– Оба мертвы.
– Не убирай пистолет! Осмотри машину. Осторожно.
– Никого! – справившись с заданием, крикнул Трифонов.
– Трупы с дороги – в лес! Документы и оружие – с собой, – приказал Сергей Георгиевич. С трудом поднявшись, опираясь на сучковатую палку, он заковылял к автомобилю. В багажнике он обнаружил две канистры бензина, а в салоне оказался опечатанный портфель.
Описывать убийство – дело циничное. По большому счету дело низкое и даже подлое. Убийство человека не является предметом искусства и литературы. И меньше всего хотелось бы писать об этом, но беда в том, что вся история России двадцатого столетия – это сплошная цепь убийств. Автору, к сожалению, ничего не остается сказать, кроме того, что герой этого повествования сомнительного призвания быть убийцей не имел. Со временем ему не повезло – одни сплошные войны.
Расположившись на заднем сиденье в ожидании Трифонова, Суровцев напряженно думал. Боль в ноге, которую еще предстояло осмотреть, становилась все сильнее. Нога опухла, и сапог нестерпимо ее сдавливал. Появившийся Трифонов, тяжело дыша, вопросительно смотрел на Суровцева.
– Вот что, – указал Суровцев на пропуск с красной полосой, прикрепленный изнутри к ветровому стеклу. – Двигаемся на юг. В Кемне эту машину, вероятно, хорошо знают и помнят. Черт дернул этих немцев остановиться! Ведь документы же везли.
Ни при каких условиях машина с фельдъегерской почтой не должна была останавливаться. «Забыли немцы, с кем войну начали, – буднично подумал генерал. – Действительно, чувствуют они себя здесь, в Финляндии, как у себя дома. Хозяева мира», – мысленно проматерившись, добавил он.
– Едем на юг. Если не встретим представителей финской пограничной стражи, желательно высокого ранга, поедем до самого Тампере, а если придется, то и до Гельсингфорса.
– Хельсинки, – мягко поправил Трифонов.
– Никак не могу привыкнуть к новому названию вашей столицы. Поехали.
Они и поехали, обрастая по пути пометками комендатур и один раз даже дозаправившись бензином.
Глава 26. Сибирский калейдоскоп
Калейдоскоп. Сейчас остается все меньше людей, для которых эта детская игрушка была примечательной забавой детских лет. Придумал ее, несомненно, человек умный и знающий. Изначально игрушка представляла собой небольшую металлическую, а то и картонную короткую трубку сантиметров пяти в диаметре. В трубку эту, по ее длине, вставлялись три одинаковые зеркальные полоски, которые своими ребрами образовывали правильный треугольник. Внутрь этого треугольника клали десяток разноцветных стекляшек, а то и драгоценных и полудрагоценных камней всех цветов радуги. Все зависело от социального и материального положения семьи. Трубки калейдоскопа могли быть изготовлены даже из серебра и золота. Один конец трубки закрывался матовым стеклом, чтобы рассеивать дневной свет. В противоположный конец трубки, который представлял собой смотровой глазок, вставлялось обычное стекло. Когда ребенок смотрел в него, то видел красивый, правильный геометрически, цветной узор. Стоило повернуть калейдоскоп в руке – и изображение менялось, никогда не повторяя прежнее. Игрушка развивала и формировала правильное цветоощущение и память. Невозможно было предсказать, каким будет изображение после очередного поворота калейдоскопа. Революция, а затем Гражданская война вращали калейдоскоп событий с такой быстротой, что невозможно было даже зафиксировать в восприятии не только исторические события, но порой и их последовательность. Сибирь не была исключением. За каких-то полтора года, с мая 1918-го, когда восстал сорокатысячный Чехословацкий корпус, по декабрь 1919 года антибольшевистское движение сначала разлилось на невообразимых сибирских просторах от Тихого океана до Уральских гор. Без каких-либо, казалось, усилий Белое движение перевалило уральские хребты и докатилось до берегов Волги. Так же стремительно необъятное, разливанное море покатилось в 1919 году в обратную сторону, пока не превратилось в подобие морской пены и не исчезло, как сама эта пена, на восточных рубежах державы в районе Иркутска. И весь этот, в полтора года длиной, отрезок времени был наполнен огромным количеством дат и событий, сменяющих друг друга, как узоры в калейдоскопе. «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы. ...Следите за подкреплениями; мобилизуйте поголовно прифронтовое население; следите за политработой», – телеграфировал Ленин Реввоенсовету Восточного фронта в мае 1919 года. И уже в течение весны и лета 1919 года в результате контрнаступления Красной армии была разгромлена ударная группировка белых Западной армии. Красные овладели инициативой. Устранили угрозу выхода колчаковцев к Волге и в результате трех последовательных наступательных операций – Бугурусланской, Белебейской и Уфимской – к августу того же года захватили весь Урал. Ленинские директивы были выполнены с опережением.
