД города Санкт-Петербурга, счел своим непреложным долгом лично встретить на Московском вокзале прибывающего в город Константина Дмитриевича Меркулова, с которым благодаря стараниям своих друзей — Турецкого и Грязнова был давно и хорошо знаком лично. Но он не думал, что заместителя Генерального прокурора будут также встречать у вагона «Красной стрелы» все руководители питерских правоохранительных и силовых структур — от УФСБ до собственного начальника. Странно, что тот не сказал. Все — через задницу... Прямо демонстрация верноподданнических чувств! Будто приезд Меркулова для них для всех невесть какое значительное событие!
Но и другая мысль сверлила голову. Значит, все-таки тому инциденту на Петергофском шоссе наверху неожиданно придали более чем серьезное значение? И действительно готовы в совершенно необъяснимом самоубийственном поступке неизвестной дуры, фанатки, обрядившейся в милицейскую робу и спрятавшей у себя на пузе полкило тротила с болтами и гайками, что представляет собой опасность для кого угодно, но только не для бронированного лимузина, увидеть террористический акт глобального масштаба? Ну да, как же, одним, понимаешь, махом убрать двух президентов ведущих мировых держав, так, что ли?
Сам Виктор Петрович так не считал. Он был уверен, что действовали либо совсем неопытные террористы (если таковые и правда бывают), либо смертница, не зная о том, выполняла четко поставленную кем-то задачу — просто напугать. И, похоже, что «испуг» сработал-таки. Значит, тут не террористы, а кто-то другой, о ком кое-кому известно, но, видимо, пока об этом инкогнито нежелательно информировать даже правоохранительные органы. Ну прямо песня: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет...» А они, то есть органы, пусть себе пока побегают.
Это примерно как в том случае, когда хозяин делает вид, будто бросает палку с берега в реку, и посылает собаку искать ее, та плавает, «апорта», конечно, не находит и без конца оглядывается на хозяина: «В чем дело?» — а тот поощряет: «Ищи, ищи!» — а сам палку- то прячет у себя за спиной. Что-нибудь, видимо, в этом роде. Потому что версия с террористами не очень проходит даже хотя бы по той причине, что они, если не полные идиоты, наверняка поставили бы на выезде к Петергофскому шоссе наблюдателя, который и сообщил бы исполнителям, по какой дороге поехал именно президент, а не автомобиль-двойник.
Либо, что совсем уже вряд ли, действовала маньячка-одиночка — кем-то и на что-то крепко обиженная тетка. Что ж, и такое, помнится, бывало...
Но приезд самого Меркулова указывал на то, что питерцы, надо понимать, пока не справились с заданием президента — выяснить, кто организатор теракта и откуда, из какой трубы, дым, как любит повторять Саня Турецкий. Странно, что его не прислали, обычно всякого рода бяки почему-то руководство поручает именно ему...
Между тем появление Гоголева на перроне не осталось незамеченным среди встречающих высоких чинов. Обернулся и его начальник Алексей Сергеевич Громов, сделал удивленные глаза, но акцентировать свое отношение не стал, первым протянул руку
— Чего ж не сказал? — спросил обычным своим грубоватым тоном. — Вместе б и подъехали.
— Ребята из Москвы слишком поздно позвонили, это их, так сказать, личная просьба. Я и не стал вчера будить. А сейчас — прямо из дому. — Гоголев кивнул одному, другому, пожал пару протянутых рук и, склонившись к невысокому своему начальнику, спросил тихо и с шутливой улыбкой, но так, чтоб слышали все, кто стояли рядом: — А чего, собрание, что ли, будет? Или другие планы? — чем немедленно вызвал скептические ухмылки.
А начальник УФСБ лишь махнул ладонью, мол, чего с него взять, этого бывшего сыщика? Громов же посчитал необходимым разъяснить смысл жеста чекиста непонятливому своему заму:
— Меркулов едет не сам по себе, его лично президент сюда направил, вот в чем дело. Уровень, ты хотя бы это понимаешь?
— Да чего ему понимать-то? — изволил наконец усмехнуться чекист. — Они ж с Константином Дмитриевичем — старые приятели, ему-то чего?
— Серьезно?— Громов с недоверием и вроде бы даже с осуждением посмотрел на своего заместителя, будто хотел этим взглядом выразить — что ж ты рань- ше-то не сказал? Словно это обстоятельство что-нибудь изменило бы.
Но дело-то в том, что Громов был не местным кадром, а креатурой нового министра внутренних дел, в то время как Гоголев прошел в Питере все ступени карьеры, начиная с рядового опера, и, следовательно, при любой погоде считался своим. Ну а питерский патриотизм — дело известное. И в данный момент Виктор Петрович не захотел оставлять за другими последнего слова.
— Скажешь тоже, приятели... — нарочито обращаясь на «ты» к фээсбэшнику, как бы отмахнулся он. — Знакомы, ну и что из того? Но он же не чай едет ко мне пить? Или есть другие сведения? Может, вы уже в своей конторе полянку для него накрыли? Колись, чека!.. — Вокруг рассмеялись, а Г оголев развел руками — мол, оказывается, и с вас взять нечего.
Между тем у конца платформы показался наконец поезд. Встречающий народ приосанился, примолк. И когда из вагона вышел Меркулов, седой, крупный, представительный, в форме государственного советника юстиции первого класса, к нему, соблюдая никем заранее не установленный, тем не менее четкий порядок, потянулись здороваться и представляться, что касалось тех, кто не был с ним знаком ранее.
Встречали гостя из Москвы и прокурор по Северо- Западному федеральному округу, и представители городской прокуратуры, и деятели из Минюста, с таможни и черт-те еще откуда! И каждый спешил «засвидетельствовать лично» свою озабоченность. Все уже здесь, оказывается, «в курсе»! Вот те на! Вот тебе и государственные секреты! Бред какой-то...