— Вставай, вставай, они говорят, что это не ты виновата.
Все равно она всегда будет считать себя виноватой. Он тоже. Мало кто понимает, насколько похитители бывают настойчивы, терпеливы, изобретательны и быстры. Если они кого решили похитить, то они это сделают.
Райтсворт сказал, что хочет задать миссис Неррити несколько вопросов, и повел ее к дальнему дивану. Ее здоровенный муж шел за ним со своим позвякивающим стаканом в руке.
Алисия упала в кресло, будто ноги уже ее не держали, а мы с Тони отошли подальше и сели у окна, чтобы тихонько обменяться замечаниями.
— Он, — Тони показал, головой на Неррити, — все время топал туда-сюда, истоптал этот хренов ковер до дыр, обзывал жену гребаной коровой.
По-всякому обзывал. Я некоторых слов даже и не слышал никогда. — Он свирепо осклабился. — Иногда вот так и просвещаешься.
— Изливает гнев на того, кто не сможет дать сдачи?
— Бедная дура.
— Еще требования были? — спросил я.
— Ни фига. Уменьши звук. Этот луч света в темном царстве, Райтсворт, приволок с собой чемодан, набитый подслушивающими устройствами, но и половину не знает куда втыкать. Я сам установил «жучок» на телефоне. Терпеть не могу, когда эти паршивые дилетанты путаются под ногами.
— Насколько я понимаю, мы ему не нравимся, — сказал я.
— Райтсворту-то? Да он ненавидит даже землю, по которой мы ступаем.
— Это правда, что Джон Неррити ничего не может получить за лошадь?
Я спросил очень тихо, но Тони оглянулся, чтобы быть уверенным, что ни супруги Неррити, ни Райтсворт его не подслушают.
— Когда я пришел, он все мне и выложил разом. Похоже, его чертов бизнес хиреет, и он заложил кое-какие... хм... части своей лошади, чтобы поправить дело. Так сказать, занял под нее. Весь этот сыр-бор из-за того, что, как я понимаю, он не надеется набрать денег, чтобы вернуть своего сопляка. Он в панике, и его хреновы подштанники пора отсылать в стирку.
— А что он сказал о нашем гонораре?
— Ага, — он искоса глянул на меня. — Это ему прямо под дых пришлось. Он сказал, что не может себе этого позволить. Затем стал умолять меня не уходить. Да и с Райтсвортом у него тоже не больно ладится. Да и кто с этим легашом поладит? Вот он и ходит такой издерганный со всех сторон и валит все на свою жену. — Он глянул на Миранду, которая снова залилась слезами. — Похоже, она работала у него секретаршей. Вон у него на столе ее фото. Красотка, ничего не скажешь.
Похоже, снимали ее в студии. Ангельски хорошенькое личико с тонкими чертами, большими глазами и еле заметной улыбкой. Наверняка снимали прямо перед свадьбой, в тот миг, когда она была наиболее привлекательна, до того, как жизнь прокатилась по ней и втоптала в грязь все пленительные мечты.
— Ты сказал ему, что мы и за так ему поможем? — спросил я.
— Ни хрена. Честно говоря, он мне не нравится.
Наша фирма иногда работала бесплатно, но это зависело от обстоятельств. Все партнеры признавали, что семье, попавшей в беду, все равно надо помочь, и никто из нас не ворчал по этому поводу. Мы все равно никогда не запрашивали много, так что разбогатеть нам не светило. Мы, в общем-то, боремся с расходами, а не увеличиваем их. Просто гонорар и расходы — и никаких процентов. Наши клиенты точно знают, что сумма выкупа ни в коем случае не влияет на наше собственное вознаграждение.
Внезапно зазвонил телефон, заставив всех в комнате подскочить. И Тони, и Райтсворт замахали Неррити, чтобы он поднял трубку, и он подошел к телефону так, словно боялся обжечься. Я заметил, что он весь напрягся даже живот втянул, и дыхание его стало частым и неглубоким. Если бы в комнате было совсем тихо, мы услышали бы, как колотится его сердце. Когда он протянул дрожащую руку к трубке, Тони уже включил запись и усилитель, так что все в комнате могли расслышать слова звонившего.
— Алло, — хрипло выговорил Неррити.
— Это вы, Джон? — Звонила женщина. Ее высокий голос звучал взволнованно. — Вы меня ждете?
— О... — Миранда смущенно вскочила на ноги. — Это мама. Я просила ее...
Она затихла, когда муж, слишком быстро расслабившись от напряжения, убийственно глянул на нее и передал ей трубку. Она умудрилась взять ее, не коснувшись его руки.
— Мама? — дрожащим голосом спросила она. — Да, приезжай пожалуйста. Я думала, что ты уже едешь...
— Девочка моя, когда ты позвонила, ты была в таком волнении. Сказала, что не будешь рассказывать мне о том, что случилось. Я переполошилась.
Я не хочу вмешиваться в ваши с Джоном отношения, ты же знаешь.
— Мама, просто приезжай. — Нет, я...
Джон Неррити вырвал трубку у жены и почти проорал:
— Розмари, приезжайте. Вы нужны Миранде. Приезжайте как можно скорее. Ладно?
Он раздраженно швырнул трубку, и я подумал — неужели этот властный хозяйский тон поможет доставить сюда родительницу? Телефон почти сразу же зазвонил снова. Неррити взбешенно схватил трубку:
— Розмари, я же сказал вам...