В личном вагоне командующий 5-й Красной армией, бывший поручик Семеновского полка Михаил Александрович Тухачевский снял со стены купе-мастерской очередную заготовку скрипки и принялся за работу. Он не нарушал уже сложившуюся традицию. Новая военная операция – новая скрипка. По свидетельству современников, скрипки маршала Тухачевского были более чем хороши. Орудуя лобзиками и стамесками, скрипач-любитель становился признанным музыкальным мастером. А поручик-неудачник царской армии, когда обдумывал за работой детали очередной операции, вырастал в выдающегося полководца армии Красной. Еще несколько дней работы, лакировки – и можно будет натянуть струны на почти готовый инструмент. Один-два месяца доводки, и новая скрипка явит миру свой голос. Каких-нибудь несколько месяцев, и вверенная ему армия буквально выдавит белых из Западной Сибири. Постучавшись, вошел начальник штаба армии.
– Разрешите? – В голосе и в осанке вошедшего человека угадывался кадровый военный.
– Что у вас? – не прерывая работы, спросил командарм.
– Телеграмма от Блюхера.
– Читайте.
– «Вышел к Тобольску».
– Все?
– Так точно.
– Готовьте приказ. Комдиву-один взять Тобольск.
– Слушаюсь!
Отстраненный личным приказом Колчака от боевой работы Суровцев сначала вместе со Степановым, а затем уже один занимался вопросом сохранения части золотого запаса Российской империи. География его передвижений охватывала огромное пространство от Иркутска до Хельсинки. Встреча с регентом Финляндии Карлом Густавом Маннергеймом была одним из звеньев в цепи многих мероприятий, связанных с созданием тайных хранилищ, а возможно, и эвакуации части золотого запаса. После политически бесплодных переговоров в Гельсингфорсе Суровцев вернулся в Россию. Признавать независимость уже независимой Финляндии сам Колчак и его правительство отказались. Правительство же финское, несмотря на это, твердо обещало поддерживать Белое движение. И прежде всего войска армий генерала Юденича и генерала Миллера. Забегая вперед, надо сказать, что слово свое барон Маннергейм сдержал. Солдаты и офицеры белой армии после окончания Гражданской войны нашли надежное пристанище на территории Финляндии. Многие русские офицеры стали офицерами армии финской. Но в Гражданскую войну Финляндия не вступила. Маннергейм справедливо посчитал эту войну внутренним конфликтом России. Прихватывать русские территории в отличие от стран Антанты ему было не нужно. Свою сохранить бы. Хотя чего там Антанта! В Польше маршал Пилсудский заговорил о Польше от моря до моря за счет русских территорий. Далась им именно такая Польша! Но тут ничего не поделаешь. У поляков даже простой крестьянин все равно – пан. Не хухры-мухры!
Осенью 1919 года Суровцев встретился с Пепеляевым. Оба изменились за прошедшие месяцы и тяжело переживали свою размолвку. Расстались они, будучи героями и организаторами победы, которую Ленин назвал «Пермской катастрофой», а встретились генералами терпящей поражение, отступающей армии.
В штаб Пепеляева Суровцев явился в сопровождении двух человек. Кроме Соткина, с ним прибыл личный представитель барона Маннергейма Бруно Хакинен. Сама личность этого человека требует рассказать о нем подробнее. Бруно Хакинен не был кадровым военным. Форма офицера колчаковской армии, правда, без погон, в которую он был облачен, сидела на нем так же мешковато, как сидела бы любая другая. Хакинен был ученым. Образование он получил в Германии, а свое научное имя сделал как исследователь финского народного эпоса Калевала. В дальнейшем сферу его научных интересов составляла этнография. Его труды о народах Сибири, принадлежащих к финно-угорской языковой группе, были удостоены золотой медали Русского Императорского географического общества. В своих экспедициях – по сибирским рекам летом и на оленьих упряжках зимой – он провел более пяти лет. Официально он и появился в Омске как чудаковатый ученый, который просит адмирала, в прошлом такого же, как и он, исследователя русского Севера, о финансировании очередной экспедиции. Словом, чудак. Нашел время для экспедиций!
– Ну так что, господа? Давайте покончим с вопросом эвакуации золота, – начал разговор Пепеляев. – Как я понимаю, на пароходе, с которым вы прибыли, тоже золото. Впрочем, я не хотел бы вникать во все детали. Должен признать, наличие в Тобольском кремле немалых ценностей не прибавляет устойчивости вверенным мне частям. Мне эта головная боль не нужна. Контрразведка чуть ли не каждый день выявляет охотников поживиться. Сейчас сюда явится штабс-капитан Киселев. Он вам расскажет более подробно. Сережа, вечером жду тебя у себя, – сказал Анатоль в заключение.
– Непременно буду, – пообещал Суровцев. – И еще, будьте добры, ваше превосходительство, отдайте приказ по армии об эвакуации ценностей в Сургут.
Пепеляев удивленно посмотрел на друга. Впрочем, сразу понял, что его приказ и сама эвакуация, по сути своей, могут быть понятиями различными.
– Хорошо. Сейчас же дам распоряжение своему начальнику штаба, – не без грусти ответил Анатолий Николаевич.