— Это Джон Неррити? — спросил мужской голос. Громкий, агрессивный, угрожающий. Это была не Розмари. У меня самого дрожь по спине прошла. Тони склонился над записывающим устройством, проверяя дрожащие стрелки.
— Да, еле слышно сказал Неррити; как будто у него весь воздух вышел из легких.
— Слушай. Слушай хорошенько. Ты найдешь коробку с пленкой у своих парадный ворот. Делай так, как там будет сказано.
Последовал резкий щелчок и гудки, а затем Тони, нажимая на кнопки, заговорил с кем-то, видимо, с телефонистом.
— Вы определили источник второго звонка? — спросил он.
Ответ мы прочли по его лицу.
— Ладно, — задумчиво сказал он. — Спасибо. Нужно, чтобы разговор продлился не менее пятнадцати секунд, — сказал он Неррити. — Лучше, чем в прежние времена. Хуже всего то, что бандюги тоже об этом знают.
Неррити уже пошел к передней двери, и теперь мы слышали, как он хрустит по гравию.
У Алисии и в самом деле был очень бледный вид. Я опустился на колени рядом с ее стулом и обнял ее.
— Можешь подождать в другой комнате, — сказал я. — Посмотри телевизор. Книжку почитай.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Извини за все. — Мы даже не заметили, когда перешли на «ты», настолько это получилось легко и естественно. Она быстро глянула на меня.
— Ты пытался отправить меня домой к Попси. Я сама виновата, что осталась здесь. Я в порядке. Я не помешаю, честное слово. — Она сглотнула.
— Так странно... видеть все это с другой стороны.
— Ты чудесная девушка, — сказал я. — Попси так мне и говорила, и она права.
Она выглядела уже чуточку не такой испуганной и на миг положила голову мне на плечо.
— Ты моя опора, сам знаешь, — сказала она. — Без тебя все рухнуло бы.
— Я буду здесь, — сказал я. — Но лучше было бы, если бы вы с Мирандой пошли на кухню и нашли что-нибудь поесть. Сами поели бы чего-нибудь.
Чего-нибудь сладкого. Печенья, пирога — чего-нибудь в этом духе.
— От этого толстеют, — автоматически сказала она совершенно по-жокейски.
— Сейчас это пойдет вам на пользу. Сахара — естественный транквилизатор. Потому те, кто несчастен, все время едят.
— Ты знаешь много очень необычных вещей.
— И еще, — добавил я, — я не хочу, чтобы Миранда услышала то, что будет на пленке.
— О... — Глаза ее распахнулись, когда она вспомнила. — Пучинелли выключил запись... чтобы я не слышала.
— Да. Это было страшно. И сейчас так же будет. Первые требования всегда пугают больше всего. Эти угрозы специально направлены на то, чтобы сломать человека. Чтобы заставить Неррити заплатить что-нибудь, что угодно, очень быстро, чтобы спасти своего маленького сына. Так что, Алисия, идите-ка с Мирандой на кухню и поешьте чего-нибудь.
Она со слегка опасливой улыбкой пошла к Миранде, которая изредка всхлипывала, будто икала. Тем не менее та апатично согласилась пойти и выпить чашечку чаю. Девушки удалились. Притопал Неррити с коричневой картонной коробкой.
Райтсворт тут же схватил ее и стал вскрывать, приказав остальным держаться подальше. Тони насмешливо поднял брови. Райтсворт вытащил пару пластиковых перчаток и надел их, прежде чем осторожно разрезать перочинным ножом толстую клейкую ленту, закреплявшую крышку.
Открыв коробку, Райтсворт сначала заглянул в нее, затем сунул внутрь руку и вынул содержимое: как и ожидалось, это была кассета в пластиковом футляре.
Неррити посмотрел на нее так, словно она могла укусить, и неопределенно махнул на нарядное золоченое и обитое тканью настенное сооружение, за одной из дверок которого находились залежи дорогого стереооборудования.
Райтсворт нашел щель для кассеты и осторожно сунул ее туда, а Неррити нажал соответствующие кнопки.
Комнату заполнил грубый, оглушительный, бескомпромиссный голос: «Неррити, слушай хорошенько!» Я быстро подскочил и уменьшил звук, поскольку угрозы на полной громкости звучат даже страшнее, чем нужно. Тони одобрительно кивнул, но Райтсворт разозлился. Голос продолжал говорить, уже поспокойнее в смысле децибел, но не в смысле содержания.
"Мы взяли твоего дитенка, Неррити. Если хочешь получить своего наследника целым, то будь хорошим мальчиком и делай, что тебе сказано. Иначе мы возьмем ножичек, Неррити, и отрежем ему кое-что, чтобы убедить тебя. Не волосы, Неррити. Может, пальчик. Или его маленькое мужское достоинство.
Будь уверен. Понял, Неррити? Так что не валяй дурака. Это серьезно.
У тебя есть лошадь, Неррити. Мы считаем, что она кое-что стоит. Шесть миллионов. Семь. Продай ее, Неррити. Как мы уже сказали, мы хотим пять миллионов. Иначе дитенок пострадает. Хорошенький малыш. Ты ведь не хочешь, чтобы он кричал? А он будет кричать от того, что мы с ним сделаем.
Ты задействуешь агента по продаже своего чистокровного. Мы даем тебе неделю. Это семь дней, начиная с нынешнего. Ты предоставляешь деньги в уже имевших хождение банкнотах, не более чем по двадцать фунтов. Мы скажем, где ты их оставишь. Делай как сказано, иначе мы его кастрируем. И пошлем тебе запись. Чик-чик, а потом визг.